(Несколько позже)

В новой робе, сопровождаемый аж двумя надзирательницами, неторопливо «чапаю» по дорожке. Несу в руках картонную коробку с личными вещами. Всё (включая мой меланхоличный вид), — как в классическом дорамном штампе о переезжающем сотруднике. Единственно, что переезд осуществляется из одиночной камеру в общую, а место действия — тюрьма, но это так, «за кадром».

Комиссия определила меня, как сказали, в «блатной» отряд и якобы это хорошо. Убийцы вместе с другими «тяжкими» — сконденсированы в отряде « number one». «Единичка» означает не самых лучших, а указывает на повышенное внимание к данным людям. Корейская специфика.

Я так и не узнал, какую фразу следует говорить в Корее, представая первый раз перед сокамерницами. Надо было обеспокоиться, разузнать, но честно говоря, все три дня одиночки — продрых без задних ног. Спал, как днём, так и ночью. И голый пол не был помехой. Возможно, организм подобным образом восстанавливается после недавнего своего «закидона». Он, кстати, до сих пор не вспомнил пройдённую дорогу до храма и как ему удалось не попасть в поле зрения телекамер. Нет в голове у него ничего и всё тут! Настоящая амнезия…

Так. Похоже, — дотопали. Серёга, не боись! Тут всё же не совсем как бы настоящая тюрьма, а место перевоспитания несовершеннолетних девочек… Упс! Фига себе, кобылы-то какие! Вот это сиськи!

* * *

СоМи! — повелительно произносит надзирательница, первой вошедшая в помещение. — Вот тебе новая подопечная.

Сделав шаг в сторону, она указывает дубинкой на ЮнМи, стоящую с коробкой в руках.

— Принимай свежачок! — командует она.

Низкорослая черноглазая девушка в арестантской робе, которую назвали СоМи, кланяется в ответ, делает несколько шагов вперёд и, остановившись, внимательно смотрит на новенькую. Позади ней, другие жительницы камеры, повставав с постелей, или оставшись сидеть, но вытянув шеи, тоже усиленно разглядывают пополнение.

— Обалдели, да? — обведя взглядом замерших девушек, насмешливо спрашивает надзирательница. — Не ожидали, что вам такое счастье привалит?

— СоМи. — говорит она, вновь обращаясь к старшей по камере. — Чтобы аккуратно с ней. Помнёте мировую звезду, — строго спросят со всех. И с тех, кто «ничего не делала, просто смотрела».

— Всем ясно⁈ — рявкает тюремщица, обращаясь к заключённым.

— Да… — нестройно раздаётся в ответ.

— То-то. СоМи, зайдёшь потом в администрацию на инструктаж.

— Так точно, госпожа. — с поклоном отвечает старшая.

— Знакомьтесь. — милостиво предлагает надзирательница, махнув в сторону ЮнМи дубинкой. — И помните: я всех предупредила.

Развернувшись, охранницы выходят, закрыв за собою дверь. Наступает тишина. Пара десятков пар глаз внимательно и цепко оглядывая, изучают вновь прибывшую.

— Аньён. — улыбаясь, произносит ЮнМи, поняв, что пришла её очередь говорить. — Меня зовут Агдан. Отбываю наказание по статье тридцать — «уход с воинской службы». Осуждена на пять лет. Два года из них я проведу в « Анян». Надеюсь, они не будут скучными.

Продолжая улыбаться, ЮнМи спокойным взглядом обводит молчащих зэчек. Пауза несколько затягивается.

— Вау-уу… — нарушая тишину, неожиданно раздаётся голос откуда-то из заднего ряда. — Томбой! Милый хён!

После выкрика тишина длится ещё несколько секунд и сменяется дружным смехом.

Улыбка сползает с лица ЮнМи. Двумя руками крепко прижимая к себе коробку с вещами, она хмуро смотрит на веселящихся сокамерниц.

Время действия: седьмое января

Место действия: загородный дом семьи ЧжуВона

— Это слишком много. — недовольно произносит сидящий в кресле ЧжуВон. — Пять лет, для девчонки — это неправильно.

— Закон суров, но это закон. — со слышимой иронией в голосе отвечает ему МуРан.

— Хальмони, вот ты смеёшься, а она сейчас в тюрьме сидит. Непонятно с кем.

— Почему — непонятно? С преступницами.

