– Да, копай что хочешь. А вообще Сашка, ты права, дом как-то на меня давит. Давай его продадим! Ну точно. Продадим и купим хорошую квартиру?
У меня от сердца немного отлегло, ну если там что то есть, в клумбе, то мой муж точно об этом не знает.
– Ну да, ну да. – Зачеркал мой внутренний голос, – Конечно. А ты думала он закричит – нет. Нет! Никогда! Не копай!
Здесь как не раскладывай, все «минус» выходит. Вариант один – он знает о том, что в клумбе что то есть. Как бы я поступила, предложила уехать от клумбы подальше, только бы ее не трогать. Дом бы не продала. А он предлогал дом продать.
Вариант второй он не знает о том, что в клумбе что то есть или вообще ничего не знает, тогда почему так волнуется и предлагает продать дом. Ну если там ничего нет, чего тогда бояться. Тут выход один, надо просто копать. Значить буду копать.
Больше ни он ни я к этому разговору не возвращались. Я весь вечер с ожесточением перемывала, в ручную всю посуду. Он сидел в комнате на диване, уставившись не видящим взглядом в экран телевизора, видно о чем-то думал.
Пошли спать рано, я устроилась на его плече, он долго смотрел в потолок.
Мы не спали сон не шел. В тишине вдруг раздался голос моего мужа.
Третий рассказ Игоря
– Мы поженились с Сонечкой. Господи, какие мы были молодые, зеленые и счастливые.. Свадьбы как таковой не было, сходили в загс, расписались, с моей стороны родители и друзья, с ее – только подруга. Знаешь, как говорят в сказке – и стали они жить поживать.
Игорь говорил так тихо, как будто себе рассказывал.
– Вот мы и жили, добра наживали. Где-то через полгода я с универа домой вернулся, застал Сонечку всю в слезах:
– Игорь, бабушкина соседка звонила, ей плохо, скорую вызывали, надо поехать к бабушке. Видно, сильно ей нездоровиться. И это акурат перед ее юбилеем. Очень за нее переживаю, ей ведь уже девяносто лет будет.
– Сонечка, она на нас ругаться не будет? Что-то не очень она нас ждет в гости? – засомневался я.
– Поедим! – почти умаляющим голосом попросила Соня – Мне с ней надо переговорить. Знаешь не телефонный разговор.
– О, какие-то тайны? – усмехнулся я.
Сонечка слезы вытерла:
– Да что ты, Игорь, никаких тайн,так, кое-что что уточнить надо. Поедим?
И мы собрались в дорогу. Сонечка по аптекам пробежалась, по магазинам. Собрала кое какие лекарства и конечно гостинцы для бабушки. Все делала с каким-то воодушевлением, предвкушением встречи с родным человеком.
Я не скажу, чтобы этот родной человек – бабушка Люся, нам уж очень обрадовалась. Увидев нас на пороге ее дома, заплакала, но в дом пустила. Стол накрыла, накормила, меня об учебе спрашивала. О родителях. Потом я расположился вот на том диване, что в другой комнате стоит, он и тогда также стоял и там же, а они еще долго о чем-то шептались с Сонечкой. Было слышно только по тембру голосов, что Люсия Павловна, сердилась, а Сонечка на чем-то своем настаивала. Я так и заснул на этом диване, видно устал с дороги. А когда утром проснулся, понял, что Сонечка и Люсия Павловна, так всю ночь и просидели за кухонным столом и спать не ложились. Меня тогда это не взволновало, да и что такого, не виделись два этих родных человека очень долго, вот и не могли наговориться друг с другом.
После этого мы еще несколько раз в гости приезжали. И на юбилей к Люсии Павловне и так просто проведать старушку. Запрет на поездки к бабушке Люси снят не был, только Сонечка все равно просила меня привезти ее в этот дом. Я попытался спросить, что так ее тянет сюда, зачем вопреки запрету мы едим, да только она в ответ молчала и только отнекивалась, мол надо, ну очень ей сюда надо. Я, дурак с ней не спорил, хотя каждый раз по приезду они о чем-то горячо спорили с бабушкой. Надо было тогда вмешаться, возможно настоять, спросить о чем? Только я не решился. Молод был.
