Артур легко перелез через забор и рванул к станции на электричку.

Вопреки адской жаре, душа пела: «Нас утро встречает прохладой».

Смирнов был крепким спортивным парнем, разве что в очках. Это несколько искажало образ физкультурника с белоснежной улыбкой. Да и улыбка была не идеальная, прикус ее портил.

Но это все ерунда. Главное, вот-вот сбудется его мечта стать студентом МГУ, и не каким-то студентом, а исторического факультета.

Кажется, все должно быть нормально: отметки блестящие, рекомендации – самые благожелательные: общественник, комсомолец, активист. Анкета отличника. Одно портит настроение, но Артур не дает себе права сомневаться. Он все сделал правильно. Ведь отец дома, но ищет работу и ждет апелляции. Значит, именно в данный момент, именно сегодня он, Артур, с чистой совестью может сказать, что его биография безупречна.

Истфак был его мечтой, недаром родители назвали его Артуром в честь великого литературного героя «Овода». Кстати, свое имя он терпеть не мог. А книгу не читал, дома ее не было. Нет, он просто всерьез интересовался историческим процессом, закономерностью событий и радовался, что живет в стране, которая впервые в мире повернула историю вспять.

В электричке было не продохнуть. Пот тек по спине. Народ мрачно ехал в Москву на работу.

На стене возле приемной комиссии были вывешены списки поступивших. Пришлось надеть очки. Нашел свою букву «с», и сердце захолонуло: Смирнов Артур Савельевич – его так еще никогда не называли – как это весомо, как по-взрослому звучит. Он оглянулся – видел ли кто его торжество, но вокруг слышались только печальные девичьи всхлипы. Ну куда девчонкам до исторических процессов!

Энергично работая локтями, к спискам пробились две девушки. Одна была невысокая с очень короткой стрижкой и в строгой блузке с комсомольским значком. Другая была в чем-то распахнутом, летнем и ярком. «Сейчас тоже рыдать начнут», – злорадно подумал Артур, но от стенда не отошел, ему захотелось еще полюбоваться на свою фамилию.

Встав на цыпочки и ткнув в список пальцем, первая девушка удовлетворенно сказала:

– Рогова Тамара Александровна! Ура!

Другая вдруг заметалась, отодвигая Рогову:

– Дай мне тоже посмотреть! – И прочитала вслух: – Рязанова Лариса Ярополковна.

– Однако, – подивился Артур и весело сказал: – А дальше я, Смирнов Артур Савельевич.

– Артур, – захохотали обе девицы, очевидно, они не читали романа Этель Лилиан Войнич.

– Да, – скромно сказал Артур, тоже не читавший, но всё знающий, – в честь Овода.

– Тогда так бы и назвали Овод, Овод Савельевич, – грубовато сострила Рогова.

Но подружка ее не поддержала: она поняла, что, если не знаешь, лучше помолчать. Артур оценил деликатность Рязановой. Его поразил ее взгляд, он называл такие глаза украинскими – влажные, круглые, добрые. Как у артистки Наталии Ужвий.

– Девочки, – сказал он, убирая очки в карман, – в кинотеатре «Колизей» идет фильм «Композитор Глинка». Приглашаю отметить наше поступление!

Девушки переглянулись и согласились.

Кинотеатр «Колизей» на Чистых прудах. Какое это счастье! Артур очень любил Москву и особенно Чистые пруды. Он знал, что когда-то при царе Горохе они назывались Погаными и их было много, по крайней мере, несколько. Но теперь пруд был всего один и на удивление чистый: зимой там устраивали каток с музыкой и горячим чаем в пропаренной молодым и остро пахнущим потом раздевалке.

В подвальном этаже находился буфет и расщедрившийся Артур, кроме билетов, купил девочкам по пирожному. Хорошо, что подумал о деньгах и прихватил у Бабы Яги, – пригодились.

Перед началом сеанса тут уже совершенно бесплатно пела неопределенного возраста певица песни из кинофильмов, и девочки ей немного подпевали, причем дивчина с украинскими глазами пела, как ему казалось, совершенно чисто. Артур сам был без слуха – в маму, но ценил этот талант у других.

