Я не отпустила его губы, мне захотелось оставить на них след от клыков, оторвать кусок живой плоти, чтобы почувствовать его кровь. Если, конечно, в этой части тела осталась хоть пара капель. Другую кровавую плоть я ощущала сквозь два слоя полотенца, она тыкалась мне в бедра, стянутые плотными брюками. Его язык сейчас такой же твердый, им не поворочаешь, вот Андрей наконец и заткнулся…
Молчит, только хрипло дышит и громко сглатывает. И наконец бросил к моим ногам мой же бюстгальтер, потому что бросать больше было нечего. Полотенце упало само, пока судорожными движениями Андрей выковыривал из петелек пуговицы вдоль ширинки моих брюк. Не специально на пуговицах выбирала, но как кстати такая преграда оказалась — еще пару секунд, если не минут, я смогу насладиться скрежетом его зубов.
Наконец обе руки нырнули под трикотаж и стянули все в один прием, но, увы, наткнулись на полусапожки — на шнурках.
— Марина…
— Они на резинке, — склонилась я к его макушке.
— Что на резинке?
— Ботинки. Расшнуровывать не надо, просто оттяни резинку, она как носок, и сними…
Это было последнее, что он с меня снял. Предпоследнее — все же брюки он не стал стягивать через ботинки. Бросил их возле пуфика и принялся проверять мои ноги на наличие невидимого капрона — прощупывал каждую клеточку, точно разминал гусиную кожу, сейчас невидимую, потому что у него дома было очень тепло. Или стало тепло — в его руках. Или после свитера я еще просто не успела замерзнуть…
— Что ты там ищешь? — смотрела я все еще вниз, на его склоненную голову.
Занят. Одной рукой наглаживает бедро, а другую я уже чувствовала совсем глубоко.
— Что не нашел вчера, — запрокинул он голову, продолжая стоять передо мной на коленях. — Желание. Найду, как думаешь?
— Ищите и обрящете..
— Не пошли…
— Так пошли… — извратила я его слова. — В кровать. Пока я не замерзла.
— Я растопил тебя горячим кофе? Сознавайся, — поднялся он наконец с колен и руками — по моей шее, чтобы я вдохнула полной грудью ответ, блестящий на кончиках его пальцев. А мое желание по-прежнему висело на волоске — мокром, но все еще упрямо прикрывающим вход туда, куда посторонним вход воспрещен. Только по пропускам — а у Андрея пропуск давно просрочен. Впустить? Или пусть сначала поставит новую печать и вклеит новую фотографию? Да у него с такой игрой на меня больше никогда не встанет…
— А горячего мужчины здесь нет и не будет? — прижала я ладони к его плечам, чуть подрагивающим, но точно не от сквозняка, который гулял сейчас только в душе и, возможно, только в моей.
— Согреешь, если остыл?
— Возьму холодным…
Но он был горячим — в моих руках, не в моих мечтах. И влажным — а влажных мечтаний тоже не было, была реальность — за окном начинался дождь. Питер осенью просто создан для любви — из постели даже важные дела на вытянут, но они могут в нее затянуть. Я же тут ради паспорта и ради ребенка. Не ради Андрея и не ради себя. Непонятно почему… Понятно, на чем… На матрасе, простыне, поверх одеяла — мягкого, скользкого…
Я соскользнула вниз, с бугорка подушек, на которые кинул мое обнаженное тело Андрей, продержав в воздухе не более пяти секунд. Лег рядом и распластал ладонь у меня на животе, точно пригвоздил к своей кровати ножом. Ну скажи, скажи уже: ты — моя, наконец…
Не сказал. Просто смотрит. Долго. Уже минуту. Светло, как днем. Так уже почти день. Утро мы простояли в утренней пробке. Я взяла его в районе запястья обеими руками, почувствовала под кожей бешеный пульс и опустила ниже. Силой протащила упирающиеся пальцы по влажному лобку туда, где они должны были прорыть тоннель в горе обид, которую Андрей сам между нами и воздвиг. Вдруг он словно очнулся и скинул мою руку — провожатые не нужны, он все помнит…
— Не предохраняемся? — наконец прохрипел он старый вопрос.
— Нет, поздно… Нужно было раньше…
— Ну и как после этих слов я должен себя чувствовать?
— Плохо. Ты должен чувствовать себя плохо. Ты же не спрашивал, больно ли мне, когда перерезал пуповину.
