Джордж готова ко всему, она ждет.

Она собирается сосчитать посетителей и отметить, как долго (или недолго) они будут смотреть на одну случайную картину в галарее.

Ей еще не известно, что примерно через полчаса, когда она будет подводить окончательный итог своего исследования (через зал пройдут в общей сложности сто пятьдесят семь человек, из этого количества посетителей лишь двадцать пять задержат взгляд на картине не больше чем на секунду; одна женщина остановится, чтобы рассмотреть резьбу рамы, но не саму картину, и на это у нее уйдет три секунды, а две девушки и парень лет двадцати притормозят у картины, чтобы пошутить насчет прически святого Винсента — узла, смахивающего на третий глаз во лбу, и на это у них уйдет секунд тридцать), произойдет вот что:

[на сцене появляется Лайза Голиард]

Джордж узнает ее мгновенно, несмотря на то что видела единственный раз в аэропорту.

Она войдет в зал галереи, на мгновение остановится, чтобы осмотреться, увидит Джордж, о которой не имеет ни малейшего понятия, а потом подойдет ближе и встанет между Джордж и святым Винсентом Феррером.

Она простоит там несколько минут, гораздо дольше всех, кроме самой Джордж.

Потом вскинет дизайнерскую сумочку на плечо и покинет зал.

Джордж последует за ней.

Держась за спиной женщины — так, чтобы между ними было достаточно людей для прикрытия (и они там найдутся), она, уже на лестнице, с вопросительной интонацией произнесет это имя (Лайза?) — просто, чтобы убедиться, она ли это. Затем проследит, оглянется ли женщина, услышав свое имя (она оглянется), а сама Джордж при этом сделает вид, что смотрит совсем в другую сторону, и постарается как можно больше походить на самого обычного недовольного жизнью тинейджера, чтобы невозможно было догадаться, кто окликнул женщину.

Одновременно Джордж с удивлением обнаружит в себе дар становиться невидимой.

Стараясь не отставать, но держась на приличном расстоянии и продолжая изображать из себя обычную девчонку в фазе подросткового бунта, она последует за женщиной через весь Лондон, в частности, спустится в метро и выйдет из него, чтобы продолжить преследование, пока женщина не доберется до своего дома и запрет за собой дверь.

Джордж немного постоит и перейдет на противоположную сторону улицы.

У нее не будет никакого плана, что делать дальше, она не будет даже толком знать, в каком районе Лондона находится.

Напротив дома Джордж увидит невысокую каменную оградку. Она подойдет и усядется на нее.

О’кей.

Если эта женщина не специалист по искусству раннего Возрождения и не историк, интересующийся личностью святого Винсента Феррера (маловероятно, но возможно), то не может быть, чтобы она сама, ни с того ни с сего, вдруг решила проехать через весь Лондон, чтобы взглянуть на одну-единственную картину из многих тысяч произведений искусства, хранящихся в Национальной галерее. Следовательно, она, скорее всего, все знает про эту картину, и то, где она находится, и тем или иным способом следит за матерью Джордж — если уже не за самой Джордж — с того времени, как они отправились в Феррару.

Мать Джордж — мертва. Состоялись похороны. Ее мать стала прахом. Так почему эта женщина продолжает идти по ее следам? Или она в самом деле следит за Джордж? (Маловероятно. Во всяком случае, сейчас именно Джордж выслеживает ее.)

(И тут Джордж начнет чувствовать, как ее взгляд на это дело становится шире.) Может, во всем этом можно усмотреть доказательство любви.

Эта мысль вызовет у Джордж гнев.

Одновременно она преисполнится гордости за свою мать — за все, что она делала. Но еще большее удивление у нее вызовет особый талант ее матери.

Лабиринт с Минотавром — это одно. А способность заворожить самого Минотавра, чтобы тот убрался обратно в свой Лабиринт, — уже совсем другое.

Туше.[40]

Дружеское «дай пять!»

И то, и другое одновременно.

На минутку задумайся над этой моральной дилеммой. Представь. Вот ты — художник.

Продолжая сидеть на ограде на противоположной стороне улицы, Джордж достанет телефон и сделает звонок.

Затем еще один.

Потом еще немного посидит и посмотрит на дом.

В следующий раз, приехав в Лондон, она сделает то же самое. В память о глазах матери она станет смотреть собственными. Она даст понять тому, кто следит, — что она тоже следит.

Но ничего подобного не произошло.

По крайней мере, пока.

А сейчас, в настоящем времени, Джордж сидит в галерее и смотрит на старые картины на стене.

Это тоже вполне себе дело. Ради предвидимого будущего.