— Дерьмо, — пробормотал Тревор, пока мы смотрели, как его родители приближаются по подъездной дорожке.
Я не вторила его чувству, но я его почувствовала. Плащ непобедимости, который носила прошлой ночью, рассеялся в свете дня, и я внезапно почувствовала себя очень незащищенной, даже несмотря на то, что Тревор стоял рядом со мной. Знать, что ты кому-то не нравишься, — неприятное чувство, а знание того, что ты ничего не можешь сделать, чтобы изменить его мнение, делает его еще хуже.
— Этта, — сказала я, подзывая ее к себе, когда она двинулась к подъездной дорожке. — Отнеси Коди на траву, чтобы он не поранил лапы о гравий.
Мое оправдание, чтобы она ушла от бабушки и дедушки, было неубедительным, но, к счастью, оно показалось ей разумным, и она нетерпеливо позвала Коди, направляясь к стене дома.
— Если они скажут что-нибудь дерьмовое, отведи Этту в дом, — тихо сказал Тревор, когда его родители вылезли из внедорожника. — Я не думаю, что смогу сохранять хладнокровие.
— Да, сможешь, — ответила я, успокаивающе кладя руку ему на спину.
К тому времени, как Майк и Элли добрались до нас, мои руки были скрещены на груди, а Тревор так напрягся, что я боялась, что он сорвется.
— Прости, — сказала его мама, не утруждая себя приветствием. — Я не хочу ссориться с тобой.
Тревор немного смягчился — я могла судить об этом по его плечам под фланелевой одеждой, — но он не сказал ни слова, только кивнул.
— Мне тяжело со всем этим, — сказала Элли, покусывая щеку изнутри и переминаясь.
— Она хочет сказать, что знает, что ты взрослый и сам принимаешь решения. И мы поддерживаем вас во всем, что вы делаете, — твердо добавил Майк.
— Я не хочу потерять еще одного из моих мальчиков, — сказала Элли едва слышным шепотом.
— Этого никогда не должно было случиться, — ответил Тревор.
Все замолчали, не зная, что еще сказать. Элли извинилась, и Тревор смягчился, но не пытался продолжить разговор. Он также не пригласил своих родителей внутрь.
— Я люблю тебя, — наконец, произнесла Элли, шагнув вперед, чтобы крепко обнять Тревора.
— Я тоже люблю тебя, мама, — сказал он, обнимая ее за плечи.
Когда он больше ничего не сказал, она улыбнулась ему рассеянной улыбкой и вернулась к машине, оставив его отца стоять с нами на подъездной дорожке.
— Я очень сожалею о прошлой ночи, — сказал мне Майк.
— Все в порядке, — ответила я.
— Ну, нет, — сказал он, наклонив голову. — Это не так. — Мужчина посмотрел на Тревора. — Но мы семья, и семья сплочается в трудные времена.
— Это может занять у меня время, — честно сказал ему Тревор.
— Понятно. — Майк посмотрел на Этту и увидел, как она присела, чтобы что-то сказать Коди. — Но мы бы хотели видеть вас время от времени.
— Я позвоню маме позже на этой неделе, — уступил Тревор. — Это лучшее, что я могу сделать на данный момент.
— Хорошо. — Кивнув на прощание, Майк повернулся и пошел обратно к машине.
Я смотрела, как они уезжают, с кислым чувством в животе, которое только усиливалось, пока Тревора обнимал меня за плечо.
— Ты должен оставить это, — сказала я, удивив даже саму себя.
— Что?
— Ты должен отпустить… — повторила я. — Просто отпусти.
— Нет, — ответил он — Это так не работает.
— Может быть, так и должно быть, — сказала я, пожимая плечами, когда он уставился на меня. — Послушай, я не думаю, что мы станем лучшими друзьями. — усмехнулась я Тревору, — но это твоя мама. Это бабушка Этты. Жизнь слишком коротка, чтобы таить обиды.
Думала, что пожалею об этих словах, как только их произнесла, но этого не произошло. Я была на выигрышной стороне этого сценария. Мое место в жизни Тревора не обсуждалось, и знание этого заставило меня безумно спокойно относиться ко всей ситуации.
— Я поработаю над этим, — сказал Тревор. Он поцеловал меня и пошел в дом.