— Врач сказал, что не больно…
— Поэтому второй раз ты тоже без наркоза отрезал? Уехал. Думал, мне не будет больно…
— Думал, что будет плохо… Надеялся, что будет плохо без меня… Но ошибся. Тебе было хорошо… Иначе бы ты приехала ко мне.
Началось… Его сексом не корми, дай поговорить…
— Слушай, какого хрена ты испортил мне макияж? Я не для тебя старалась.
Не спросил, а для кого? Просто смотрел, словно давно не видел… Смешно, грустно, обидно…
— Можешь, как в песне? — ощутила я прилив неконтролируемой злости. — Он трахался молча, потом мгновенно засыпал… Ведь раньше у тебя это получалось… Не можешь, тогда даже не начинай… — шевелила я бледными губами.
Смотрит. Не насмотрелся. Ответит гадостью? Или мозгов не хватит? Хотелось надавать ему по мордам хотя бы подушкой. Раз ничего другого нет под рукой.
— Говорят, программисты самый циничный народ, — не забыл он мотив Чижовского хита нашей юности.
Я засмеялась, но не громко. Не разочаровал окончательно, но я по-прежнему злилась. Ударила его в плечо, но не сильно. Ответила на поцелуй, но не жадно. Андрей убрал с моего лица волосы, тронул губами щеку, и вот я уже ощутила его горячее дыхание ухом.
— Сколько стоит год твоей жизни?
Вопрос, конечно, интересный и вовсе не риторический, как могло бы показаться случайному уху. Только не моему, я прекрасно понимала, о чем меня спрашивают.
— Мы еще не обговаривали цену… — выгнула я шею, чтобы переманить его губы на грудь, пока не оглохла от его тяжелого дыхания. — И это минимум на три года. Это мой первый стартап, но буду сразу серьезной тетей, попрошу себе процент от компании. Процент, конечно, не получу, но на половинку вполне, как мне кажется, могу рассчитывать. Не думаю, что базисная зарплата выйдет более трехсот штук. Это копейки теперь, инфляция, мать ее… Поверь, ты получал в свое время больше… Но мне много сейчас не надо. На квартиру чтобы хватало и медицинская страховка была приличной. Так что не торгуйся, не получится… Это маленькие девочки ушами любят. Взрослые тетки используют для этого правильное место. Есть, правда, ещё одно, в которое я тебя пошлю, если не заткнешься и не займешься делом, о котором твердил с театра. Это у тебя роль такая, ругательная? Сегодня? — проходился мой язык по классике. — Сменить на трахательную точно не получится? Может, тогда другой сценарий тогда попробуем? Оденемся и разбежимся?
С Сунилом мы были из разных культур, не ввернешь в тему крылатое выражение, из скудных английских киноцитат диалога не составишь. И в душе я очень скучала по эзопову языку. Но, черт возьми, сейчас мне хотелось погрузиться в немое кино, а пока оно оставалось просто не моим. Ну и муж не мой, он ничей, просто бывший…
— Это не последний стартап, — мямлил он слова, сминая мои губы. Грудью не заинтересовался и даже на шею не взглянул. — А у нас это точно последний шанс.
— На что? На кой ты мне сдался? Второй шанс был бы, вернись ты вовремя из Питера. Зачем тебе я сегодня? Тут столько молодых баб, хоть утрахайся, пока стоит. Америка тебе не нужна. Дети тебе не нужны… Галочка нужна? Вся жизнь для галочки? Это же скучно, Андрюш. Зачем тебе это?
— Не знаю. Почему на все должен быть ответ?
— Зачем тогда задавать вопросы, если ответы не нужны? Мы делаем что-то для чего-то… Сейчас формально возвращаем мне статус жены, чтобы спасти ребенка. Нас самих не нужно спасать. У нас все хорошо. Было бы тебе плохо, ты бы пороги моих квартир обивал. Ты бы задрал меня до такой степени, что я выбила бы в суде запрет для тебя ко мне приближаться. Но ты спокойно жил без меня все эти годы. Я от тебя не пряталась, я была тебе просто не нужна.
— Просто тебе нужен был тогда другой человек… Я это понимал.
— Мне и сейчас нужен другой человек, и это не мои бывшие мужья. Но не настолько сильно нужен, чтобы я активно его искала.
— Ты выглядела довольно счастливой… На фотографиях.
