– Ты не слушаешь меня, – возразил Шон. – Во-первых, я хочу, чтобы ты поехал вдвоем с Эмили, чтобы вы были вместе. В одиночку ты там спятишь. И я не предлагаю тебе жить в хижине: из нее все равно сделали музей в прямом смысле слова. Я подарил хижину Университету Кортаки: ее разобрали и снова собрали на территории кампуса, и теперь она стоит рядом с новым компьютерным павильоном Игл.

Билли свирепо уставился на него, и Шона охватило желание позвать Венди, охрану или еще кого-нибудь, потому что Билли смотрел так, будто вот-вот набросится. Но Шон подавил это чувство.

– Ладно. Выслушай меня. Помнишь, тетушка Бев не позволяла мне продать старый особняк?

Услышав имя тетушки Бев, Билли успокоился. По его лицу растеклось умиротворение. – Она мне всегда нравилась, – сказал Билли. – Жаль, что я потерял с ней связь. Несмотря на все, что произошло между нами в хижине, несмотря на всю ситуацию с Эмили, с моей стороны было свинством так к ней отнестись. Как она?

– Она умерла, – ответил он. – Ты не знал?

– Черт. Соболезную, Шон.

Билли посмотрел вниз на свои руки. Шон подумал, что он действительно ему сопереживает. Либо за те двенадцать лет, что они не общались, он научился лучше притворяться.

– Она была хорошей женщиной, – сказал Билли. – Твоя тетя была добра и неплохо ко мне относилась. Даже когда все пошло… Ну, она мне всегда нравилась. Первые пару лет я получал от нее открытки на Рождество, но так ни разу и не ответил, а потом решил, что она потеряла связь со мной. Но оказывается… Черт. Мне так жаль. Когда это произошло?

– Шесть лет назад. Рак груди.

Шон с удивлением обнаружил комок в горле. Одним из его первых детских воспоминаний было то, как они с мамой ездили к ней. Был ли это обычный визит или это оказался один из тех случаев, когда мать попыталась сбежать от отца? Он всей душой любил тетушку Бев, и она отвечала ему взаимностью. Она была тихой, замкнутой женщиной и оказалась не из тех, кто мог дать отпор Саймону Иглу. Но с другой стороны, кто вообще мог это сделать? Тем не менее она пыталась что-то предпринять. Тетушка Бев сделала все, что было в ее силах, чтобы спасти свою сестру. Но этого оказалось недостаточно. Возможно, именно поэтому она с таким рвением занималась Шоном после того пожара.

– Да, она была хорошей женщиной.

В кабинете внезапно стало на удивление тесно, несмотря на то что он был до смешного огромен. Шон прекрасно понимал, что это сумасшествие: иметь кабинет, занимающий пол-этажа здания. Но в каком-то смысле этим он демонстрировал свою силу. Ему не нужно было иметь такой нарочито огромный кабинет, скорее это был способ Шона показать каждому, кто входил, что с ним придется считаться, что он наделен властью и может делать все, что вздумается. Но в этот момент Шону показалось, что кабинет сжался и в нем стало совсем тесно. Он не хотел говорить ни о тетушке Бев, ни о своих родителях.

– И все же речь не о тетушке Беверли. Я просто хотел сказать, что она была права, когда хотела, чтобы я оставил себе этот кусок земли. Несмотря на то что раньше я не мог дождаться момента, когда избавлюсь от него.

– И от плохих воспоминаний.

– Ты когда-нибудь еще ездил туда? – спросил Шон. Он сам удивился тому, что этот вопрос сорвался с его губ. Нельзя было сказать, что сподвигло его на эти слова. Билли тоже явно удивился.

Прищурившись, он смотрел на него и молчал. А затем наконец резко помотал головой:

– Нет. А вот Эмили ездила.

Теперь пришел черед Шона удивляться:

– Серьезно?

– Она ходила в поход с сестрой…

– С Бет?

– С Бет. И со своим зятем. Эмили летала в Чикаго, а потом они втроем сели в машину и на несколько недель отправились в поход по Аппалачской тропе[18].

– А ты не пошел?

– Это не совсем мое. По дороге домой они сделали крюк, чтобы просто посмотреть на это место, и заночевали там. Эмили говорила, что было страшно до чертиков ночевать в палатке в одиночестве, в сотне ярдов от сестры и ее мужа. А вот Бет там понравилось. Она утверждает, что именно там они зачали моих племянниц. В общем, вот, Эмили туда ездила, а я – нет. Боже. Поверить не могу, что ты решил оставить поместье себе.

