Мне бросилась в глаза узенькая дорожка сахара примерно в пяти сантиметрах от сахарницы. Секунду я в недоумении пялился на белые крупинки, не понимая, что меня встревожило, и тут в памяти всплыли странные ночные звуки. Я понимаю, конечно, что это признание прозвучит глупо, но я вдруг ощутил тревогу. Как ни абсурдна была мысль, что кто-то забрался ночью в квартиру, чтоб выпить чаю, я не смог подавить внезапное волнение.
Проще всего было предположить, что сахар рассыпал я сам. Правда, вечером я пил кефир без сахара, в обед - что я пил в обед? - минеральную воду, а вот поздним утром я пил кофе с сахаром. Но, хотя я и не протирал стол без крайней надобности, вряд ли б эта дорожка сахара уцелела на столе с полудня - я двигал тарелки, резал хлеб, короче, должен был бы как минимум нарушить ее очертания. Черт знает что такое! Чувствуя себя встревоженным идиотом, я принялся осматривать кухню, и вскоре нашел другую странность.
Роман, стремившийся с максимальной пользой использовать крохотное пространство кухни, оборудовал над рукомойником полки для посуды. На нижней полке стояло пять больших чашек. Я обратил на них внимание, потому что такие чашки в ту пору еще были в диковинку: на темно-синем фоне золотом были нарисованы знаки Зодиака. Чашки стояли в определенном порядке: крайняя слева - красная в горошек, от другого набора, затем чашка со Скорпионом Романа, с Весами - надо думать, его жены, и чашки детей - Водолей и замыкающий ряд Скорпион. Впрочем, не знаю, по какому принципу были расставлены чашки, но я обратил на них внимание еще в первый день моего пребывания в этой квартире, и заметил, что "семейный ряд" открывает и закрывает Скорпион.
Теперь Водолей и Скорпион поменялись местами, и последней чашкой справа был не Скорпион, а Водолей.
... Да, да, я полностью с вами согласен, мне действительно было совершенно не фиг делать, и на 70... даже 80% вся эта дурь шла от летнего тоскливого безделья. И то: поживите в чужом жилище, где боишься что-то трогать, чтоб не испортить и не разбить, да еще летом, когда все друзья-приятели куда-то разъехались и даже позвонить некому, да еще в такой квартирке, где в полдень сумерки и тихо, как в склепе - поневоле начнешь лезть на стенку. К dolce far niente, как и ко всем человеческим занятиям, надобно призвание. Причем по натуре я человек скорее мнительный и, что называется, склонный делать из мухи слона, так что немудрено, что разыгравшееся воображение принялось плодить чудовищ. Из "зодиаковых" чашек я не пил, но вполне мог за полторы недели или забыть, как они стояли, или, еще вероятнее, механически их переставить. Скорее всего, так и было: в тот первый день, когда я их брал в руки и рассматривал, я поставил их на место не в том порядке.
Уже через 5 минут трезвого размышления мне стало стыдно и я обругал себя идиотом (и вполне заслуженно). В общем, все было понятно, кроме одного (и поныне необъяснимого): почему мне, именно тогда, когда я разобрался и с сахаром, и с чашками, вдруг так мучительно, так сильно захотелось уйти из этой квартиры и не возвращаться? Нервы, скажете вы? Но с чего бы?
Да, воистину нехорошо быть человеку едину.
Скверное настроение, с которым я пробудился, не оставляло меня до вечера, хоть я и постарался его развеять: съездил домой, зашел в книжный на площади Рынок, поговорил со знакомым продавцом, пообедал двумя порциями мороженого и долго потом гулял по предвечернему городу - без приятных неожиданностей, но и без нежелательных сюрпризов. Помню, мне мучительно хотелось встретить кого-то знакомого, чтоб меня куда-нибудь позвали, в какую-нибудь компанию, как бывало в юности, и лучше всего на всю ночь. Но зовут, как всегда по закону подлости, именно накануне экзамена или какого-то другого события, когда ты никак не можешь пойти... то есть я не могу, нормальные-то люди отрываются по полной. А когда ты свободен, как птица, ты никому не нужен, и я никого не встретил.
Нет, не отвлекли меня блуждания по городу, только сменили раздражение и тревогу на грусть и тоску. Я вдруг ощутил себя одиноким, чужим, никому не нужным, словно я не родился здесь и вырос, словно мне было не 25, а 70 лет, словно жизнь закончилась и осталось доживание. Какой-то неизъяснимое печалью веяло в этот августовский день от столетних зданий, и на украшавших их фасады барельефах словно залегли долгие, траурные тени. Чтобы подбодрить себя, я попытался вспомнить что-то веселое, но, проходя через площадь Рынок, я вспомнил, как я шел через нее два с половиной года тому, в новогоднюю ночь, в сказочный снегопад, и рядом со мной шла девушка, которую я любил. В ту ночь я был счастлив, неправдоподобно, неимоверно, а что теперь? Я один, совсем один, и даже не знаю, где она, не знаю, почему она уехала... короче, от воспоминаний мне и вовсе тошно, настолько, что я подумал о двух возможных способах лечения хандры: а) купить бутылку; б) поехать домой и согреться у семейного очага. Но мой внезапный поздний приезд только растревожил бы мать и бабушку, и я так и не смог придумать повод для него; а распивание спиртного в гордом одиночестве до сих пор не входило в число моих привычек, и я отнюдь не желал таковую привычку приобретать. В итоге пошлявшись без толку по улицам, около девяти я очень неохотно вернулся обратно, и, входя в мрачный, обдавший меня сыростью подъезд, искренне пожалел, что ближайшие часы мне придется провести в одиночестве.
Я подумал: "хоть бы кто-то был со мной" - примерно этими словами.
В квартире с момента моего ухода вроде бы ничего не изменилось, да я и не приглядывался. Выпил чаю - есть не хотелось, позвонил домой, но как-то неудачно - мать устала и хотела лечь пораньше спать, так что разговор не получился, позвонил Кнежевичу, но тот еще не вернулся с юга, включил видик, вставил кассету - и попал на фильм, который я уже дважды видел, вставил другую - через пять минуту выключил, раздраженный на редкость дебильным переводом. Делать было решительно нечего. Помнится, я попробовал еще решать кроссворд, но ручка внезапно перестала писать: шарик закончился. В итоге я принял душ и, трезво рассудив, что чем бессмысленно убивать время, лучше пораньше лечь спать, и проснуться наутро свежим, отправился на боковую.
