– Подарю

– А мож счаз? Отпустите меня домой, и я с твоим пода – ик! – рком уйдю, тьфу, уйду.

Ноги у пьяного подкосились, Галимханов поддержал его.

– "Домой", – передразнил Галим. – По кустам шарашиться?

– Не-ка, ик! Как штык домой придю, тьфу, при-дю. Нет, – покрутил головой, – приду! Во, праильна, ик! – при-дю, – и захохотал оттого, что не может правильно выговорить.

Галимханов обыскивал пациента. Из карманов достал ключи, видимо, от квартиры, десять рублей и мелочь. Положил всё это на широкую доску бордюра дежурки, за которой сидел Бахашкин за столом и записывал в журнал посетителей перечисляемые предметы.

– Ик! Домой хочу, – канючил пациент. – Отпустите меня домой. У меня дети есть, у меня баба есть, – и всхлипнул, – а вы, черти, меня – ик! – не отпускаете.

– Ага, вспомнил родименький о детках, – усмехнулся Глотко.

– Да вот, – гордо сказал пьяный и показал пальцем на бордюр. – Запиши, начальник, что у меня были пейсят рублей денег. Копил по копейке…

Бахашкин никак не отреагировал на его просьбу. Писал сосредоточенно и долго.

Кропотливую работу Шалыча прервал резкий звонок телефона. Он бросил ручку и сорвал с него трубку.

– Начальник городского медицинского вытрезвителя нумер один Бахашкин…

– Бахашкин! Начальник! Пфу!.. – в трубке послышался смех. – Подумать только! Ему давно пора быть у параши, а он – начальник, да ещё такого наиважнейшего объекта. Ха-ха!

Лицо Шалыча побледнело, узкие щёлочки глаз расширились, губы задрожали. Он хотел было ответить что-то ругательное абоненту, но голос показался знакомым, возможно, даже Андрея Андреевича. Та же грубая ирония, резкий и звонкий тон, и он инстинктивно сдержал свой порыв.

– Ну ладно, грозный начальник, шутки в стороны. Мне нужен твой подельник, Галим. Где он?

– Тута. А хто просит?

– Хто? Хтокало! Хм, какой стал любопытный. Помалкивай, раз в дерьмо сел. Делай то, что тебе говорят. И поменьше вопросов. Давай своего хорька.

Шалыч прикрыл трубку ладонью и, чуть привстав, полушёпотом позвал Галимханова.

– Сашька! Иди к трубке. Тебя…

Все присутствующие повернулись в его сторону.

Галим спросил:

– А чо шёпотом?

– Не знам…

Саша иронично усмехнулся и обратился к сержантам:

– Парни, идите, пошманайте. Помогите Глотке.

Сержанты с некоторой подобострастностью поднялись и подошли к пьяному. Галимханов прошёл в дежурку.

Пациент наконец понял, что с ним не шутят, стал просить:

– Бра-ацы! Только не в душш! Я всё! Всё сделаю, но в душш не надо! Не пойдю! Всё возьмите! Червонец, мелочь. Ик-ик!..

– Не будешь буянить, не поведём в душ.

– Не-не будю, тьфу, не буду! – пациент попытался принять стойку смирно.

– Во, молодец! Дисциплинированный стал алкаш, – засмеялся один из сержантов.

– Не хочу быть блюйёном!

– Ха-ха! – рассмеялись сержанты, хохотнул и Глотко. – Живо вашего брата выучили.

Галимханов взял трубку, и, отвернувшись от всех, буркнул:

– Слушаю.

– Галим, давай сейчас дуй домой, переодевайся в гражданку.

– Кто это? Валера?!.

– Ктокало! Я уже твоему начальнику сказал: поменьше вопросов, если хотите вылезти из той вонючки, в которую по своей дури сели. Понял?

Галимханов промычал что-то нечленораздельное.

– Так вот, Галим, пришёл и ваш час. Переоденешься и дуй к пивнушке у кинотеатра "Гренада". Там тебя будут ждать. На всё про всё, тебе двадцать-двадцать пять минут.

– Дык как я успею?

– А меня это не колышет. Успевай. У тебя есть под жопой транспорт, вот и газуй. Не приедешь вовремя, сидите в дерме. А лучше – у параши. Ты понял?

Галимханов опять что-то буркнул.

