Об этом не могло быть и речи. Сандра смирилась со своим рабским положением. Слова «ты родилась, чтобы работать» стали для нее приговором.
…Безжалостная к мечтам рука с силой затрясла девушку за плечо.
— Опять волынишь? А ну просыпайся, лентяйка! Ты у нас не принцесса, здесь все работают! Ра-бо-та-ют! Понимаешь?
Расплывчатое, двоящееся лицо постепенно слилось в одно и стало вполне отчетливым. Это была Лорна — страж в облике беззубой старухи, подпоясанной клеенчатым передником.
— Сандра! Когда ты возьмешься за ум? — как всегда начала ворчать она. — Все мы знаем: ты спишь и видишь, как бы удрать от нас в город, чтобы обмануться так же, как обманулась твоя мать. Там ты никому не нужна, там ты пропадешь — неужто не понимаешь?!
Нет, не могла она этого понять, как не могла перестать мечтать о том, что было так заманчиво, так притягательно. Что бы ни говорили ей другие люди, сколько бы ни пугали — Сандра не отказывалась от своей мечты. Она хотела в город, хотела повидать мир, познакомиться с хорошими людьми. Те, что окружали ее на острове… Вряд ли их что-нибудь еще интересовало в этой жизни. Они жили по привычке; тяжелый труд изнурял их, отбивая всякие устремления, а Сандра не хотела становиться одной из них. Она противилась падению вовсе не из лени, а потому, что была другой.
Все то время, пока Сандру распекали, ее мать, работающая здесь же, за соседним столом, продолжала сосредоточенно чистить и потрошить рыбу. Ее движения были настолько привычными, что она выполняла их бездумно, как робот, смотря отрешенным взглядом в пустоту, никого не замечая.
Сандра не слушала нравоучений Лорны. Она выучила их наизусть, и теперь мечтала лишь о том, как бы поскорее покинуть ненавистное место. Так продолжалось изо дня в день: мужчины уходили на лодках в море, а женщины с утра до ночи перебирали и чистили их улов. Казалось, так пройдет вся жизнь — монотонно и бессмысленно.
Как только надзор стал слабее, девушка скинула фартук, незаметно прокралась к двери и, очутившись на улице, что есть сил бросилась бежать к пирсу — туда, где любила укрываться от посторонних глаз. Она терпела долго, но сейчас не осталось сил. Если бы Сандра задержалась в цеху еще хоть на минуту, то просто бы дико закричала от усталости и отчаяния…
Надвигалась буря. Фонарь у пристани со скрипом раскачивался из стороны в сторону, и тени плясали по земле в неистовом танце на пару с ветром. Девушка взошла на пирс — мост, что мог связать ее с внешним миром, но всегда уходил в темноту, обрываясь в самом начале. Она и теперь приготовилась увидеть лишь море, как вдруг остановилась, словно пораженная громом. Ноги ее подкосились, дыхание сперло. Совсем близко, в десяти шагах, на волнах покачивалось красивое парусное судно, которое светилось в темноте призрачным сиянием…
Должно быть, ей почудилось: откуда ему взяться здесь в такой час, в такое время — у берегов убогого островка, где каждый метр провонял рыбой? Но зрение не обмануло Сандру. Едва она опомнилась, как на пирсе возникла фигура человека. Ветер развевал его одежду, и весь он на фоне вздымавшихся в высь брызг казался пришельцем из другого мира. Девушка спряталась за днищем перевернутой лодки и уже из своего укрытия продолжила наблюдать за незваным гостем.
Мужчина осмотрелся, прошелся по берегу, не переставая озираться по сторонам, но к нему никто не вышел: приближалась ненастная ночь, и жизнь на острове затихла до следующего утра. Не прошло и пяти минут, как по пирсу пронесся вихрь пышных юбок: женщина, голося, устремилась вслед за мужчиной, но шум волн заглушил ее отчаянные крики.
Сандра задумалась. Все это походило на продолжение ее снов… Но теперь-то она не спала!
Пора действовать. Раз свидетельницей прибытия странных путешественников стала именно она, Сандра, значит, она и должна первой подойти к ним, чтобы предложить свою помощь…
2
Когда Лаура оказалась рядом с мужем, ее пальцы непроизвольно вцепились в его рукав.
