Карие вишни © Издательство «Четыре», 2023 Борис Алексеев Родился в 1952 году. Москвич. Профессиональный художник-иконописец. Член Московского союза художников. Награждён орденами РПЦ: Преподобного Сергия Радонежского 3-й степени и Преподобного Андрея Рублёва. В 2010 г. обратился к литературе. Пишет стихи и прозу. Член Союза писателей России. Серебряный лауреат Международной литературной премии «Золотое перо Руси» (2016). Дипломант литературных премий «Серебряный крест» (2018) и «Лучшая книга года» (2016–2018). Удостоен почётного звания «Заслуженный писатель МГО Союза писателей России». Награждён медалью И. А. Бунина «За верность отечественной литературе», медалью МГО СПР «За мастерство и подвижничество во благо русской литературы», медалью МГО СПР «Цветаевские костры». Из цикла «Стожары минного поля» М. И. Цветаева. 1940 год, одна из последних фотографий… Кто не спускался в глубину унижения, не сгорал в огне страданий и не заглядывал в лицо смерти, тот не уразумел ещё истинного смысла собственной жизни. Митр. Анастасий (Грибановский) Сколь наши домыслы причастны К свершённой гибели земной? Вот правым глазом, взором ясным Марина воскрешает строй Беспечной королевы звука. Она вдали, она над всеми! Так смотрит девочка из тени На крепкую мужскую руку. А левый глаз – беды соринка, Груз веќ овый прожитых лет. Увы, не расточит слезинки Фотографический портрет. Уж тень Елабуги припала К руке злодейской, и злодей Взалкал и следует за Ней, Он приготовил смерти жало! Два разных глаза, два крыла… Подуло к полночи прохладой. Она очнулась и ушла. Елабуга, будь ты неладна! Я мог её остановить, Отнять верёвку, выждать время, Забыв о том, что русский гений Свободен быть или не быть. Шестидесятникам с любовью! Шестидесятники, младая прана, Хрущёвской оттепели марихуана, Жуки-точильщики неугомонные Веќ а двадцатого, посеребрённого. Эх, муза русская – поэтов мельница. Зерно проросшее дроби́тся, мел́ ется. Урчат покатисто жернов́ ы блинные. Шестидесятые – года былинные! В топь Марианскую, тьму интернетную Ввожу курсор. Зачем с надеждой тщетною Ищу Кихотов след, мукою бел́ енный? Ведь мне отпущено так мало времени… Уходят Роберты дорогой Мценскою. Рука Ахатовны вдоль Вознесенского. Чу, сообщение! Глотаю симку: «Стихи кончаются… Невыносимо!» Аве, Оза! Памяти Андрея Вознесенского
То ли цыкнула мать над шалостью И нахмурилась от усталости, То ли корень прирос к окончанию, То ли скрыпнули створы Татьянины [1], То ли Богу шепнула уродица: «Отче, родинка выпала с Родины!» Но заплакала церковь Мценская Над головушкой Вознесенского. Аве, Оза… Памяти Беллы Ахмадулиной Величие – и в смерти деликатно. Б. Ахмадулина «Вишнёвый сад» Говорят, в Каппадоќ ии храмы Оседают. И каждый год Прорастают земные курганы В отломившийся неба свод. Неужели в земных сочленениях Роль небесная невелика И от времени стихотворение Гибнет так же, как фреска та? Вознесенский, поэт эпический, Форм подпружных восславил роль! Но в заоблачном политехническом Смерть сказала поэту: «Довольно». Вы же пчёлкою медоносною Наварили медо́в тома И тарусской обновкой нос́ кою Отказали смерти в правах! Вам, нежнейшей, земной черёд Оседающей Каппадоќ ии И друзей торопливый уход Стал намеренно неугоден. За Андреем, во тьму кромешную, Потянулась ваша рука, Пустоту образуя между Верхом неба и дном стиха… Памяти Иосифа Бродского Иосиф раскурил заначку, стряхнул неаккуратно пепел и тронул ящерицу-рифму. Она казалась неживою, лишь глотка втягивалась мерно при каждом вздрагивании кожи. «Дела! – сказал себе Иосиф. — Скрипит в уключинах Харона Трахея рифмы сладкозвучной…» * * * Когда в имениях Хрущёва О красках рассуждал бульдозер И нормой главного закона Был гнев партийно-всенародный, Собрал Иосиф всё, что было (А было Йоське двадцать лет), И фрезеровщика кормило Сменил на прозвище «поэт». Но норма главного закона Была завистливой и жадной, И фрезеровщики поэту За тунеядство дали срок. Сто-оп! Тунеядство – выше нормы. Оно, как воз телеги смрадной, Парит! И чувствуется лето Сквозь кучи смёрзшийся кусок. Что ж ныне замолчал Иосиф? Казалось, избранная лира Должна служить неугомонно, Как солнце, как морской прибой. Но нет! Его избран́ ный голос, Блеснувши дерзостно над миром, В дверях окликнул Симеона [2]И вышел смертною тропой… Вселенная о том дивится: Не стало писаря в божнице! Стихов неначатых страницы, Подобно в небе облакам, Столпились! Самолёта росчерк Застыл меж ними, как строка: «Се днесь Урании [3]пята — Венеция и остров Мёртвых» [4]. вернутьсяПоэта Андрея Вознесенского отпели в церкви святой мученицы Татианы при МГУ. вернутьсяСтарец Симеон, один из героев стихотворения И. Бродского «Сретенье», посвящённого Анне Ахматовой. вернутьсяУрания – муза астрономии, также название сборника стихов И. Бродского. вернутьсяОстров-кладбище в Венеции, где похоронен поэт. |
