– Молодец, сын. Ты большой молодец. Вот, возьми, – он сунул руку за голенище сапога и вложил в крохотную ладошку сына остро наточенный кинжал. – Это на всякий случай. Ну, вперёд. И не высовывайся!

В очередной раз кивнув, Гемрик бросился в обход сарая. Прежде, чем его скрыл выступающий угол здания, он увидел, как отец приблизился к лошади и вытянул из ножен меч.

***

Кьёрнвид любил свою работу. В королевских отрядах выдавали одежду и оружие, платили хорошее жалование, а к выходу на пенсию обещали собственный участок земли – в общем, давали всё то, о чём обычному выходцу из заурядной семьи землепашцев нечего было и мечтать. Да и сама работа, откровенно говоря, была значительно проще, чем изнуряющий труд его родителей, днями напролёт пропадавшими в поле под жестоко палящим солнцем, чтобы суметь выплатить подати королевским поборщикам и оставить хоть что-то себе на пропитание.

Большую часть своего времени королевские отряды были расквартированы в частях королевской армии, сменяли друг друга в нечастых патрулях и дежурствах, и… Да и, в общем-то, и всё. Кьёрнвид сдвинул лёгкий кавалерийский шлем на затылок. Редкие учения, проводимые королевской армией, обычно не длились слишком долго, поэтому их можно было потерпеть. Единственной проблемой были разъезды. Кьёрнивид ненавидел их.

Как только появлялся преступник, которого король считал достаточно значимым, чтобы отправить за ним свои отряды, работа превращалась в сущее мучение. Вместо пива – тёплая от постоянного нахождения на солнце вода, пресный вкус которой уже ко второму дню разъездов вызывал отвращение. Вместо мягкой подушки на уютной койке – костлявое седло, брошенное прямо на голую землю. Вместо шлюх, отдающихся солдатам практически задарма…

Кьёрнвид поморщился. Вместо шлюх в этой поездке не было ничего.

При должной удаче и сговорчивости деревенских девок разъезд по окрестностям можно было превратить в увлекательное путешествие, но с тем командиром, который руководил ими на этот раз, ни о какой удаче и речи не шло.

Высокая, худая фигура мужчины, управляющего лошадью впереди, внушала Кьёрвинду опасение. И не только ему – весь отряд испытывал напряжение от соседства с одним из Мечей короля. Возможно, именно поэтому мужчина и держался обособленно. Звали его Нагренмелл, но никто в отряде не смел обращаться к нему по имени.

У него было сухое, костистое лицо с выступающим вперёд острым подбородком и кривоватым носом, неестественно направленным вниз. Впалую щёку крестом пересекал толстый бугристый шрам. Коротко постриженные волосы на голове изрядно поредели, обозначив намечающуюся лысину. Обычный стареющий мужчина, вроде как ничего особенного, но от одного взгляда в его холодные серые глаза становилось жуть как неуютно. Кьёрнвинд не знал, что видят в них остальные, но самому ему казалось, будто в глазах этого человека застыл пепел погребальных костров.

Прежде Кьёрнвинд никогда не встречал никого из Мечей короля. О них ходили разные слухи: поговаривали, что они могут двигаться так быстро, что обычный человек их даже не заметит, и что их оружие сделано из какого-то особенного материала, который никогда не ломался и не тупился, и что во владении клинками им не было равных. Кьёрнвинд не знал, правда это или вымысел, и никакого желания проверять у него не было.

Говорил Нагренмелл редко, в основном – когда требовалось отдать какую-то команду. Ну или осадить кого-то из подчинённых. Когда в одной из деревень отряд остановился в трактире, один из солдат, – кажется, Сенвиг, – ущипнул проходящую девушку за задницу. Девчушка, работающая подавальщицей, зарделась и попыталась уйти, но Сенвиг имел на неё другие планы. Схватив её за талию, он притянул её к себе и силой усадил на колени, принявшись пьяно объяснять, что ей пора познакомиться с настоящим мужиком. Тогда-то это и произошло.

– Отпусти девушку и извинись, – ровным, как замерзшее озеро, голосом потребовал Нагренмелл.

– Что? – пьяные глаза Сенвига с трудом сфокусировались на источнике звука. – А, командир. Да ладно тебе, девчонке полезно будет, да и я…

Он осёкся. Нагренмелл встал, не отводя своего жуткого взгляда от Сенвига. Солдат смотрел на него, словно зачарованный. Длиннопалая рука Нагренмелла опустилась к поясу и сжалась на рукояти гладиса.

