С уложенными волосами и в безупречной форме Жанин вошла в длинный серый коридор, где время, казалось, остановилось. Она была довольна и даже улыбнулась, когда почувствовала, что вновь обрела свою мечтательную незаметность.
Я никогда не думала, что захочу вернуться к роли неудачницы, которая сидит в конце класса. Быть популярной – это прекрасно, но роль невидимки имеет определенные преимущества в социальном плане.
Все было хорошо, все встало на свои места, и незаметность Жанин, казалось, снова активировалась.
Затем, когда я собиралась войти в класс, в тот момент, когда я чувствовала, что я просто никто, милый аутсайдер, в этот драгоценный момент кто-то – я говорю «кто-то», потому что я понятия не имею, кто это был, – сказал мне, что Марио умер, что он больше не помеха. Да, помню, он использовал это выражение: «больше не помеха». Как только я осознала то, что только что услышала, – почувствовала давление. Внезапное осознание сдавливает мое тело, и я слышу хруст собственных костей. Я не могу дышать и прерываю свой ответ, а этот «кто-то» в моей голове продолжает говорить. Мне нужно бежать, дышать, но я не могу сделать и двух шагов и сижу на лестнице, пока толпа студентов-первокурсников проходит сквозь меня, будто бы не замечая. Я не чувствую их прикосновений. В голове пульсирует только одна фраза: Марио мертв. Тот парень, который изнасиловал меня на простынях с нелепым детским узором, тот, который впервые овладел мной… мертв. Он больше не сделает ни одного вдоха, никогда не улыбнется, не откроет глаза и не будет купаться в лучах славы, зная, что он король вечеринки?
Дыхание Жанин стало прерывистым, как в то первое утро в школе. Она с трудом поднялась на ноги и, прислонившись к стене, пошла в сторону туалета. Ученики разошлись по кабинетам, и она осталась одна. Вокруг было тихо, и только в мыслях Жанин громким эхом отдавались голоса. Голоса, которые проникали во все разговоры, реальные или вымышленные, которые она вела с Марио. Как будто кто-то нажал кнопку play одновременно у всех, создавая невыносимую какофонию. От нарастающей напряженности их голосов и воспоминаний, истинных или ложных, хотелось плакать, и она плакала, держась за ручку двери в туалет, как будто знала, что, войдя туда, сбросит социальную составляющую, и то, что сейчас было слезами, уступит место цунами неконтролируемых эмоций. Так и случилось. Если бы вы только слышали плач и крики, которые издавала Жанин… Если бы вы видели, как она кричала, брыкалась, плескала себе в лицо водой, как ее тошнило в попытках хоть немного избавить от этого горя. Она билась в истерике, буквально вырывала волосы и пинала стены и шкафчики, будто те были настоящими виновниками ее слез. Если бы вы видели ее в тот момент, то подумали бы, что в мире нет более несчастного существа, чем она. Объективно это может казаться слишком бурной реакцией, но в мире Жанин Марио занимал много места. Он был одним из самых прочных столпов ее истории, был одним из главных героев ее жизни. Это как если бы вы сильно привязались к плохому парню в сериале, и в одночасье его не стало. Этот герой был необходим для того, чтобы хорошие парни оставались хорошими. Она чувствовала себя примерно так же. С исчезновением одного из самых важных действующих лиц казалось, что теперь у ее жизни нет вкуса и цвета. Когда последние ученики зашли в свои классы, обескураженная Жанин пошла в противоположном направлении. Ей было невыносимо оставаться здесь, и она предпочла бы взять такси, добраться до дома, забраться в постель и пожелать, чтобы это было воскресенье перед тем роковым утром.
