Екатерина Петровская
Алина
Всем известно, что люди часто вытесняют болезненные воспоминания, но, как ни странно, я помню тот день до мельчайших деталей. В то далекое июньское утро, я, пятилетний и беззаботный, проснулся в своей комнате от яркого света, настойчиво прорывавшегося сквозь занавешенное окно. Солнечный луч шарил по моей кровати, отчего по одеялу разбегались неуловимые крошечные зайчики. Я пытался накрыть их ладонью, казалось, что они были теплыми на ощупь. Мне было легко и спокойно, как может быть только, когда тебе пять лет. Потом в комнату вошла мама в своем летнем платье в мелкий цветочек и синем переднике. В руке ее было ведро, увенчанное плотной шапкой белой мыльной пены, и щетка для мытья окон. Мама раздвинула шторы, и нахальное летнее солнце ворвалось в мою комнату. Я зажмурился, а мама, подхватив из ведра кусок пены, подула на него, и он приземлился прямо на кончики моего носа. Мы вместе смеялись, радуясь только нам понятной новизне наступающего дня, а потом мама крепко обняла меня. Я и сейчас могу вспомнить запах ее духов и прикосновение ее рук.
Мама включила телевизор, и теперь комната наполнилась звуками, затем она забралась на подоконник и ловкими привычными движениями принялась мыть окна. Я завороженно смотрел, как умело она орудует скребком, удаляя мыльные подтеки с радужной поверхности стекла, от чего оно становится идеально прозрачными. Легкий ветерок колыхал занавески, и они надувались как парус. Я представлял себе, что мама капитан пиратского корабля, и что мы с ней бороздим просторы океана в поисках острова сокровищ. Сейчас мама крикнет «Отдать швартовый», спустится с капитанского мостика, мы бросим якорь и вместе пойдем завтракать.
Солнце неожиданно скрылось за облаком, и я, отвлекшись, погрузился в пучину мелодий, доносившийся с экрана, а когда вынырнул на поверхность и посмотрел на окно, мамы уже не было. Ветер все также играл в занавесках, а по стеклу медленно спускались остатки пены. Я чувствовал, как вязкая и тягучая пустота обволакивает мое тело. Помню, что на экране смеялись, и я уставился в телевизор не в силах оторваться, хватаясь за него, как за спасательный круг. Непонятная дремотная пелена окутала меня, и я отдался ей полностью.
Фактически в ней я просуществовал до моих тринадцати лет. Конечно, мой папа и бабушка старались сделать все возможное, чтобы я не ощущал горечи потери, но, чем чаще они говорили мне, что в случившемся нет моей вины, тем больше я чувствовал себя виноватым, и, чем больше они меня опекали, тем более уязвимым я себя ощущал.
Наверное, я и до этого был странным ребенком, слишком домашним, малообщительным и самодостаточным, но все эти качества нисколько не мешали мне находиться в гармонии с собой и с окружающим миром. А после смерти мамы, бабушка с папой решили меня социализировать. Я был отдан в детский сад в чуткие руки профессионала с трудно произносимым именем Альфья Рамильевна. Я так и не смог его выговорить, и поэтому сразу же был записан в трудные дети с отставанием в развитии, к тому же я до школы мочился в постель, и это только усугубляло мое и без того безрадостное положение.
Я питал тайные надежды, что с переходом в первый класс что-то измениться, по крайней мере не будет ежедневных пыток тихим часом и детсадовской едой. И по началу действительно все было гораздо лучше. Оказалось, что я не такой уж идиот, легко справляюсь с чтением и худо-бедно с математикой. Но к концу третьего класса моя репутация была подмочена одним неприятным инцидентом. Произошло это в раздевалке на уроке физкультуры, когда мои наблюдательные одноклассники заметили, что я до сих пор ношу колготки. Оказывается, это было в высшей степени неприлично для мальчика моего возраста, о чем, конечно, не догадывалась моя бабушка, а я попросту не задумывался. Согласно школьному этикету, под брюки надо было надевать тренировочные штаны в случае сильных морозов или вовсе ничего.
В общем, в школе мало что изменилось, разве что с экрана телевизора я переключился на книги. Моя жизнь протекала во вселенной Нарнии или Средиземья. Я плотно огородился от внешнего мира за стеной вымышленных миров. Наружу я выходил только, чтобы принять пищу, справить естественные потребности или ответить урок.
Все изменилось, когда мне исполнилось тринадцать и на день рождение папа подарили мне настоящий астрономический бинокль со штативом. По замыслу он должен был отвлечь меня от одиночества и сблизить с отцом. Предполагалось, что летом на даче мы вместе будем любоваться звездами. Пару раз мы с папой действительно смотрели на звезды, но почему-то нам все время что-то мешало, то дождь, то облачность, то папа засыпал раньше, чем появлялись звезды, потому что очень уставал на работе. Но вскоре я нашел биноклю новое применение.
В течение всего лета я, как заправский шпион, нес свою ежедневную вахту, наблюдая за соседями. Это занятие действительно заняло меня, а вместе с тем появилось ощущение, что я делаю что-то не совсем законное. Нельзя сказать, чтоб это сильно расстраивало, даже наоборот, меня будоражила мысль, что я знаю больше, чем дозволено. Оказалось, что наши соседи не совсем те, за кого себя выдавали. Так дядя Миша раз в неделю под покровом ночи аккуратно сливал сточные воды на грядки тети Клавы. А утром, как ни в чем не бывало, выходил на крыльцо в бессменных трениках и майке-алкоголичке и раскатистым баритоном приветствовал соседку. «Доброе утро, Клавдия, какие нынче погоды стоят, урожай будет отменный». Кстати, теперь я предусмотрительно отказывался от предложения тети Клавы поесть клубнику прям с грядки или сорвать себе огурчик.
Соседи из дома напротив приезжали поздно вечером в пятницу, они под громкую музыку вкатывались в автоматические ворота дачи на новеньком BMW, выгружали кучу сумок с продуктами и алкоголем, а потом по-тихому, самозабвенно тырили дрова для камина у председателя нашего СНТ.
Школьная учительница Ольга Александровна почему-то любила загорать именно тогда, когда к ней приходил косить траву Федя. На самом деле его звали Федул, он выполнял в поселке любую работу от сбора листьев до укладки плитки, то есть был человеком разносторонним. Федя косил траву, постепенно кругами подбираясь к тому месту, где Ольга Александровна принимала солнечные ванны. Тогда Ольга Александровна поднималась, складывала полотенце и говорила: «Федор, вы должно быть устали, не хотите ли холодного компота. Только сегодня сварила». И Федя послушно шел за ней в дом. Слов я конечно слышать не мог, но мне почему-то казалось, что Ольга Александровна непременно предлагала Феде компот.
Так незаметно прошли почти все каникулы и, если бы я писал сочинение на тему «Как ты провел лето», то мог бы многое рассказать о наших соседях. Но, к сожалению, мы не писали такие сочинения, и тайны нашего СНТ уйдут со мной вместе в могилу.
Август был весь в яблоках, они свисали словно огромные виноградные гроздья, от их тяжести ветки нагибались низко к земле, как будто кланялись, предлагая свои дары. А может они хотели, чтобы кто-то облегчил им жизнь и избавил от тяжкой ноши. Яблоки были на земле, на окнах, на полу комнат, яблоки, собранные в корзины в кладовке, и расставленные в банках в виде джема и сока в сарае. Повсюду стоял их сладкий, немного волнующий и чуть грустный запах уходящего лета.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.