После фильма Артур покатал девушек по пруду на лодочке. Лариса, как она сказала, привыкла к морю и к катанию осталась равнодушна. Но москвичка Тамара была довольна. Она выразилась несколько казенно, очевидно, от волнения:

– Спасибо за приятное посещение. Содержательная картина.

А Лариса нежно произнесла:

– Я всегда любила вальс-фантазию.

Артур не был избалован знакомством с женским полом, он заканчивал мужскую школу, как и все мальчики в 1952 году, и у него закружилась голова от этих волшебных существ.

А Тамара еще добавила:

– Надеюсь, будем в одной группе! – и крепко пожала ему руку.

– До осени, – негромко пролепетала Лариса. И слегка дотронулась до него своей маленькой ручкой.

В метро они сели совсем в другую сторону и уехали в голубом вагоне.

До осени Артур маялся на даче и считал дни. У него был велосипед, который купил ему отец еще в пору своего материального благополучия, и Артур уезжал каждый день, открывая новые подмосковные виды. Он даже не ожидал, что вокруг Москвы есть леса с грибами. И даже с малиной. Набирал в ладонь и ел. А грибы, задев ногой, не брал, не различал, какие из них хорошие, а какие нет.

Отец, изнывая от безделья, посадил картошку на заднем дворе и теперь все время ее окучивал, ворча, что Артур ему не помогает.

Однажды к ним на дачу приехала из Москвы мама, и живущая внизу богатая родня пригласила всех на чай. Баба Яга не пошла, сказала, что ноги болят. И сестренку не пустила, объяснила, что у девочки колит и ей ничего нельзя есть.

Мать с отцом и Артур пошли к нижним с визитом. Мама привезла из Москвы торт «Арахис», и Артур понадеялся, что его-то он будет смаковать, поедая маленькими кусочками. Но мать взяла и отнесла все богатым, а у тех и так всего было навалом. Их торт куда-то засунули, и Артур затосковал. Мать сказала сердито:

– В гости с пустыми руками не ходят.

Лучше бы он георгины у соседей наломал, честное слово. Или хотя бы отдал одну из многих жестяных банок для крупы.

Стол был накрыт под вишнями, которые почему-то не собирали. Артур сел к столу, и тяжелая ветка легла ему на плечо. Он стал есть ягоды прямо с ветки вместе с косточками.

Вся родня была папина. Кроме его мамы, дядя с женой и старушка-домработница, которая все подавала и убирала. Речь у нее была непонятная, простонародная и корявая. Жена дяди говорила ей «мама». Артур всегда удивлялся, какая же она мама, если летом живет в кладовке возле входной двери, а зимой на сундуке за занавеской в одной из комнат, в бесконечной череде других. Видел он эту анфиладу всего один раз, когда приезжал с мамой навестить больного папиного брата. А вообще их не пускали к себе.

Баба Яга сказала, что раньше все очень дружили, а потом поссорились, и никто не помнит из-за чего.

Разговор зашел о неприятном – о нынешней папиной работе. Отец стал работать в артели, которая выпускала жестяные банки для компотов. У них теперь дома всюду были эти банки – от жуков в крупе, или для полевых цветов, которые любила собирать Баба Яга, или мелочь всякую хранить. Удобная, в общем, вещь.

– Савушка, – сочувственно говорила тетя, – ты ведь инженер-экономист с высшим образованием, ты член партии с…

– Был, – сказал отец, – теперь нет.

– Но разве ты виноват? – не унималась тетя.

– Виноват, – честно сказал отец, – написал рекомендацию в партию скрытому врагу.

– Но ты же не знал.

– Ладно, – пресек неприятную тему дядя, брат отца, – разберутся. Ты подал на апелляцию, так? Значит, жди.

– Ну вот и хорошо, – обрадовалась мать и спросила у невестки: – А как ты варишь варенье? Ты косточки вынимаешь?

Уютно было сидеть в саду. Братья хорошо выпили, вспоминали прошлое.

– А помнишь, как ты покрасился, – засмеялся старший брат.

– А я подумала, что он брюнет, – подхватила мать, – он мне таким и понравился, черноволосый-черноволосый.

Артур ест и думает: «Я слышал это тысячу раз, неужели им больше не о чем говорить».