— В Бангалор не хочешь завернуть?
Я улыбнулась и даже почти рассмеялась на камеру.
— Это какой загогулиной я проложила свой маршрут, ты думаешь?
— Я думаю, что ты можешь ко мне приехать…
Я поджала губы, но взгляда не отвела. Когда мы познакомились, у Сунила уже начала появляться седина, но она его не старила. Впрочем, и в пятьдесят, особенно на камере, он выглядел скорее крашеным пепельным блондином, чем стариком. Подтянут — вставать на голову он никогда и не прекращал, да и вообще все позы йоги ему давались лучше, чем мне. Особенно, когда мы делали парные стойки на полу, вне постели.
— Давай лучше ты к нам?
— За этим и звоню. Я думаю на Рождество снять домик в горах, если ты сумеешь заманить в него детей.
— Элис тебя уже послала?
— Она мягко отшила, сказав, что еще не знает своих планов на праздники. Ну в крайнем случае, попьем с тобой вина и покатаемся.
— Скучаешь?
— По горам? — хмыкнул он, и я кивнула.
— Очень. Приезжай на недельку. Если мое присутствие в твоей жизни не нарушает личных планов.
— Нарушает. Я подписала контракт с Заки, — соврала я, или просто сообщила бывшему мужу про свои будущие планы.
— Я к нему уже ревновал. Когда выходишь? Даже на день не приедешь? Здесь красиво, зря игнорируешь Индию. Может, пару месяцев поработаешь на удаленке?
— Пару месяцев меня только будут вводить в курс дела.
— Интернет здесь хороший. Я поговорю с Заки, хочешь?
— Я никогда не разрешала тебе лезть в мою профессиональную жизнь. Давай уж лучше ты к нам. Собаку я еще не завела, — улыбнулась я открыто, уже не закусывая губу.
— Здесь хорошо, Марина. Ты просто не понимаешь. Ты ничего здесь не видела. Это новая жизнь.
— Ты мне предложение, что ли, делаешь?
— Нет, зачем? Нам уже делить нечего: ни детей, ни долгов. Приезжай, посмотри. Вдруг тебе понравится. На работе все те же лица… — намекнул он на засилье индусов в наших честных офисах.
— Я подписала контракт.
— Я скучаю, Марина. По тебе. Не по Америке. Попробуй пожить в Индии.
— Не хочу. Ну не мое это. А ты приезжай.
— Я устал. Не могу соревноваться с молодежью. Они меня обгонят на раз-два. Вкалывать по двадцать часов я не могу.
— Не надо. Иди преподавать.
— Я не смогу обеспечить нам прежний уровень жизни надолго.
— Поэтому не будешь обеспечивать никак, да? Ну если тебе плохо без меня…
— А тебе без меня хорошо, да?
Вызов? Или за ответом на этот вопрос он и звонил?
— Элис только уехала. Я еще не поняла. Это было не очень хорошо с твоей стороны свалить все это на меня.
Он опустил глаза — на макушке по-прежнему копна, пусть и седая.
— Я был не прав. Я прошу прощения, — проговорил, не глядя мне в глаза.
А потом посмотрел, только камера снова размывала картинку.
— Я тебя простила. Но в Индию не поеду. Могу не заводить собаку год. Тебе хватит года разобраться в себе?
— Ты хочешь, чтобы я вернулся?
— Ты хочешь второй шанс?
— У нас и первый, кажется, еще не закончился. Разве нет?
— Затянувшаяся командировка? Зачем тогда разводился?
Сунил снова опустил глаза.
— Чтобы нас не держали вместе простые формальности. У нас осталось что-то другое?
Поднял глаза: я опустила взгляд на скомканное свободной от телефона рукой одеяло. Нервничаю?
— Я не поеду в Индию. Можем встретиться во Франкфурте, если хочешь?
— Хочу. Почему во Франкфурте? Ты уже взяла билеты? Может, в Вену лучше поедем?
— Не взяла. Зато платье для Венской Оперы купила.
— А билеты? Когда мне прилететь?
— Давай я завтра скажу тебе? Я иду на разведку в детский дом по просьбе Элис. Она очередным фондом занимается.
— Это туда пошли мои пять штук?
— Возможно. Давай я поставлю точку и позвоню тебе. Договорились?
— Как тебе лучше. Это твой отпуск. Я присоединюсь к тебе в любой точке мира. Только свистни.