Ну а тот день я помню секунда за секундой. Мы приехали вновь погостить в этот дом. Лето было. Каникулы. Соня на работе отпуск взяла. Вечером того дня Сонечка и ее бабушка круто поругались. Даже слышал, как моя смирная жена на старушку кричала, что-то типа – все равно, куда-то там пойду, не удержишь. Засыпая, я даже прошептал шутя жене:
– Соня я тоже пойду. Можно?
Ответа не получил и спокойно заснул.
Утром мы сходили на речку искупались. За завтраком Сонечка была какая-то не в меру веселая, шумная, все шутила. Люсия Павловна хмурилась и молчала. Затем помню взял авоську и на рынок за продуктами пошел. Сонечка дома осталась. Люсия Павловна пошла со мной. Всю дорогу молчала и только у самого рынка сказала:
– Игорь, мне надо с вами поговорить.
– Поговорим, – говорю, Люсия Павловна, – обязательно поговорим.
Только какой на рынке разговор, видно и она это понимала. Мы по рынку ходили продукты покупали. На обратной дороге ее окликнула какая-то женщина, бабушка Люся махнула мне рукой, мол иди не жди.
Помню, как пришел домой. А в доме тихо. Я Соня, Сонечка – ответа нет.
Ну – подумал – Мало ли куда отправилась. Родной город, наверное, к подругам.
Даже беспокойства никакого не было. Сел в кресло и задремал. Проснулся от крика бабушки Люси, та стояла посреди кухни и кричала, рукой показывая на дверь. Дверь в сад была открыта. Ничего ужасного в этом я не увидел. Ну дверь. Ну открыта. А она все кричит, как по покойнику и на дверь показывает, на то резное дверное полотно и плачет.
Мы на рынок уходили его точно в дверном проеме не было, кто, когда поставил? Бабушка Люся что-то шепчет и плачет шепчет и плачет, а потом села в кресло и так тихо:
–Пропала Сонечка, считай утонула в реке. Все парень ты вдовец.
Я аж подпрыгнул. Давай набирать службу спасения, кричать в трубку пропала девушка, утонуло, помогите. Потом побежал к реке встречать спасателей. А бабушка только встала, сняла этот резной, деревянный навес с кухонного косяка, выставила в саду у стены дома, вернулась на кухню, села в кресло. Целый день и пол ночи бегали мы со спасателями по берегу реки опрашивали всех и ребятишек, и взрослых. Потом водолазы приехали шарили дно реки. Ничего. Сказали тут подводное течение сильное, могло отнести вниз по реке. Случаи были и такие, что даже тел не находили. Часа в четыре утра я зашел в дом. Там в кресле, как сидела, так и сидит сгорбленная старушка и даже уже не плачет. Посмотрела на меня и как-то странно сказала, что-то типа:
– Ни я, ни Сонечка не можем в этом доме жить, жить здесь для нас опасно. Ну я ладно старая живу. А Сонечке не должна была сюда даже заходить после свадьбы. Да я упустила. Захотела с внучкой последние свои дни почаще видеться. Дура старая. Это дом… – она сказала слово такое, что то типа сторожа, охранника, только женского рода. Не припомню.
Игорь помолчал.
Самое смешное, это то, что Сонечка очень хорошо плавала. В универе даже в спартакиаде участвовала. До сих пор не пойму, что тогда произошло.
Бабушки не стало через полгода. Последнее время все про них про этих стражниц говорила, очень сетовала, что это не стражницы. Какой-то бред старой женщины. Я с ней жил. Жалко было ее одну оставлять.
Из дома уехать предлагал от этих тяжевых воспоминаний подальше. А она в ответ:
– Нет, говорит нельзя. За дверью следить надо, а то каждый сможет ее открыть. Будем – говорит – ее сторожить, чтобы никто больше эту дверь на петли никто не повесил и не открыл. Я тебе этот дом припишу, ты следи за этим. А может сама до хозяйки Двери этой доживу. Может увижу. Попрошу ее и она Сонечку спасет.
Короче, она все считала, что Сонечка не утонула, а жива и вернется в дом. Все говорила, эта как ее, стражница. Мол придет и разберется.
Помолчав немного, Игорь продолжил. Не помню как она ее называла, только говорила дом до ее прихода надо сберечь.
Вспомнил, Саша, вспомнил, вдруг ободрился он, она их берегинями называла. Берегинями.
Бабушка Люся все говорила, что эти берегини, редкость большая, мол сама она за свою долгую жизнь только один раз ее и видела.
