Грустная сказка о жизне прошлой.

ПРО ДОМИК В ДЕРЕВНЕ,

ДА ПРО ЕГО ДОМОЧАДЦЕВ,

ОТЦА И ТРЁХ БРАТЦЕВ.

"Так, товарищ, этот сказ

Буду я вести про нас.

То есть байка здесь о том,

Как живёт наш сельский дом,

Что остался средь лесов

От полтысячи дворов.

Где я, старый Домовой,

Повидал беды людской:

Много что потешного,

Грустного и грешного.

Что ни век, ни поколенье,

В доме, глядь, столпотворенье…

Ну, да ладно, что томить,

Не пора ли сказ творить.

1

Жизнь в деревне – как и прежде,

Но чем дальше – тем потешней.

А на пике двух эпох

Наш колхоз совсем издох.

На пригорке, на деревне,

Дом стоит по виду древний –

Как живёт хозяин в нём,

Так и выглядит тот дом.

С незапамятных времён

Мы в нём пятеро живём:

Я, три брата и отец –

Он был пахарь, он был жнец.

Был ударником в колхозе,

На все руки, то есть – спец!

Но, к несчастью для отца,

Жизнь прожившего в Дрянцах, –

Без работы обленился,

Начал пить, и быстро спился.

А сыны, что с ним живут,

Вообще не знают труд.

Но, однако же, бывает,

На собраньях заседают,

Светский там ведут сыр-бор,

То есть важный разговор.

Как-то летом посредь дня

Собралась на сход родня,

Как бывало в косовицу…

На сей раз – чтоб похмелиться.

На деревне ж кайф сплошной,

Что ни день – то выходной!

Собрались робята вместе,

Как всегда, на прежнем месте,

За обеденным столом.

Выпив, речь вели о том:

– Есть ли люди где по весям,

Что живут лет восемь-десять? –

Так выспрашивает Ваня

На печи, придя из бани.

И, кумекая в уме,

Чертит цифры на стене:

"Это, если перемножить…

Будет восемьдесят может".

Он застенчивым был малым,

Задавал вопрос из зала.

По своей дурной натуре

Не тянулся он к трибуне.

– Нам прожить полста бы лет,

А чтоб восемьдесят – нет! –

Усомнился брат Тарас. –

Нет, хоть выткни левый глаз.

– Ты что, умным слишком стал?

Аль с печи башкой упал?..

Я и слыхом не слыхал,

Кто-то дольше чтоб живал.

Там, похоже, на печи

Растопили кирпичи

Разум твой, что есть ещё,

Коль завёл ты про житьё. –

Рассмеялся брат Самсон,

И Тарас с ним в унисон.

Оба весело смеются,

Облаками ды́мы вьются

Из ноздрей, из ртов, – глаза

Даже ест от них слеза;

Зубы ржавые в щербинах,

Щёки впалые в щетинах,

Просмеяли дурака,

Прячась в клубах табака!

Заседателям всё можно:

Просмеять и пить безбожно.

Пояснения тут, кстати,

За столом кто председатель?

Только тот, кто на розливе –

Первый парень в коллективе.

На собраньях так сложилось,

В ком есть ум, а лучше сила,

Тот и станет Головой, –

Сунься кто-нибудь другой!

И Тарас из снисхожденья

Дураку шлёт приглашенье:

– Ты давай-ка, брат к столу.

Чё сверчком сидеть в углу?

Для тебя, уж так и быть,

Косячок дадим скрутить.

Дёрнешь крепкий табачок,

В раз прочистится умок.

– Мне бы семечек, конфет,

А курить – резону нет.

Дураку ещё табак,

Что я – конченный дурак?

– Ну, какой ты, брат, капризный.

Подь сюды болтать о жизни.

А дурак с печи нейдёт,

Речь дурацкую ведёт.

– Интересно ж, коль подумать:

Как живут в краях тех люди?

Что у них там за собранья?

Как проводят заседанья?

На повестку что выносят?

Кто, кого на них поносят?

Может, в планах обсужденья

Есть и трезвые мышленья?

На гулянках что поют,

Курят также, морды бьют,

Надирают чупруны,

Не жалея седины?

Ты вчерась, Тарас, спьяна,

Вон, отца зашиб, меня.

Ты, как только самогона

Перекушаешь, с Самсоном

Бьётесь, кружитесь без смысла,

Пыль по дому коромыслом,

Сбиты лица, кулаки,

Как последни дураки.

Вы же умные робята,

С сединой уж, бородаты.

Как посмотришь – кислы лица,

А всего вам – только тридцать.

А что будет в сорок с гаком?..

Тут Тарас, смеясь над братом,

Хлопнул вдруг себя по ляжкам.

– Ну, чудило ж ты, Ивашка! –

И такие льёт слова –

Словно вяжет кружева.

Председателю всё можно:

Матом крыть и пить безбожно.

На него дурак глазеет,

То бледнеет, то краснеет.

Есть чему тут подивиться,

Есть чему тут поучиться.

Столь художественной Музе

Не обучат даже в ВУЗе.

Приезжайте к нам в Дряньцы,

Вот где слову кузнецы,

Этажи такие сложат,

Что из лиственя венцы.

Даже рот Самсон разинул –

Во, Тарас! Вот это двинул!

Уж на что он крыть мастак,

Да едва ли сможет так! –

Подготовить так доклад

Может только депутат:

Вдохновенно, искромётно,

Как из ленты пулемётной,

Словом жжёт, и жесты метко

Подтверждают аргументы.

– Ну, ты, братец, и поэт!

Что ни слово – то куплет.

Ты в журнал, али в газетку

Предложил бы хоть фрагмент.

– Я в писатели негож.

Этим разве проживёшь?

Вымирает ихний строй,

Также, как и мы с тобой.

Мой талант не признаётся,

Вам задаром достаётся.

И пущай в народной массе

Буду я – как устный классик!

Тут услышали едва

На полатях скрип-слова:

– Вот кому послал свой дар

Сатана, не прогадал.

Очень грамотно кладёшь,

Да смотри – переберёшь?

За такой охальный рык

Бог оттяпает язык.

Чтоб не дразнить сыновей,

Дед свинтил от них скорей.

Он уж знал: его робята

Любят выступить в дебатах.

Если мухой не слинять,

То бока могут намять.

В прениях глаза ж шальные,

На кулачки заводные.

– Лёг на печку старичок,

Так помалкивай, сверчок. –

Рассмеялись тут братья,

За цигарками пыхтя.

И дурак, на них взирая:

"Вот ведь жизть у нас какая…

Да неужто так везде

Покоряются судьбе?"

К братьям снова подступает:

– Расскажите, кто чё знает?

На печи на вас смотреть мне

Надоело хуже смерти.

Мать курила и пила,

Сорок лет не прожила.

Батька, вон, что хрен сушёный,

Табаком весь прокопчённый,

Изошёл на кашель весь,

Пьёт и курит всяку смесь.

Скоро, видно, через мост

Тоже двинет на погост.

Да и вы, вон, молодцы,

Что прокисши огурцы.

Да неужто так повсюду

Трудно жисть даётся люду?

Мне понять – не по уму.

Растолкуйте, чё к чему?

Братья смотрят на Ивана,

Не поймут его изъяна.

Сушат мозги табаком –

Что случилось с дураком?

То ли умным стал он слишком?

То ль капризная мыслишка

Завелась на этот раз? –

Удивляется Тарас.

Смотрит он на дурака

Из-под радуг синяка.

– Что сказать тебе, браток?..

Не ходил я на Восток,