Так протекало его детство. В школу он пошел поздно. Учился с желанием, хорошо. В точных науках не было ему равного, и учителя прочили ему завидное будущее.
В своем классе он был на два года старше товарищей. Но чувствовал себя старше их не только по годам. Все они имели родителей, счастливое детство. Их еще не заботило будущее. У Саши детства не было. И он знал: как только окончит седьмой класс, его отчислят из детского дома и устроят на работу. Он будет жить самостоятельно. Этот момент вступления в большую жизнь Саша почему-то представлял себе эпизодом из сказки. Он на белом коне, с копьем в руке останавливается на развилке трех дорог. Здесь лежит камень с надписью: «Направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — сам погибнешь, прямо пойдешь — и коня не станет, и сам пропадешь…»
Саша Бахметьев рос не по возрасту серьезным, застенчивым, немного нелюдимым. Кроме математики, он имел пристрастие к музыке. Научился играть на рояле, мандолине, гитаре, балалайке. И надо сказать, на рояле он играл не хуже тех девочек и мальчиков, которые учились музыке у преподавателей.
Вот в это-то время он и встретился с Катей Крутовой. Она была моложе его, но училась в восьмом классе. Внешне она ничего особенного собой не представляла. В школе учились девочки и покрасивее ее. Была Катя небольшая, темноголовая, с чуть косящими черными глазами, с золотыми веснушками на коротком носике. На недлинных, слегка вьющихся волосах, по моде того времени, она носила большой черный бант. Саша Бахметьев обратил внимание на Катю потому, что она очень хорошо играла на рояле.
Сейчас Александр Александрович ясно представил себе Катю на крутящемся стульчике у рояля, ее властные маленькие руки, покоряющие многозвучный большой инструмент. Александр Александрович помнил сочные, бархатные аккорды, которые брала Катя, играя увертюру из оперы Бизе «Кармен».
Музыкой или чем другим взяла за сердце Катя шестнадцатилетнего Сашу, но так уж случилось, что, кроме нее, за всю молодость не заметил он ни одной девушки.
В то время он начал писать музыкальные произведения и одно из них, по его мнению лучшее, посвятил Кате. Оно называлось «Первая любовь».
Превозмогая застенчивость, Саша Бахметьев передал Кате ноты. Было это в школе, у вешалки… А потом он долго стоял у окна и глядел ей вслед. Она бежала с подругами, в черной шубке, в черной меховой шапочке с длинными ушами, развевающимися на ветру…
Александр Александрович закрыл глаза и опять представил себе Катю так ясно, точно было все это не двадцать лет назад, а лишь вчера. Грустно и, пожалуй, отрадно стало на душе.
«Какая теперь она?.. Ей уже около сорока. Кто она? Что за человек сложился из прежней маленькой Кати?»
Последний раз они виделись студентами. Она училась в медицинском институте, он — на физико-математическом факультете. Она приехала к родным на каникулы. Саша с трудом ходил после крупозного воспаления легких. Катя принесла ему букет полевых цветов. Эти цветы долго стояли у него на столе, уже совсем сухие, а он все еще не мог расстаться с ними. Никогда ни он, ни она не сказали друг другу о своей любви. И оба знали, что любили гораздо сильнее, чем могли любить их друзья и подруги. И все же пути их, как это часто случается в жизни, неизвестно почему разошлись.
Годы шли… Александр Александрович окончил университет, затем аспирантуру и неожиданно увлекся педагогической работой. Школа и музыка, которую он по-прежнему страстно любил, заполняли его жизнь. Девушки лучше Кати он не встретил и остался ей верен.
Вспомнился 1941 год. Александр Александрович был в самом пекле войны. Вместе с армией вначале отступал. Вместе с ней пошел потом в наступление, прошел чуть ли не по всей Европе. Был возле рейхстага в тот исторический момент, когда взметнулось на нем Красное знамя. В те дни ему особенно хотелось найти Катю. Он писал письма ей и ее родителям, ее друзьям. Но никто не отозвался. Желание найти Катю с годами не только не исчезало, но становилось все сильнее.
