А пока я обрываю свои воспоминания, чтобы перевести дух и позволить моим мужчинам завладеть мною полноправно — моему супругу и Анри, полуторагодовалому сынишке, ещё не знающему о своём предопределении и поэтому пока наслаждающемуся простыми удовольствиями.

— Мами, мами! Ушки бе! — он сидит на плечах своего названного отца, не родного, но самого любимого, и держит пригоршню с мелкими ракушками над его головой: «Мама, это тебе ракушки!»

У нас их много, этих ракушек, и все же для Анри вернуться домой с пустыми руками равносильно бессмысленной прогулке. Ничего, будут висеть над кроваткой его сестры украшения, собранные заботливым братиком.

Я с трудом поднимаюсь с песка, прихватывая угол ткани, чтобы не наклоняться снова, поднимаю лёгкое покрывало и встряхиваю его. Спину от резкого движения внезапно простреливает и откликается в животе, его моментально сводит судорогой, и я вскрикиваю.

— Что случилось? — выражение лица супруга мгновенно меняется с беззаботного на тревожное. Он опускает Анри на песок: — Подожди-ка, сынок, маме плохо.

Боль отпускает так же внезапно, как и наступила. Я отираю испарину на лбу и пытаюсь улыбнуться, чтобы успокоить эти взволнованные лица напротив.

— Всё хорошо! Пойдёмте домой, мои мальчики, пора обедать.

Мы идём неторопливо назад, супруг болтает с сынишкой, который что-то пытается рассказать на своём языке. Анри рассказывает про большого страшного краба, что полз к себе домой, в океан. Про интересный большой камень, похожий на маленькую овечку. Про всё, что успел сегодня заметить на побережье, на котором бывает почти каждый день.

Наш дом неподалёку, и я радуюсь этому факту. По дороге снова выступает испарина по всему телу, и тянет спину. Теперь я не сомневаюсь: сегодня появится на свет наша малышка. Интересно, на кого она будет похожа?

Эту мысль перебивают более насущные: надо сейчас же послать за повитухой, с которой мы договорились. Приготовить горячую воду и простыни. Да, это будут мои вторые роды, но как же я боюсь их! Первые принимал столичный лекарь в родовом замке Роландов, почему-то это место было важно, хотя я и просилась к родителям. Уж у матушки опыта в родах было предостаточно.

Но сегодня мы одни, и кто поможет и успокоит меня сегодня? Супруг видит мой страх, поглядывая то и дело на меня, как я медленно иду и морщусь.

— Не бойся, нам только дойти — и сразу приляжешь, я всё сам сделаю, — вполголоса говорит он и откликается на какой-то вопрос Анри, поддакивая ему.

Последние шаги даются мне с трудом. Я всё чаще останавливаюсь. Муж берёт меня под руку, удерживая второй рукой сына, и тогда становится легче. Садик перед нашим домом уже виднеется, остаётся всего шагов сто, не больше.

— Ого, так вот вы где! А мы всё гадали, где вас искать! — от резной низкой ограды к нам идёт сир Брис в рубашке, а не официальной одежде. Он, должно быть, взмок от местной жары, пока ждал. Стоп, он сказал «мы»? Только не сейчас! Гости именно сегодня некстати!

Анри опускается на землю и отправляется встречать гостя, сира Эдрихама, приезжающего к нам с госпожой примерно раз в полгода. Муж поворачивается ко мне и берёт на руки:

— Всё, Анри в безопасности, хватайся теперь ты за меня!

От боли мне не хочется ни приветствовать, ни улыбаться другу семьи. Муж тоже не особо церемонится. После короткого приветствия просит помочь гостя открыть дверь. Взволнованный женский голос у входа заставляет меня оторвать лицо, искажённое гримасой боли, от плеча мужа и взглянуть на госпожу.

— Здравствуй, моя милая! Ты не переживай, нас прислал Его величество, написал, что мы сегодня тебе нужны. И лекарь с нами, это сир Майн. Он молодой, но очень перспективный, я тебе о нём писала.

Так вот оно что! На душе становится легко. Тот, кто знает обо всём в Люмерии, почувствовал правильно. Значит, я сегодня буду не одна.

Схватки скручивают моё тело, и я начинаю кричать. Руки у мужа трясутся, он с трудом укладывает меня на постель. Сир Брис уводит его и Анри, а госпожа и лекарь из Люмоса заступают на службу.

Не проиходит и часа, как рождается моя маленькая черноволосая малышка, вся в отца. И моих мальчиков пускают ко мне. Анри в восторге, супруг растроган, и слёзы блестят в его глазах.

— Ну что, дружище, как назовёшь дочь? — хлопает его по плечу сир Брис. — За здравие какой красавицы сегодня будем пить?

— За здравие моей жены в первую очередь, — супруг перенимает из рук госпожи спящий свёрток, рассматривает сморщенное тёмное личико. — А назовём дочь Анной, Аннией. Мне так не хватало этого имени последние два года…

Добродушный смех рассыпается по домику. Нам с мужем пришлось взять новые имена, чтобы затереть след Аднода из-за возможных сплетников и любителей совать нос не в свои дела.

— Но только с двумя «н»! — уточняю я, ведь когда-то мне моё имя казалось огрызком от нормального. И всё же моя матушка была права: буква «а» на самом деле принесла мне счастье. Так пусть оно будет и у моей дочери.

— Анниа? Прекрасно, — журчит смех госпожи. — Ну а теперь, мальчики, дайте отдохнуть нашей мамочке и малышке. Им обеим нужен покой.

Мне возвращают мою дочь, и мужчины уходят. Госпожа присаживается на мгновение, чтобы погладить меня по лицу:

— Я так рада, милая, за тебя! Владычица благословила вас за ту жертву, что вы оба вынесли. Отдыхай, моя хорошая!

Госпожа уходит, малышка, уткнувшись в материнскую грудь, пьёт первое сладкое молоко, а потом засыпает. Я лежу и думаю, какая я счастливая, и о том, что мне хочется обнять всю Люмерию, поделиться с ней радостью. Шепчу молитвы: пусть Основатели хранят моих деток и благословят их. А мы, родители, в свою очередь поможем им вырасти честными по отношению к себе и другим, добрыми и мудрыми, какими стали мы сами когда-то там, на далёком острове Аднод.

Конец первой книги