В прихожей было полутемно. Это был не главный вход в шикарный дом на Третьем проспекте, которым так гордилась семья Трошеров, поэтому здесь горела всего одна электрическая лампочка под мозаичным плафоном. Адриан приник ухом к двери и слушал, как мимо пробежали люди, остановились, гадая, куда могли деться беглецы. Он тихо опустил на двери засов на случай, если кто-то догадается ломиться в дома.
— Может, они в дом забежали?
— Да кто их впустит? Ты знаешь, кто тут живет? Они побежали или налево, или по улице Воршака. Разделимся!
— А я бы проверил двери…
— Скорее, идиот!
Адриан с облегчением отвалился от двери, прижался спиной к стене и позволил себе наконец отдышаться. Таня стояла, уперев руки в колени, и пыталась восстановить нормальное дыхание. Трошер смотрел на внезапных гостей с улыбкой и искренним восторгом.
— Якоб, кто эти люди?
Властный голос принадлежал даме, которая появилась наверху лестницы, ведущей к выходу. На ней было пышное платье сливового цвета, а волосы подняты в сложную прическу. На вид ей было лет пятьдесят, она потеряла былую стройность и гибкость, но держала себя с истинным достоинством.
— Это моя невеста, мамонька, — с глуповатой улыбкой сказал Якоб, — тэсса Северянка.
— Кто я тебе? — переспросила Таня, не разгибаясь.
И тут дама увидела Мангона. Она побледнела, приложила руку, украшенную перстнями, к груди, а потом принялась поспешно спускаться по лестнице. Достигнув низа, она присела в глубоком реверансе, склонив голову в величайшем почтении. Таня в изумлении переводила взгляд с нее на Адриана. Тот отлепился от стены, расправил плечи и приказал:
— Поднимитесь, тэссия Трошер.
Трошер выпрямилась. В глазах ее блестели слезы.
— Вы живы, кардинал, о Великая Матерь, вы живы!
— Благодаря вашим молитвам, — Мангон протянул руку, и Трошер подобострастно коснулась его локтя.
— Я верила, что кто-то из Великого совета жив. Что вы вернетесь и приструните этих наглецов, что рушат наш город, грабят, убивают! — ее голос задрожал от гнева.
— Прошу вас, тише. За нами гонятся мятежники, и мне бы не хотелось подвергать вас такой опасности.
“Ему бы не хотелось подвергать… Надо же!” — мелькнула в голове Тани.
Тэссия Трошер прикрыла рот рукой.
— Конечно. Проходите в гостиную. Якоб, — она строго окликнула сына. — Вели подать чай и те булочки, что приготовил Дано.
— Мамонька, я думал, это для меня, — капризно скривил губы Якоб, и это детское выражение настолько не шло его пусть маленькому, но взрослому лицу, уже отмеченному морщинами, что Таня испытала невольное отвращение. Упоминание Дано вызвало в памяти старые события, и направленный в лицо пистолет, и холодные воды Отолуры. Таня понадеялась, что это не тот же Дано. Хотя с чего бы? Он мертв, а имя может быть очень распространенным.
Таня прошла в гостиную, где тэссия Трошер крутилась вокруг Мангона.
— Снимите с генерала пальто! — прикрикнула она на растерявшихся слуг.
— Нет, прошу. Мы не можем задерживаться.
— Понимаю, вы спасаете город, — Трошер прижала руки к груди. — Я так рада, что вы снова с нами. Только посмотрите, что учинили эти негодяи, — она махнула рукой в сторону занавешенных окон. — Знайте, что мы все за вас. Многие боятся, Свирлы нашли поддержку среди разбойников, но мы, настоящие дворяне, мечтаем, чтобы вернулся прежний порядок. Вы же поможете нам?
— Я делаю все, что в моих силах, — заверил ее Мангон. — А сейчас нам надо добраться до замка Аррон. Вы знаете, поезда ходят?
— Вам нельзя на вокзал, там полно людей Свирла.
Мангон нахмурился, прошелся по гостиной.
— Простите, тэсса, как вас зовут? Кажется, я вас раньше не видела, — тихо спросила Трошер, чтобы не мешать размышлять великому кардиналу.
— Северянка, — ответила Таня. — Я из дальних земель.
Хозяйка дома смерила ее долгим взглядом, поджала губы, но никак не прокомментировала странный внешний вид гостьи. В комнате появился Якоб с большой тарелкой маленьких пышных булочек, посыпанных красной приправой. Одна из булочек уже была у него во рту и оттопыривала покрытую редкой щетиной щеку.