Однажды летом он даже приехал в тот город, где прошла их юность. Не без труда он нашел дом, где жила Катя. Улица теперь называлась по-другому. Дом, очевидно не раз ремонтированный, стал неузнаваемым. Но калитка ему показалась прежней, со старинным круглым кольцом, даже скрип ее был знакомый. И такую тоску разбудил этот звук в сердце, что Александр Александрович, прежде чем шагнуть во двор, постоял несколько мгновений у калитки, еле переводя дыхание. Во дворе было почти так же, как и раньше. В глубине — двухэтажный дом, справа — маленький одноэтажный. Здесь когда-то жила Катя, поднималась по этим ступенькам крыльца, касалась рукой этой двери. Он никогда не был в ее доме: не решался зайти. Только провожал до двери. И часто вечерами ходил мимо дома до тех пор, пока в окнах не гасли огни. Где она теперь? Жива ли? Вспоминает ли о нем хоть когда-нибудь, хоть изредка?..
На крыльцо вышла сгорбленная, низенькая старушка.
— Вам кого, гражданин?
— Мне?.. Скажите, не осталось ли в этом дворе старожилов?
— Да я сама тут тридцать годков живу…
Они разговорились.
Старушка смутно помнила семью Крутовых. Катю называла Наташей, но говорила именно о ней, вспоминая, как хорошо она играла на рояле.
Этот старый дом, связанный с дорогими воспоминаниями, он покинул глубоко взволнованный. Может быть, впервые за всю жизнь он почувствовал бессилие своей большой любви против безжалостного времени. Он спрашивал себя, как же могло так случиться, что он потерял Катю? И не находил ответа. Прожив до сорока лет, он так и не понял, почему его товарищи и знакомые могли любить снова и снова, а он не мог забыть Катю.
«Или я действительно не такой, как все, странный, как говорила когда-то Катя?» — думал Александр Александрович.
Он по-прежнему сидел за столом, уронив на руки седеющую голову.
Многого из его жизни Катя не знает. Не знает и той трагической истории, что случилась с ним несколько лет назад.
После контузии все слабее и слабее становился слух Александра Александровича. Он уже плохо слышал музыку и вскоре почувствовал, что преподавать ему трудно и в школе им тяготятся. Он уехал в деревню, стал работать в МТС. Но тоска по школе, по ученикам не давала покоя. И через год он снова стал преподавать математику в старших классах Погорюйской школы. Глухота все больше и больше мешала ему, и он жил в постоянном нервном напряжении.
ДЕЛЕГАЦИЯ
Александр Александрович не слышал громкого стука. Затем дверь приоткрылась, и раздался напряженный кашель.
Александр Александрович повернул голову, прислушался. Дверь снова закрылась, и кто-то три раза с силой ударил по ней ногой.
— Можно? — спросил Саша Коновалов, держась за ручку и просовывая в комнату мокрую голову.
— Заходи, заходи! — сказал Александр Александрович и встал навстречу ученику. Катино письмо он бережно спрятал в нагрудный карман.
За дверью было несколько человек, но в комнату вошел один Саша.
— Что, тезка, с челобитной? — усмехаясь и прищуривая серые, с большими зрачками глаза, спросил Александр Александрович и рупором приставил ладонь к уху.
Наклонясь к учителю, Саша громко и раздельно объяснил, почему мальчишки убежали с огуречного поля.
— Межпланетный корабль? — переспросил Александр Александрович. — Вот это фантазия! Хитро выдумал Домбаев, хитро! А вы поддались на эту удочку! — Александр Александрович весело рассмеялся.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянули осмелевшие мальчишки. Саша сделал знак рукой — и дверь закрылась.
— Садись, тезка! — все еще смеясь, сказал Александр Александрович, подвигая Саше стул.
Саша подождал, пока сядет Александр Александрович, и сел рядом.
— На Домбаева жаловаться нечего. Сами виноваты. А выдумал он великолепно и разыграл как артист. Занятный парень!
— Одно плохо, — громко сказал Саша в ухо учителю, — не просто так выдумал — отплатил нам. Мы его за плохое поведение перевели в бригаду девятого класса, а он теперь свою бригаду на первое место и выдвинул.