Шон кивнул.

– Что ж, я тоже, но каждый раз, когда я хотел его продать, что-то мне мешало.

И это что-то мешало ему до сих пор. Шону казалось, что ему в грудную клетку всадили крюк. Несколько раз за последние годы он был близок к тому, чтобы продать поместье, но так и не решился сделать это. Всегда, когда он хотел приказать своим адвокатам избавиться от этого места, его прошибал пот, а горло сдавливало. Вопрос был не в том, хочет Шон или не хочет продавать эту землю. Он просто не мог ее продать.

– Я его отреставрировал, – Шон замолчал. Вот и все. Момент настал. – Билли, послушай, я предлагаю тебе работу. Я хочу… нет, мне нужно, чтобы ты туда поехал. Послушай, Билли, я понимаю, что все это слишком сложно. Вот я прихожу и прошу тебя сделать что-то для меня. Но на самом деле это хорошо, ведь я могу тебе помочь. Оставим прошлое в прошлом: мы все сделали свой выбор. Позволь мне помочь тебе.

Шон подождал с минуту, пока Билли ответит. Его бесило, что ему была нужна помощь Билли. Он любил быть у руля и привык командовать и делать все по-своему. К тому же когда у тебя много денег, то, скорее, ты нужен людям, а не они тебе. Но черт побери, Шону был нужен Билли, и он считал так: слова о том, что с его стороны это отнюдь не благотворительность, изменят накал в их возобновленных отношениях. Шон не знал, станут ли они теплее или прохладнее, но какие-то изменения все равно грядут.

– Не могу сказать, что не жалею обо всех своих решениях. Есть такие моменты, которые я бы изменил, если б мог. Разве ты не того же мнения? Нет ничего, что ты хотел бы исправить?

Они оба предпочли промолчать о том, что это были за решения, но Билли неохотно кивнул.

– Все не так безумно, как кажется, – продолжил Шон. – Если бы я пригласил вас с Эмили жить в моем доме здесь, в Балтиморе, со мной, тогда да, это было бы странно. Но я не прошу об этом. Мы практически не будем видеться. Я не собираюсь делать нелепые и безумные попытки, пытаясь воссоздать жизнь в хижине или вернуть Эмили.

Или все же так и есть?

Нет. Он был уверен, что нет.

Шон замолчал и сделал глоток водки. Он ни за что бы в этом не признался, но было очевидно, что он нервничал, снова находясь в одной комнате с Билли. Он выглядел намного старше, чем раньше, и Шон на мгновение решил, что приехал не тот человек.

– Эмили сделала свой выбор между нами двумя уже очень-очень давно, Билли. Тебе не стоит об этом волноваться.

Наверное, он не был так уж в этом уверен. Людям свойственно менять свое мнение, и Эмили могла передумать. Вне всяких сомнений, она сделала неверный выбор.

И возможно, Билли думал так же, потому что он, казалось, рассердился.

– Ты что, – сказал Билли, – хочешь, чтобы я был сторожем? То есть ты поразмыслил, выяснил, что у нас тяжелые времена, и решил, что можно кинуть мне подачку? Хочешь заставить меня быть у тебя на побегушках, чтобы повысить свою самооценку? Ты за этим меня сюда позвал? Собираешься предложить мне жить в твоем крошечном особнячке на севере Нью-Йорка? Это что, такой странный способ вернуть былые времена, указав мне на мое место во всей этой истории? – Он встал. – Иди ты к черту, Шон. Я тебе не ручная обезьянка, которую можно держать в клетке, и не мальчик на побегушках.

Шон должен был догадаться, что Билли так отреагирует. Все вышло не так, как он задумывал. Они давно не виделись, но некоторые вещи никогда не меняются. Шон начал разговор с их общей истории, а надо было начать с вызова.

– Просто выслушай меня, ладно? – попросил Шон. – Я не стану отнимать у тебя много времени, обещаю. У меня была причина вызвать сюда тебя. Именно тебя. Я делаю это не ради благотворительности. Это никак не связано с чувством вины, и я не пытаюсь исправить ошибки прошлого. У меня есть работа, которую нужно сделать: она для Билли Стаффорда, и никто другой с ней не справится. Это не какая-то там подработка сторожем: мне не нужно, чтобы ты жил в доме, чинил бойлер, скидывал снег с крыши и занимался обычными делами, – и он не смог промолчать, – к тому же это не крошечный особнячок.