– Куда ты? Подожди! – вскрикнул я.
– Вы кто? – спросил мальчик.
– Как это кто? Мы только что с тобой говорили.
Он выпучил глаза и настороженно взглянул на меня, затем сделал шаг в сторону, за ним еще один и убежал. Я раскрыл рот. Что вообще происходит? Что это за ребенок, откуда он меня знает и почему сразу же забыл?
– Он знает тебя, потому что мы знакомы, – старик вдруг очнулся.
– Мы знакомы?!
– Я же сказал, что нет! – заворчал он. – Молодежь…
Я замер в приступе непонимания и сказанные мне слова вдруг начали возвращаться, как дежавю. Они нашли Кейт. Кто Они? Потупив минуту я понял, что это неважно. Нужно срочно ее искать.
6
Надо мной проносились вывески магазинов, асфальт под ногами превратился в сплошное серое месиво. Я несся, как сумасшедший, не жалея сил, в моих зажатых в кулаки руках хранилась единственная задача – найти Кейт и спасти ее, во что бы это ни стало. Центральная библиотека. Мне нужно туда. Я был уверен, что найду ее в тесной комнате, заваленной сотнями книг и тысячами заметок, и не ошибся, но когда я вошел, передо мной предстала ужасающая картина.
Старая обветшалая дверь скрипнула и воздух вокруг сгустился. Холодным потоком на меня повалились сгустки леденящей пыли. Завалы книг, бесконечные записи, отсутствие солнечного света и в самом центре она, невесомая и не живая. Ее тонкие, хрупкие руки тянулись к ее пятам, голова, как при молитве, обращена ввысь, к небесам, ее глаза… ее глаза покрылись пеленой воска… Выгнутое, изувеченное тело, она парила над письменным столом, будто воздух внезапно стал осязаем, и стоило сделать шаг в его невидимую глубину, он тут же подхватит тебя и позволит сделать второй. Она не мертва, я уверен в этом. Но она не была живой. Стянутая бледная кожа окаменела и затвердевшие мышцы застыли. Вокруг нее, описывая круги, порхали исписанные листы, кружась и падая наземь, словно осень покоряла бумагу, как покоряет леса.
Я стоял в ужасе и смотрел на ее безжизненное тело, не в силах сделать и шаг, не решаясь коснуться к ней. Тысячи безымянных образов пронеслись в моем подсознании, сменяя друг друга резким обрывистым кадром, в моей голове сложилось множество причин того, как это могло с ней произойти. Самые жуткие кошмары воплощались в быль. Я по-прежнему стоял, и лишь когда сила моей воли стала сильнее силы, держащей меня взаперти самого себя, я бросился к ней.
– Кейт! – проронил я, касаясь ее руки, но стоило мне коснуться, время вновь зашагало своим обыденным ходом, плотность воздуха рассеялась и гравитация встала но сторону физики. Ее холодное, слабое тело, упало в мои объятия, и я со всех сил прижимал ее, дабы ни одна ее конечность не коснулась твердыни пола.
Озябшая и бездыханная, она лежала на моих руках, а я смотрел в ее спокойное лицо и слова срывались с моих уст:
– Кейт, я люблю тебя! Кейт, не умирай! Я люблю тебя, слышишь! Я люблю тебя! – я не плакал – бился в агонии слез, – Я буду рядом с тобой, только не оставляй меня! Ты нужна мне… Нужна! Мне нужны твои мрачные рассказы и безумные шутки… Мне нужна твоя неуклюжесть и твоя любезность. Руки… Ноги… Мне нужна вся ты… – мой голос сорвался, не было сил кричать, последний вздох ушел на хриплые слова. – Не умирай…
Спустя десять минут мы ехали в карете скорой. Спустя час я брел по мостовой в полном одиночестве и тишине. Кейт впала в кому. Причина неизвестна. Ее состояние крайне нестабильно и жизнеугрожающе. Впервые – не помню за сколько лет – я остался совсем один. Холодное освещение ее квартиры будило во мне печаль, казалось, что я должен услышать топот ее маленьких, как всегда босых, ног, а от стен скакало эхо ее голоса – необычного, но такого теплого. Я слышал, как ее смех бродил за мной по пятам и вынуждал обернуться. Места ее последних прикосновений на моей коже словно горели огнем, не желая становиться тише. Я погрузился в вакуум. Пустой и бездушный. Где нет ни звука, ни материи, ни даже запаха. С того дня моя жизнь превратилась бесконечную череду сменяющих друг друга дней. Одного дня. Каждый день превратился в прошлый, а он, в свою очередь, в будущий.
