— Почему единственного? А Бредин? — с кривой улыбкой поинтересовалась она.
— Я сказала «единственного нормального»!
После того, как Тихомирова с чувством выполненного долга и не солоно хлебавши покинула дедовскую квартиру, с визитом заявилось все почтенное семейство Котовых. Мама безумно волновалась из-за перелета, который мне предстоял уже завтра, и то и дело причитала по этому поводу. Димку с Максом, напротив, очень воодушевило это событие, и они принялись носиться по квартире, изображая истребители, пока отец с дедом, по традиции, укорачивали свой век, пуская сигаретный дым в пасмурное сентябрьское небо.
— Юль, ты мне сразу позвони, как долетишь! Не зевай, деньгами не свети, будь внимательна! — предупреждала мама, с тоской поглядывая на мой новенький чемодан, стоявший у шкафа. — Ну как ты там будешь одна, в чужой стране? Ты даже языка не знаешь!
— Мам, не нагоняй жути. Я знаю инглиш. На нем везде говорят. Все будет bene (хорошо), — я решила опровергнуть ее опрометчивое заявление о моих проблемах с итальянским и для пущей убедительности продемонстрировала ей большой палец. — Я же говорила, что буду не одна. Жанна Бернардовна прекрасно владеет итальянским и будет рядом в первые дни. И потом… Бредин тоже летит.
— Бредин? — мама ткнула пальцем в сторону коридора. — Удивительное совпадение!
Ага, блин, ну очень удивительное. Если бы не его дурацкая тенденция вечно цеплять меня, мы оба вообще никуда не полетели. Пожалуй, мне стоило быть ему благодарной? Да, вероятно. Но я и близко не испытывала к Бредину подобных чувств.
— Угу, — лишь пробурчала в ответ. — Мам… а почему мы с ними… конфликтуем? — вопрос слетел с языка даже для меня слишком неожиданно.
Мама подняла руку и, запустив пальцы в короткие темные волосы, зачесала их от виска назад.
— С Бредиными? — наморщив лоб, растерянно смотрела на меня, почесывая затылок. Я кивнула, а она оглянулась на приоткрытую дверь моей спальни и уже тише продолжила: — Помню, мы с папой вашим поженились только, я сюда переехала и все удивлялась, почему это Тамара Семёновна никогда со мной не здоровается. А тетка папина, баб Маша, рассказала, что это все из-за деда. Любовь у них была, понимаешь? Все началось, когда деду было столько же, сколько тебе сейчас, — приподняв брови, она несколько раз многозначительно кивнула.
— У кого любовь? — вытаращив глаза, я изумлённо смотрела на маму.
— У деда Мити твоего и Тамары Семёновны, — пояснила мама. — Они учились в одной школе, жили в одном бараке, на завод пошли работать. А потом дед в армию ушёл… Не дождалась она его, другого нашла. И все. Дед отслужил два года, вернулся и женился на твоей бабушке, а соседка замуж за того самого Бредина вышла. Ну а потом барак их снесли в семидесятых и вот в этом доме поселили.
— Ничего себе история! — я едва не присвистнула от удивления. — То есть бабуля Бредина сама виновата, так еще и строит из себя все эти годы обиженную и оскорбленную?! Ну и личность!
— Ну тут твоя бабушка постаралась ещё. Все деда ревновала к соседке, так и началась их вражда, — пояснила мама. — Папа с сыном Тамары Семёновны тоже не нашли общий язык, потом невестка Брединых с характером оказалась. Так и вышло, что ни они нас, ни мы их на дух не переносим, — она поджала губы и с шумом вздохнула. — Так, ладно, хорошо сидим. Надо придумать, чем всех наших мужиков накормить.
Мама направилась на кухню, чтобы выполнить свой долг, а я так и осталась сидеть за компьютерным столом, осмысливая полученную информацию. Дед и Тамара Семёновна! Просто в голове не укладывается. Вот уж действительно «от любви до ненависти». А дождалась бы она деда из армии, вышла замуж за него… и все… ciao, bella* (прощай, красавица)! Меня и не было бы на этом свете, равно как и Бредина. Даже подумать страшно на каком волоске висела возможность нашего с ним существования.