– Ты мне не мычи, не хмыкай. Я с тебя башку сорву, если что. Давай живей поворачивайся, люди тебя ждут у "Гренады". Там всю дальнейшую задачу узнаешь. Пока, ублюдки! – и в трубке запикали короткие гудки.

Галимханов растерянно посмотрел на Шалыча.

– Ну чо? – спросил в полголоса тот.

– Мне… Мне надо срочно ехать. Поехали!

– Куды?

– На туды, твою мать! По дороге расскажу.

Бахашкин засуетился, начал отдавать распоряжения сержантам, забыв о том, что они не его подчинённые.

– Витя! Оставайса тут пока за меня. Будешь тут, потом у меня работать, я те обещая! А ты, – к Глотко: – смотри у меня! – поднёс ему кулак под нос. – Самого сварю, как раку.

Подошёл к пациенту. Потрепал его по волосам, погладил.

– А ты будь хорошим дядей, ланна?.. Уложить ево спать. И не надо душа. Сволочи!

13

Город после рабочего дня шумел. По обеим сторонам проспекта Карла Маркса, разделённого широким зелёным газоном, текли, пестря всевозможными цветами одежды, людские потоки. На остановках, как автобусных, так и трамвайных, столпотворение – как и всегда в час пик. По проезжим частям улиц сновали автомашины разных марок: личные, служебные, продовольственные фургоны, переполненные автобусы.

Вечер всё ещё был жарким, нагретый асфальт удушал и в его "аромат" примешивался запах от нефтехимкомбината. Однако на это никто как будто не обращал внимания, и Викентий Вениаминович, глядя на людей, удивлялся им, и время от времени непроизвольно морщился. Крутил головой в поисках источника, выделяющего неприятный запах. Смотрел на небо, подёрнутое туманной поволокой, смогом.

– Неужели у вас везде так? – спросил он.

– Да нет. За городом лучше, – ответила Мáлина, усмехнувшись.

– Увезите меня за город, умоляю! Не то я здесь задохнусь и не доживу до конца командировки, – едва не плача, простонал гость, прикрывая рот и нос ладонью.

– Это с непривычки, – снисходительно ответила Светлана. – А надолго у вас командировка?

Он пожал плечами.

– По обстоятельствам… Как понравится.

– Понятно…

– Так что, увезёте меня за город?

– К сожалению, не могу. Но если очень желаете, то могу подсказать, как добраться на Китой, на пляж или на водохранилище, это недавно открытое место городского отдыха. Рекомендую.

– А если бы вы приехали к нам в город, как вы думаете, как бы я поступил в подобной ситуации?

– Думаю, по-другому. И с бóльшей настойчивостью.

Он бросил на Светлану весёлый взгляд и рассмеялся.

– А вы мне нравитесь.

– Спасибо. Мороженое хотите?

– Пожалуй, не откажусь.

Они шли от агентства "Аэрофлот" в сторону кинотеатра "Победа", где проспект заканчивается. Прошли высокое большое и серое здание "Детского Мира", пересекли улочку Глинки и вышли на площадь Ленина.

Площадь была заключена в четырёхугольник зданий: горкома, ДК "Нефтехимик", Главпочтамта и с правой стороны домами проспекта. В середине площади возвышался памятник Ленину. Под постаментом лежала широкая клумба, засаженная красными цветами, по ней проложены ровные дорожки из плит и стоят скамьи с выгнутыми спинками. На них сидели люди и по дорожкам бегали дети, неуклюже гоняясь за голубями, которых прикармливали взрослые.

Над горкомом висели флаги СССР и РСФСР, на стенах ДК и на высоких стойках – афиши, программный репертуар местных и заезжающих артистов. На стенах почтамта, в простенках между окнами, располагалась картинная галерея из портретов всех членов и кандидатов в члены ЦК КПСС, начиная с Брежнева.

Викентий Вениаминович с интересом разглядывал город, стоя у металлического ограждения, отделяющее пешеходную дорожку от проезжей части улицы.

Подошла Светлана.

– Вот, пожалуйста, – она подала сливочный пломбир в вафельном стаканчике.

Он обернулся и воскликнул:

– Ух, ты! Спасибо! У нас, в Иркутске, такое лакомство в стаканчике стало редкостью.

– Мука, наверное, кончилась.

Оба рассмеялись. Светлане с каждой минутой в его обществе становилось легче. Гость в общении был прост, держался непринуждённо, и в ней ослабевала насторожённость, подозрительность.