Все мои прошлые страхи, грехи, причины радости обернулись в ноль. Я решал уравнение, в котором нет корней, но перебирал всевозможные варианты его решения, отыскивал ходы, анализировал, подрывался среди ночи и искал ответ, записывал решение на бумаге и снова крутил в голове варианты, но ничего не приходило на ум. Я был бессилен справиться со слабостью, покорившей меня. Вот она? Кара за то, что мы пытались вмешаться в запретный мир? За то, что мы открыли врата? Если цена этому – Кейт, тогда я не рискну сделать ни шагу в его пределы.
Над моей головой ночью сменялся день, солнце – луной. Стены сжимались, меняли свои составы и снова раскрепощали холодные объятия бетона. Порою я замечал, как щелкает часовая стрелка. Иногда движение секундной полностью прекращалось. Я стал рабом времени, жертвой собственных предрассудков и самотерзаний. Отныне имя мне – никто, и желал я только того, чтобы все обо мне забыли.
Как жить, если жизнь твоя замерла? Когда она лежит на больничной койке, глядя в глаза старухе в черном плаще, с наточенной косой и дрожащими костями? Я не рисковал посещать Кейт – боялся увидеть худшее, но ежедневно врачи мне докладывали о ней. Ее кожа стягивала сухожилия и сгибала конечности. Щеки впали, с лица давным-давно ушел багровый оттенок, дыхание оставалось слабым. Уходя все глубже внутрь себя, я забыл о муках, терзавших меня до этого. Я забыл обо всем и с трудом вспоминал, как я вообще оказался в ее квартире. Порой меня посещала мысль… Одна единственная до жути больная мысль. Но что если так? Если мои предположения верны и риски приведут к ответу?
Залепив себе моральную оплеуху, я пришел в себя и попытался восстановить способность рационально мыслить. Должен быть выход, и если кома – всего лишь месть за нашу фамильярность, я должен посетить нашего нового друга, отыскать среди развалин его замка блуждающую Кейт и вернуть ее обратно, но для начала я должен его разбудить.
7
Бесчисленные проспекты города закупорились в огромную жестяную банку, его металлическая оболочка таяла и капала расплавленным металлом на мои виски. Под действием собственного гнета я пришел туда, где Кейт проводила последние минуты в сознании, надеясь отыскать хоть что-нибудь, до чего она смогла дотянуться. Среди ее записей я обнаружил размышления о сомнамбуле. Она выдвинула теорию о том, что можно соединить два совершенно противоположных явления и получить одно из двух: а) Человек проснется; б) Человек сможет двигаться во время действия сонного паралича. Ее мысли, изложенные безобразным почерком, оказали на меня дурное влияние, я бы сказал наркотическое, потому что я тут же заразился ими и стал зависим. Осталось понять как именно сумма одних и тех же слагаемых может привести к совершенно разным результатам. Если активность мозга без активности мышц вызывает неподвластный страх в оцепенении, а активность мышц без активности мозга сводится к лунатизму, как же должно случиться так, что во время пребывания в кандалах паралича мы овладеем способностью шевелиться?
Видимо над этой загадкой и мучилась Кейт. Non est innate – не есть врожденное. Само по себе даже думать о том, что существует возможность одолеть силы природы, кажется бесполезным, учитывая факт, что потусторонние силы способствуют этому. Но ведь существует экстрасенсорика, существует внутренняя духовная сила, о которой нам вещают религиозные посланники. Значит, существуют прорехи в том, куда не должен ступать человек.
Месмеризм. Именно это сказал мне тот ребенок, которого я, клянусь чем угодно, ни разу в жизни не видывал. И раз уж я искал именно его, я решил изучить этот вопрос. Франц Месмер – основоположник гипотезы о месмеризме. Именно он предположил, что люди обладают неким магическим магнетизмом, и, насколько я понял, если верно потянуть за определенные ниточки можно вынудить человека впасть в состояние транса, где под действием собственной воли или же воли «гипнотизера» он способен высвобождать духовное начало. Как я и предполагал, взгляды разделились на материалистические и идеалистические – еще одна паутинка связала меня с N. E. I. Если же эта теория хотя бы отчасти верна, вполне вероятно обнаружить скрытые способности человеческой души, многие из которых, как считают идеалисты, появлялись и ранее в нашей истории под эффектом сомнамбулизма.