— Я лучше позвоню.
— Хотя бы приблизительно, когда?
— Дней через десять. Я еще русский внутренний паспорт должна обновить.
— Ты в России?
О-па, прокололась, расслабилась.
— У меня все хорошо, не нервничай.
— С мамой встречаешься?
Соврать? Нет…
— Нет, я разбираюсь с фондом для Элис. Ну и заодно со своими документами. У меня все хорошо. Действительно. Только не нервничай.
— Я знаю классный отель в горах. Я всегда думал отвезти туда свою жену. И забыл.
— Я тебе не жена.
— Придется притвориться. Там семейный отель для бюргеров, — рассмеялся Сунил. — Утром поют птицы, воздух шикарный…
— Это ты после кондиционеров говоришь…
— Марина, не лови меня на словах. В Индии хорошие кондиционеры. А в Австрии прекрасные булки и колбасы. Какой же русский не любит по утрам бутерброды…
— Не соблазняй меня. У меня ночь.
— И булки, что ли, нет? На диете?
— Есть. Мне стыдно, но есть. Завтра куплю листы салата для рулетиков с мясом.
— Отъедайся и отдыхай. Помни, у женщины на животе обязательно должны быть три складки любви…
— Это тебя в Индии научили?
— Доброй ночи, — стиснул он губы. — Хороших снов.
И отключился.
Глава 18. Каждому по вере
Я тоже отключилась — лицом в подушку. И даже сумела провалиться в сон, а не воспоминания. Утром тоже почти не думала о Суниле: разминка, душ, завтрак. Булка с ветчиной! Вспомнила о втором бывшем муже только в магазине, покупая футбольную форму сыну. У них один размер: просто взяла в двух экземплярах. Ничего другого везти Сунилу не имело смысла: ему ничего не нужно. Ни к дате, ни вообще. Вещи он покупал исключительно в тот момент, когда они были ему нужны. К датам не привязывался. Объяснение выдавал резонное: меньше паковать при переезде. Вообще нужно жить так, чтобы весь твой скарб умещался в багажнике машины.
Поэтому в каждый день его рождения я устраивала вылазку куда-нибудь, дарила не вещь, а воспоминания. Вот они, наверное, и не дают ему сейчас покоя… Сам Сунил с пустыми руками ко мне не приедет — притащит очередное золото из Индии, на что-то другое фантазии все равно не хватит, возьмет верх привычка. Притерлись, облезли и… Соскучились? Скорее да, чем нет. Я улыбалась все утро, даже жуя бутерброд. А это что-то да значит. Про Андрея не думала вообще, даже про паспорт. Сегодня и без этого день тяжелый.
Мальчику из приюта я тоже взяла форму и фирменный мяч к ней: в футбол можно играть командой. Надеюсь. Неизвестно, как устроен быт только что лишившихся матери детей. Только что лишенных матери государством. Были ли она им хорошей матерью, вопрос, конечно, риторический, как и о детской естественной привязанности к женщине, давшей им хоть какую, но жизнь. Про детскую психику вообще не хочу думать, своей лишусь…
— Знаете, я, наверное, не пойду с вами, — сказала я Вере. — Могу в машине подождать, если вы захотите что-то потом обсудить. Ну, денежные вопросы.
О чем нам еще говорить в данной ситуации?
— А что так?
Вера моложе меня лет на десять. Во всяком случае, выглядела сегодня на тридцатник с небольшим. Прическа, перманентный макияж, маникюр — не загнанная лошадь, другими словами. Машина пусть не новая, но в отличной форме. Соответствует хозяйке.
— Я всю жизнь волонтерила в приютах для животных.
— Сравнили… — скривилась Вера и завела машину.
— Да, сравнила. У животных такие же печальные глаза, когда уходишь от них домой, оставляя их на ночь в клетках, как и у детей. Они провожают тебя обреченным взглядом, как бы укоряя: можешь же спасти, но комфорт тебе дороже. Муж не хотел дома лишней грязи. Так что они были правы хотя бы в отношении меня.
— Лишней? А от детей грязь его устраивала? — услышала я ту же злость в ее голосе, что и при телефонном разговоре.
— От детей грязи не было. Во-первых, в Калифорнии круглый год сухо, дожди последние года — большая редкость.
— А во-вторых? — переспросила, когда поняла, что я замолчала.
А я действительно усомнилась в нужности данного разговора.