— Мне страшно! — прошептала она. — Вдруг тут живут какие-нибудь дикари-людоеды? Мне это место совсем не нравится!
— У тебя разыгралось воображение, детка. В этих домах живут обыкновенные рыбаки, иначе и быть не может! Мы попросимся к ним на ночлег, а утром двинемся в путь.
Ободренная спокойствием Ральфа, которого никак нельзя было назвать храбрецом, Лаура неуверенно проследовала за ним вглубь острова. Из темноты проступали смутные очертания крытых соломой хижин, в окнах которых кое-где теплился свет. В ветвях кустов стонал ветер, и было здесь настолько глухо — лишь доносился шум разбивающихся о берег волн, — что Лаура содрогнулась при мысли провести ночь в таких условиях. На большой земле господа знали, что никто не осмелится восстать против их воли; здесь же были иные хозяева, иные авторитеты, поэтому когда сзади хрустнула ветка, супруги подпрыгнули от страха.
— Кто здесь?! — вскричал мужчина, вытянув руку вперед, словно предупреждая нападение.
— Тебе показалось, — пробормотала женщина, лязгая зубами от холода и страха. — Прошу тебя, давай вернемся на яхту. Нам вряд ли будут рады!
— Они бедны — это легко заметить, — покачал головой ее спутник, — горстка монет способна возбудить в них гостеприимство.
— А если нет? Вдруг с нами что-нибудь случится, Ральф? Я боюсь! — воскликнула Лаура, но не успела она осыпать мужа очередной порцией упреков, как из мрака на дорожку выступил силуэт человека. Это произошло так неожиданно, что, закричав, Лаура моментально оказалась за спиной Ральфа.
— Не бойтесь, вам не причинят зла, — прозвучал тонкий, почти детский голосок.
Признавшись себе, что сам трусит не меньше жены, Ральф извлек из кармана фонарик и поспешил направить луч света в лицо говорящего. Яркая вспышка озарила большие, настороженные, но в то же время доверчивые глаза, глядящие из-под спутанных кудряшек. Это, вне всякого сомнения, была девушка лет семнадцати: диковатая и любознательная, как уличный щенок.
— Здравствуйте, — вымолвил Ральф первое, что пришло ему на ум, — мы прибыли к вам с миром… Можно ли будет остановиться у вас на ночлег? Мы с женой отправились в путешествие и уже хотели возвращаться назад, как случайно заметили остров со своей яхты… Моя жена очень устала, к тому же эта проклятая морская болезнь…
— Идите за мной, — донеслось из темноты.
Девушка пошла вперед, а воспрянувшие духом, но еще преисполненные опасений молодожены последовали за ней. Путникам пришлось продираться сквозь заросли, прежде чем они вошли в примитивное жилище. Ежась от сырости, Лаура брезгливо огляделась: пустая комната с земляным полом, одинокий стол в углу, керосиновый светильник, единственный стул, на полу — глиняный кувшин… Когда женщина повернула голову вправо, то заметила на стене поблекшую акварель, изображающую бал. Дамы на картине, облаченные в кружева и шелк, грациозно склонялись в реверансе, а навстречу им вышагивал вельможа в шляпе с пером. Неизвестно, откуда взялось здесь это полотно, но смотрелось оно в убогой комнате крайне нелепо.
Путники уже устали удивляться за сегодняшний день. Они хотели лишь пережить ночь, будучи уверенными в собственной безопасности.
Девушка выглядела неряшливо: ее тельце было облачено в грязный балахон, из-под которого выглядывали босые ноги; волосы стогом сена торчали во все стороны, и вся она была худа, как тростинка, которую можно переломить одним движением пальцев. Но лицо юной островитянки имело правильные черты; в них сквозила умиляющая невинность, смешанная с незаурядным мужеством.
— Садитесь, — предложила незнакомка, но Лаура, взглянув на пыльный табурет, осталась стоять.
— Благодарю вас… — В силу джентльменской привычки Ральф не мог обращаться к незнакомому человеку на «ты». Смятенная и заинтригованная, островитянка некоторое время изучала облик мужчины, после чего покраснела и повернулась к его спутнице. Длинные золотые подвески в ушах Лауры особо привлекли внимание дикарки. Повинуясь неодолимому порыву, она протянула руку к сережкам, но увидела омерзение в глазах их обладательницы и отшатнулась.
