Тут Хайди горько расплакалась. Сквозь рыдания она то и дело повторяла:

– Кто может сделать тебе светло? Неужели никто? Совсем никто?

Бабушка пыталась утешить ребёнка, но это удалось ей не так скоро. Хайди почти никогда не плакала, но если уж начинала, то долго не могла остановиться. У бабушки от её рыданий разрывалось сердце, и она пробовала и так и этак успокоить дитя. Наконец сказала:

– Иди сюда, моя славная Хайди, подойди ко мне, я хочу тебе что-то сказать. Видишь ли, когда человек не видит, то он очень рад слышать всякое доброе слово, и мне так приятно слышать, когда ты не плачешь, а говоришь. Иди сюда, сядь рядом и расскажи мне, как ты живёшь там, наверху, что делаешь и что делает дедушка. Раньше я его хорошо знала, но вот уже много лет я о нём ничего не слышала, разве что от Петера, но Петер у нас не очень-то разговорчив.

Тут в голову Хайди пришла новая мысль. Она быстро вытерла слёзы и сказала:

– Погоди, бабушка, я всё расскажу деду, он тебе сделает светло и починит избушку, чтобы она не развалилась, – он всё умеет.

Бабушка молчала, и Хайди принялась с живостью рассказывать ей о своей жизни у дедушки, и о днях, проведённых на пастбищах, и о том, сколько всего он умеет изготовить из дерева: табуретки, скамейки, красивые ясли, в которые можно задавать сено Лебедушке и Медведушке, и новый большой ушат для купания летом, и новую кружку для молока, и ложки. Хайди всё оживлённее пускалась в описание тех красивых предметов, которые так неожиданно возникают в руках деда из обыкновенного полена, и как она стоит рядом с ним и смотрит, и как ей самой хочется уметь всё это делать. Бабушка слушала с большим вниманием и время от времени вставляла:

– Ты слышишь, Бригитта? Слышишь, что она про Дядю говорит?

Внезапно рассказ был прерван громким топотом у двери, и в избушку ввалился Петер, но тут же остановился, вытаращив на Хайди свои округлившиеся от удивления глаза.

Она крикнула ему:

– Добрый вечер, Петер!

И он радостно расплылся до ушей.

– Надо же, и этот уже из школы вернулся! – изумлённо воскликнула бабушка. – Давно день не пролетал у меня так быстро, уже много лет! Добрый вечер, Петерли! Как там у тебя продвигаются дела с чтением?

– Всё так же, – ответил Петер.

– Ну-ну. – Бабушка вздохнула. – А я-то надеялась, наступят перемены, когда тебе стукнет двенадцать лет в феврале.

– А почему должны наступить перемены, бабушка? – тут же с интересом спросила Хайди.

– Я всё надеюсь, что он хоть чему-то научится, – сказала бабушка, – читать то есть. У меня на полке лежит старая псалтирь, там такие красивые псалмы, а я их уже так давно не слышала, на память не помню. Вот я и ждала, когда Петерли научится читать, чтоб прочитал мне иной раз какой-нибудь псалом, а он никак не выучится, ему не по силам.

– Зажечь, что ли, свет, уже темнеет, – сказала мать Петера, которая всё это время латала фуфайку. – Я тоже не заметила, как день пролетел.

Тут Хайди спрыгнула со своего стульчика, торопливо протянула бабушке руку и сказала:

– Доброй ночи, бабушка, мне дед велел идти домой, как только стемнеет.

Она протянула руку по очереди Петеру и его матери и побежала к двери. Но бабушка озабоченно воскликнула:

– Постой, постой, Хайди, одна-то не ходи, пусть Петер тебя проводит, слышишь? Смотри за ребёнком, Петерли, чтобы она не упала, да не останавливайтесь нигде, чтоб она не замёрзла, слышишь? На ней хотя бы тёплый платок есть?

– У меня нет платка, – крикнула в ответ Хайди, – но я не замёрзну! – С этими словами она юркнула за дверь и так проворно побежала, что Петер едва поспевал за ней.

Но бабушка взволнованно воскликнула:

– Беги за ней, Бригитта, беги, замёрзнет ведь, уже ночь на дворе, прихвати мою шаль, беги скорее!

Бригитта подхватилась и бросилась вдогонку. Но дети не сделали и нескольких шагов в гору, как увидели, что сверху к ним спускается дедушка.

– Молодчина, Хайди, слово держишь! – похвалил он, снова укутал ребёнка в дерюжку, взял на руки и пошёл с ней в гору.