Я не сразу последовала за ним, подумав, что, может быть, ему нужно немного времени для себя, но через полчаса уже отморозила задницу снаружи и загнала Этту и Коди в гостиную. И резко остановилась, когда обнаружила Тревора, сидящего посреди комнаты с коробками и гигантским зеленым мешком, разложенным вокруг него. Сумку я узнала — не конкретно эту, а вообще.
— Что делаешь? — спросила я, подхватывая щенка прежде, чем он успел попрыгать по мусору своими грязными лапами.
— Я… — Тревор замолчал, глядя на то, что разложил. — Ты права. Жизнь слишком коротка, чтобы таить обиды.
Его глаза встретились с моими, и мы долго смотрели друг на друга.
— Давай, Генриэтта, — тихо пропела я — Время кино в комнате дяди Трева.
Отправив щенка в его конуру, я прижалась к Этте в постели Тревора, пока она не уснула на середине фильма. К счастью, она устала и не нуждалась в моем внимании, потому что мои мысли все еще были в гостиной с сумкой, на которой было имя Генри. Взяв Этту на руки, я отнесла ее к переносной кроватке и уложила.
Потом вернулась в гостиную.
— У пацана было много порно, — сказал Тревор, немного посмеиваясь, хотя его голос был хриплым от слез. — Возможно, у него были проблемы.
— Ах, да? — ответила я, осторожно обходя различные вещи, когда рискнула пройти дальше в комнату. — Нашел что-нибудь еще?
— Грязные носки, — сказал он, указывая на пару коричневых носков в углу. — Некоторые письма, которые он получил от моих родителей, крышки от бутылок, одежда и тому подобное.
— Ты нашел то, что искал? — спросила я, позволяя ему усадить меня к себе на колени, когда подошла к нему достаточно близко.
Тревор долго молчал, уткнувшись лбом в изгиб моей шеи.
— Я надеялся получить записку или что-то в этом роде, — наконец, признался он. — Но ничего нет.
— Извини, — ответила я, протягивая руку, чтобы провести рукой по его затылку.
— Все в порядке, — сказал он, тяжело вздохнув мне в шею. — Я знал, что ничего не будет. Единственный раз, когда Генри думал наперед, был день, когда он оформил эти страховые документы на твое имя. Я просто разберусь с этим дерьмом, а затем передам его своим родителям без порно.
— Ты не хочешь оставить что-нибудь из этого? — спросила я, глядя на маленькие значки и знаки отличия, которые должны были быть на униформе. Там было множество мелочей, как будто Генри постоянно их терял и покупал новые. Как ни странно, когда его вещи были собраны, их снова нашли.
Странно было видеть, что жизнь Генри сводится к небольшой куче всякой всячины. Я думала о времени, которое провела с ним, о ночах смеха и выпивки, о ранних утрах, когда он шел за мной в душ, хотя я опаздывала, о его ухмылке и о том, как он запрокидывал голову, когда смеялся. Мои глаза слезились. Я никогда не любила Генри, но он был хорошим другом и подарил мне Этту. Я всегда буду благодарна ему за это.
— Нет, мы можем отложить кое-что для Этты, — сказал Тревор. — Но я получил то, что хотел, когда было прочитано завещание Гена, и я пришел, чтобы найти тебя.
— Странно, как все происходит, не так ли? — тихо спросила я, прислонившись спиной к груди Тревора и рассматривая маленькие кусочки жизни Генри, разложенные на полу.
— Да, так и есть. — Он поцеловал меня в шею, затем прошептал мне на ухо. — Ты собираешься остаться со мной?
Я тяжело сглотнула и кивнула, сразу же почувствовав облегчение вместо ожидаемой паники.
— Хорошо. Ты еще любишь меня?
— Я люблю тебя, — подтвердила я, повернувшись, чтобы посмотреть Тревору в глаза. — Но мне нужен душ, ты не поверишь.
В уголках его глаз появились морщинки, когда он понял, что я пытаюсь пошутить.
— Слишком поздно, — сказал он. — Ты больше не можешь прятаться.
Как ни странно, я даже не хотела.
* * *
Мы провели день, играя с Эттой и щенком, которого она начала называть своим. Я не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя настолько укоренившейся на одном месте. Наши квартиры и дома всегда казались мне остановкой, мы никогда не оставались там надолго. Даже дом моего отца казался временным, пока я снова не встала на ноги. Дом Тревора был другим. Это было похоже на место, где мы могли провести всю свою жизнь, где Этта могла покрасить свою комнату в любой цвет, который она хотела, и когда-нибудь пригласить своих друзей на ночевку.