ЧжуВон поднимет взгляд и смотрит своей бабке в глаза.

— ЮнМи не рождена для тюрьмы. — веско произносит он.

— А для чего она рождена?

— Не знаю точно, но уверен, — совсем не для того, чтобы провести пять лет среди отбросов общества.

— Ты что-то предлагаешь? — заинтересованно спрашивает МуРан.

— Её нужно оттуда вытягивать, пока она не потеряла творческие способности.

— Каким образом? Если подразумеваешь связи отца, мне кажется, с этим ты ошибаешься. ДонВуку не нравится ЮнМи. И об этом он несколько раз говорил. Мой сын осторожен и не станет ввязываться в скандальное дело, за которым следит вся нация.

— Действительно. — саркастически хмыкает ЧжуВон. — Несовершеннолетняя девушка осуждена за дезертирство! Что может быть скандальнее?

— Когда несовершеннолетнюю девушку мобилизовали в армию, тебя это не возмущало. Что изменилось с той поры?

— Хальмони… пожалуйста, не делай вид, будто не понимаешь. ЮнМи приняли в ряды вооружённых сил в качестве украшения. Как АйЮ взяли в министерство внутренних дел.

— Она-то поумнее оказалась. Не нарушает правила и всё у неё хорошо. Не то что Агдан.

ЧжуВон недовольно поджимает губы.

— Просто для ЮнМи неудачно сложились обстоятельства. — спустя пару секунд молчания поясняет он. — АйЮ не травили так, как её.

— У «сестрёнки нации» жизнь тоже была не мёдом помазана. Но она не сломалась и выдержала.

— ЮнМи тоже — «не сломалась»!

— Чего тогда переживаешь за неё?

— Я привёл её в армию. И поэтому чувствую за это ответственность.

— Только поэтому?

— Ещё потому, что безрассудно сажать в тюрьму девятнадцатилетнюю лауреатку «Хьюго» и 'Грэмми! Какое может быть творчество после пяти лет заключения? Нация просто потеряет свою талантливую представительницу, и всё.

— То есть, ты не за ЮнМи, а за всю Корею беспокоишься?

— Любой патриот страны подумал бы об этом. Она никого не убила, никто не пострадал. Зачем было давать такой большой срок?

— Затем, что так определено законодательством. Внучок, а какие у тебя мысли о её побеге в храм?

— Просто нервный срыв, который случается у творческих людей. На ЮнМи последнее время оказывалось очень большое давление. Ты ведь не станешь с этим спорить?

— Не стану. — покладисто соглашается МуРан и спрашивает. — Так у тебя есть конкретное предложение? К чему завёл разговор?

— Я хочу организовать сбор подписей под петицией о помиловании Пак ЮнМи. — отвечает ЧжуВон. — Мне кажется, правительство оказалось в неудобном положении. Согласись, ситуация, когда несовершеннолетняя обладательница мировых премий сидит в тюрьме по обвинению в дезертирстве, выглядит весьма странно. Особенно для мирового сообщества. Хочу оказать услугу президенту страны, предложив ей отличный вариант выхода из неприятной ситуации.

— Думаешь, она согласится? — насмешливо хмыкает МуРан.

— Почему нет? — пожимает в ответ плечами внук. — Закон соблюдён, наказание свершилось, общество довольно. Теперь, если госпожа КынХе подпишет помилование, все будут довольны её человеколюбием. Считаю, она должна просто ухватиться за такой шанс. Ведь скоро выборы.

Бабушка на пару мгновений «подвисает», размышляя.

— Но тогда ты должен возглавить сбор подписей. — решает она. — Если хочешь обратить на себя внимание.

— Конечно. — кивает ЧжуВон. — Так и задумывалось. У меня для этого и основание есть.

— Какое?

— Во-первых, — мы служили вместе и ранены в одном бою. А во-вторых, — одно время я считался её женихом.

Бабушка недовольно поджимает губы.

— В благодарность за спасение от тюрьмы, ЮнМи станет работать в твоём агентстве?Так? — спрашивает она.

— Надеюсь, она захочет отблагодарить, ответив взаимностью.

МуРан качает головой. То ли осуждающе, то ли в восхищении.

— Хальмони. — говорит ЧжуВон, — У твоего внука исключительный дипломатический талант. Суметь придумать решение, в результате которого все окажутся довольны, — согласись, это высший пилотаж.