Бригитта только и успела увидеть удаляющуюся спину старика с ребёнком на руках. Она вместе с Петером вернулась в хижину и с изумлением рассказала бабушке о том, что видела. Та тоже принялась удивлённо охать, через слово повторяя:

– Слава Богу, что он так с ребёнком, слава Богу! Хоть бы он ещё раз отпустил её ко мне, такая радость от девчушки! Доброе сердечко, а как складно она умеет рассказывать!

Бабушка ещё долго восхищалась новой знакомой, пока не легла спать, и всё повторяла:

– Хоть бы она снова заглянула к нам! Нашлась и для меня на свете радость!

А Бригитта всякий раз соглашалась с ней, и Петер, растягивая в улыбке рот до ушей, удовлетворённо говорил:

– Я так и знал.

Между тем Хайди, укутанная в дерюжку, пыталась что-то сказать дедушке, но тот шумно дышал, поднимаясь со своей ношей в гору, а голосок ребёнка плохо пробивался сквозь толстую мешковину, и он окоротил её:

– Погоди немного, вот придём домой, тогда всё расскажешь.

Как только он наконец вошёл в хижину и высвободил ребёнка из дерюжки, девочка заявила:

– Дед, завтра мы должны взять молоток и большие гвозди и прибить у бабушки ставню и ещё много куда забить гвозди, а то у неё всё стучит и хлопает.

– Мы должны? Ага, мы, значит, должны. И кто тебе это сказал? – насторожённо спросил дедушка.

– Никто мне не сказал, я и так знаю, – ответила Хайди, – ведь там ничего не держится крепко, а бабушке страшно, когда стучит и гремит, она не может заснуть и думает: «Вот сейчас всё рухнет прямо нам на голову». И ещё бабушке никогда не бывает светло, она не знает, как это сделать, но ты-то ведь знаешь, дед! Сам подумай, как грустно, когда всё время сидишь в темноте да ещё боишься, что обрушится дом, и ведь тут никто не поможет, кроме тебя. Давай пойдём завтра и поможем ей. Ведь правда же, дед, мы пойдём?

Хайди вцепилась в дедушку, взглядывая на него снизу с непоколебимой верой. Старик некоторое время смотрел на неё, потом вздохнул:

– Хорошо, Хайди, давай сделаем так, чтобы у бабушки больше ничего не громыхало, это мы можем. Завтра, так и быть.

Тут девочка принялась от радости прыгать по всему дому, раз за разом повторяя:

– Завтра, так и быть! Завтра, так и быть!

Дедушка слово сдержал. На следующий день после обеда состоялся такой же спуск на салазках. Как и накануне, старик высадил ребёнка у входа в хижину Петера-козопаса и сказал:

– Иди в дом, а когда стемнеет, выходи. – А сам пошёл вокруг избушки.

Едва Хайди появилась в дверях, как бабушка воскликнула из своего угла:

– Никак ребёнок пришёл! Это Хайди! – И на радостях даже выпустила из рук нить и остановила колесо прялки, чтобы протянуть навстречу ребёнку обе руки.

Хайди подбежала к ней, уселась на низенькую скамеечку и принялась рассказывать бабушке обо всём, что приходило на ум, не забывая и её расспрашивать. Вдруг весь дом задрожал от мощных ударов. Бабушка в испуге вздрогнула, чуть не опрокинув прялку, и вскричала:

– Ах ты, Господи, вот и конец пришёл, всё рушится!

Но Хайди стиснула её руку и успокоила:

– Нет-нет, бабушка, не бойся, это мой дед с молотком, он сейчас всё накрепко прибьёт, чтобы ты больше не боялась.

– Неужто такое может быть? Неужто? Знать, не совсем забыл нас Господь! – воскликнула бабушка. – Ты слышала, Бригитта, что делается, ты слышала? И впрямь это молоток! Выйди, Бригитта, и если это Дядя Альм, то скажи ему, чтоб потом зашёл на минутку, спасибо ему скажу.

Бригитта выбежала за дверь. Дядя Альм как раз вгонял в стену новые крючья. Женщина подошла к нему:

– Добрый вечер, Дядя, и мать тоже вам кланяется. Мы вас хотим поблагодарить, что вы нам оказываете такую милость, а мать просит вас зайти, она хочет лично сказать спасибо. Конечно, кто бы нам ещё это сделал, мы вам этого не забудем, потому что, конечно…