Их с Сенвигом разделяло около трех футов – расстояние слишком большое, чтобы Нагренмелл смог дотянуться до него коротким мечом, – но в ту секунду, когда командир неуловимо быстрым движением выхватил оружие, Сенвиг заорал, как поросёнок на бойне.

Кьёрнвинд вздрогнул, вспомнив тот вечер. Он не знал, что напугало его больше: то, что Нагренмелл смог дотянуться до Сенвига через весь стол, при этом не задев ни соседей, ни девушки, сидевшей у солдата на коленях, или то, глубокий порез, расцветший на щеке Сенвига, имел форму креста.

Он не успел разглядеть и одного удара, а их было два.

Сенвиг свалился на пол, прижимая ладонь к лицу. Девушка, чьё лицо мгновенно утратило весь румянец, в ужасе бросилась прочь. За столом все замерли. Нагренмелл спокойно убрал своё оружие, и в тусклом освещении трактира Кьёрнвинду показалось, будто рукоять гладиса странным образом укоротилась.

– Я не потерплю непослушания, – глядя прямо перед собой, спокойно сообщил Нагренмелл, сев за стол и взяв в руки нож с вилкой. С равнодушным видом, будто ничего не произошло, он принялся резать мясо в своей тарелке, и как бы между делом добавил:

– Считай, что тебе повезло. Следующий, кто ослушается моего приказа, умрёт.

Сенвиг тихонько поскуливал на полу. Взрослые, битые жизнью солдаты напряжённо молчали. Опыт подсказывал им, что командир предельно серьёзен, а значит, шутить с ним не стоило.

Кьёрнвинд поёжился, отгоняя воспоминания. Не считая того момента, всё было в принципе терпимо: даже Сенвиг, получивший уродливый шрам, пересекающий щёку, вел себя спокойно. Лишь порой, когда Нагренмелл не видел, Сенвиг бросал ему в спину ненавидящие взгляды. Впрочем, ни один взгляд, даже самый злобный, не мог навредить никому, а уж одному из Мечей – так и подавно.

Деревянные дома, усыпающие дорогу с двух сторон, будто ягоды можжевельника – свою ветку, быстро окружили отряд. Кьёрнвинд завертел головой. Он бы схватил кого-нибудь из местных и заставил бы говорить. Ох, как бы он запел, когда нож королевского солдата принялся бы лоскут за лоскутом срезать с него кожу! Если тот граф, которого они ищут, был здесь, отряд непременно бы об этом узнал. Тем более, что в поясном мешке Нагренмелла хранилась королевская грамота с портретом преступника.

Однако командир решил поступить иначе. Остановив лошадь у первого из домов, он бросил:

– Идём медленно. Осматриваем дворы. Увидите что-то подозрительное – немедленно докладываете мне.

Кьёнвинд едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Подозрительное? В этой забытой Намулом деревне, заполненной измученными работой кметами? Разве что считать подозрительным птичий помёт, меняющий цвет в зависимости от своего местоположения. На светлом срубе дерева он был чёрным, а на сером камне, которым был окружён колодец, – сиял белизной, что твоё солнце. Впрочем, произносить саркастичное замечание вслух он не решился: Кьёрнвинда можно было назвать разными словами, в основном – нелестными, но слова «идиот» среди них не было.

Ни один из дворов не привлекал внимания Кьёрнвинда. В отличие от женщин, которые, едва завидев солдат, попрятались по домам и теперь украдкой выглядывали из окон. Настороженность на их лицах пробуждала в Кьёрвинде животные инстинкты.

Он сжал зубы. Не сейчас. Может, позже подвернётся момент, когда Нагренмелла не будет рядом, и уж тогда-то Кьёрнвинд даст волю своим желаниям.

От радужных мыслей о будущем его отвлёк скрипучий голос командира:

– Стоять.

Лошадь Нагренмелла послушно замерла на месте. Кьёрнвинд натянул поводья своего коня, придержав его возле сколоченных из сырого дерева ворот очередного дома. Каких-то серьёзных отличий от соседних дворов он не заметил: небольшой участок между домом и сараем, стоящая на нём телега с тремя лошадьми – в общем, ничего такого, что привлекло бы внимание Кьёрнвинда. Он повернул голову к Нагренмеллу: тот внимательно смотрел на одну из лошадей, привязанную, в отличие от двух запряжённых в повозку, к тыльной части телеги.