Около восьми, когда квартира деда наполнилась благодатной тишиной и покоем, Вет снова устроил мне телефонную атаку. С надеждой, что парень переосмыслил свое вчерашнее поведение и сделал соответствующие выводы, я приняла вызов, размышляя над тем, насколько прав был товарищ Сенека (но это неточно), заявляя об отсутствии безобразия в том, что являлось естественным.
— Привет, — Вет опередил меня. Видимо, опасался, что я не дам ему возможности говорить. — Ты все ещё сердишься? Прости, Юль, я… не знаю, что на меня нашло…
— Инстинкт размножения? — пытаясь звучать строго, перебила его.
— Нет, — выдохнул он. — Просто… Я в машине возле твоего дома. Ты можешь выйти?
— Мне вставать рано.
— Я не задержу тебя, обещаю.
— Ладно.
Его тон Умирающего лебедя не оставил мне другого выбора, и пятнадцать минут спустя я стала счастливой обладательницей самой розовой розы в мире и самомнения размером с БелАЗ. Вет был до безобразия галантен этим вечером, держал руки при себе и все твердил, какая я замечательная и незаурядная. Короче говоря, знал, что нужно сказать девушке, чтобы она сменила гнев на милость. И я сменила. Правда виду не подала. Снова для профилактики. После чего с гордым видом, позволив парню поцеловать себя, направилась домой.
Бредин появился словно из неоткуда и ворвался в лифт за мгновение до того, как двери закрылись.
— Привет, Котова, — кивнул мне, переводя взгляд на цветок. Губы парня растянулись в усмешке, давно успевшей набить мне оскомину, а в его серых глазах бесы танцевали тарантеллу. — Кажется, он не в курсе, что ты не любишь розы, — добавил с утвердительной интонацией.
Откуда он знает?
Я опустила цветок бутоном вниз, лишив Бредина возможности рассматривать его. Отступив, прижалась спиной к стенке кабинки, чтобы не пришлось запрокидывать голову, и спросила:
— С чего ты это взял?
Бредин повторил мой маневр и подпер собой противоположную стенку.
— В седьмом классе Демидова доставала всех тем, что просила заполнить ее глупую анкету. Помнишь?
Я перевела взгляд в верхний угол кабины.
В седьмом? Да я с трудом помню, что было в одиннадцатом. Ну… за исключением выпускного.
— Допустим, — ответила, с трудом припоминая что-то подобное. — Не знала, что ты фанат всей этой девчачьей фигни.
— Нет. Но эта тетрадь всё ещё у меня. Мы с пацанами стащили ее у Машки, надеялись узнать что-то интересное, но это было полное разочарование. Никакого компромата. Сто скучных банальных вопросов. Твой любимый цвет, любимая группа…
— Надо же, какой ты стал сентиментальный, — я перебила его, опасаясь, что он начнет перечислять всю сотню. — До сих пор хранишь тетрадь Демидовой, еще и цитируешь.
Лифт остановился, двери открылись, и я вышла вслед за Брединым.
— Демидова тут ни при чем, — заявил парень. Заслоняя собой дверь, он встал у меня на пути. — Я случайно ее обнаружил, когда мы ремонт летом делали и выкидывали всякий хлам.
— Как интересно, — проговорила я со скучающим видом. И скрестила руки на на груди в ожидании того, когда он свалит с дороги.
— Я тоже так подумал. Это… как получить привет из прошлого, — Бредин пропустил мимо ушей мой тонкий намёк.
— Прости, у меня нет времени участвовать в этой ностальгической акции, — я добавила убедительности, растянув губы в саркастической ухмылке.
— Ты разбиваешь мне сердце, Юля, — парень намеренно глубоко вздохнул, качая головой.
Зная, что этот бессмысленный разговор мог тянуться бесконечно долго, я молча обошла Бредина и остановилась возле своей двери, шаря в кармане джинсовой куртки в поисках ключей.
— Розы, все оттенки розового и я, — четко произнес парень за моей спиной.
— Чего? — я обернулась, услышав странный, но смутно знакомый набор слов.
— Это то, что ты не любишь больше всего. — Бредин стоял лицом ко мне, раскручивая на пальце брелок с ключами. — Но хотелось бы надеяться, что за пять лет хоть что-то из той анкеты могло измениться. Клёвые ботинки, кстати, — и указал ключами на мои жёлтые штиблеты. — Как и тот фартук, что был на тебе.