Андреа и Горка сидели за разными партами. Они учились в одном классе и не хотели быть типичной милой парочкой подростков, которая дурачится и хихикает, пока учителя рассказывают о своем предмете. Они не хотели держаться за руки. Андреа ясно дала понять, что хочет усердно учиться, и успешная сдача экзамена – ее цель. Она не хотела верить всем тем взрослым кретинам, которые говорили, что наличие партнера в шестнадцать лет может отвлечь ваше внимание от того, что действительно важно. Горка чувствовал себя немного странно, но, с другой стороны, ему было на руку то, что их отношения были немного… скрытными. Она только что пришла в Лас Энсинас, а у него была не очень хорошая репутация. Ну, скажем так, никакая. Поэтому он не хотел, чтобы она знала, что в школе он был мелкой сошкой. Горка боялся, что кто-нибудь из старшеклассников подойдет к его возлюбленной и скажет: «Что ты делаешь с этим сосунком?» Да, он немного стыдился такой перспективы, поэтому ему было на руку, что каждый из них был как бы сам по себе. Хотя, с другой стороны, была и другая, более личная причина, по которой он злился, – он не мог никому рассказать о своей девушке… Он считал ее очень красивой, и даже… милой.
Учебный год начался довольно бурно. Гусман и Самуэль ругались друг на друга в коридоре, а Азусена произнесла формальную речь о том, что не потерпит такого поведения и т. д. Все очень сочувствовали Гусману. Достаточно было увидеть его налитые кровью глаза и печаль, чтобы понять, что парень еще не совсем оправился от смерти Марины. Давайте признаем, никто не был уверен на сто процентов, что Нано был виновником преступления. Но он, правда, был за решеткой, так что доверие к Самуэлю было на самом дне. Бедный Самуэль… Забитый, находящийся в трагической ситуации, невыносимой для подростка… Что было бы, если бы Паула, его вечная возлюбленная, увидела ту утреннюю драку в коридоре? Наверное, ничего, потому что Паулу совсем не заботил Самуэль. Беременность заставила ее повзрослеть, она больше не была настроена на глупые любовные интрижки. Новая школа Паулы была… немного необычной, по крайней мере, по сравнению с элитной школой Лас Энсинас. Начнем с того, что там не было формы, поэтому девушка смогла прекрасно вписаться в общую картину. Не то чтобы это было отстойно. Может быть, пару лет назад это и было модно, однако не сейчас. Но ведь правда – в шестнадцать лет внешность слишком важна для восприятия в коллективе.
В классе царил беспорядок. Я чувствовала себя немного Мишель Пфайффер из фильма девяностых годов, в котором она была учительницей, пришедшей в сомнительную школу. Не помню, как он назывался, потому что я была очень маленькой… но школьная мебель выглядела как нечто из мусорного бака. Правда, поскольку здесь никто не носил форму, можно было… а я хотела избежать клише, вроде «очень красивая блондинка, шикарная девушка, которая ходит в школу для бедных», поэтому я одевалась очень просто, даже чересчур просто. Если бы Карла или Лу увидели меня, они бы спросили, в своем ли я уме. Они мне не подруги, но они бы спросили…
Там были пара эмо, пара панков в одежде с имитацией дешевой искусственной кожи, несколько гопников, ну, много гопников, пара «нормальных» людей, которые были одеты в Inditex трех или четырех предыдущих сезонов, и много кого еще. Никто не слушал меня, никто не издевался надо мной, никто не делал мою жизнь легче. Не то чтобы я чувствовала себя выше, чем они. Но да ладно, я сделала аборт, а это, нравится вам это или нет, заставляет чувствовать себя немного взрослее. Во время перерывов я подслушивала глупые и банальные разговоры об ОТ[7] и других реалити-шоу, но я никогда не интересовалась такими вещами, так что даже если бы захотела присоединиться к разговору, не смогла бы… но дело в том, что я и не хотела.
Занятия в первый день были похожи на легкие презентации, на которых кучка учителей без энтузиазма объясняли нам, насколько интересным будет курс, полный конспектов, которые я уже знала вдоль и поперек. Моя социальная жизнь не пострадала бы от этого шага вниз по социальной лестнице, но что касается учебы – я видела впереди бесплодные перспективы. Не хочу учиться. Ну, не то чтобы не хочу, просто эта система образования не для меня. Да, я решила сменить школу по многим причинам, но теперь, находясь далеко от Лас Энсинас, я понимала, что выбрала неверный путь.