— О Матерь, Якоб, поставь на стол! — зашипела его мать. — Этим должны заниматься служанки. И не суй грязные пальцы в блюдо.
Она с волнением посмотрела на гостей, проверяя, не возмущен ли кто поведением ее сына, но Мангон даже не обратил на его появление внимания.
— Мамонька, вы познакомились с моей невестой? — спросил Трошер, и тут пришло время Тане шипеть на него:
— О чем ты говоришь?
— Ох, точно, я не сделал еще предложение, — дворянчик вытер руки прямо о цветастый камзол и, прежде чем мать успела его остановить, упал на колени перед Таней. — Моя дорогая Северянка, я, Якоб Трошер, король двора под мостом, предлагаю тебе свою руку, сердце и все, что у меня есть, — он обвел взглядом гостиную, — и прошу стать моей женой.
Он ловко поймал пальцы Тани во влажные ладони и пытался притянуть к губам. Тэссия Трошер побледнела и замерла в ужасе, казалось, что она готова упасть в обморок от страшного стыда. Даже Мангон перестал изучать рисунок на шторах и смотрел на происходящее, сложив руки на груди. На его привычно строгом лице не было и тени улыбки, но Таня готова была поспорить, что внутри он от души потешается над ней.
— Спаси меня, — одними губами проговорила она, и Адриан еле заметно качнул головой. — Я убью тебя.
А потом повернулась к Якобу, замершему перед ней на коленях с восхищенным видом:
— Дэстор Трошер…
— Я еще дэсс, — подсказал Якоб.
— Гм! Дэсс Трошер, я очень рада вашим словам. Но пришло тяжелое время, и дэстор Мангон сказал мне драться со злом. Мне жаль, но я не могу быть согласной, ведь нам нужно бежать.
Трошер разжал руки, уронил их по бокам и свесил голову. Таня с несчастным видом посмотрела на Адриана, но тот и не думал вмешиваться. Вошла служанка с подносом, уставленным чашками, скользнула взглядом по коленопреклоненному хозяину и с равнодушным видом прошла в гостиную. Чашки тонко звенели одна об другую, когда она принялась расставлять их на столе. Тэссия Трошер пришла в себя и шлепнула сына по плечу, велев подниматься. Якоб вскинул на Таню блестящие глаза:
— Я буду ждать тебя, душа моя! Я дождусь и сохраню все богатства для тебя. Я оставлю наместника двора под мостом и посвящу все время вырезанию фигурок. Мы украсим ими нашу спальню.
— Хороший план, — Таня показала Трошеру поднятый палец, его мать тихонько охнула, и даже Мангон отчего-то фыркнул. Таня смутилась, догадавшись, что ее невинный жест мог иметь иное значение в этом мире, и спрятала руки в карманах пальто. Служанке по-прежнему было все равно, она взяла поднос под мышку и вышла из гостиной.
— Тэссия Трошер, в городе можно нанять экипаж? — спросил Адриан.
— Что? — женщина не сразу отошла от сцены, которую была вынуждена наблюдать. — Зачем же нанимать? На заднем дворе стоят наши экипажи. Правда, кучер дома, но Ано неплохо управляется с лошадьми. Велеть ему запрягать?
— Вы бы спасли нас, — благодарно ответил Мангон.
— Все ради Илибурга, — выдохнула Трошер и велела служанке будить Ано. — Вам придется подождать.
— Вы уверены, что этот Ано не отдаст нас? — спросила Таня. В доме было тепло, поэтому она стянула треуголку, и глаза Трошер расширились, когда она увидела короткую стрижку. Она отвернулась и обратилась к Мангону:
— Я уверена, что Ано не сочувствует мятежникам. Но если вам так будет спокойнее, вы сможете сесть в экипаж тайно.
— Пожалуй, так мы и сделаем, — ответил он.
Внутренний двор представлял из себя небольшое пространство между домами соседних улиц. Здесь располагались хозяйственные постройки и небольшая конюшня на четыре лошади, которые могли понадобиться хозяевам в любое время. Такую роскошь, как экипажный двор, могла позволить себе не каждая семья, и Трошеры были как раз из таких обеспеченных счастливцев. Адриан в сопровождении Тани остановился в прихожей недалеко от черного входа, чтобы дождаться, пока баронесса Трошер отвлечет слугу.