– А комары нас не съедят? – подумал я вслух.

– Рано им ещё. – Отозвался Лукич. – Осенью, верно, он здесь пощады не даёт. Летом же этот зверь смирный. Да и ветерок вон поднялся, если что, так разгонит супостата. Правда, и нам дрогаля задаст. Ты давай, к головному держись, там, на бетонке, выход к воде хороший.

Это он водителю, не мне, конечно. И понеслась тема рыбацких мест. Естественно, чрезвычайно занятная.

Головное сооружение – это устье канала, начинающегося в одной из старых балок, по дну которой стекали в реку талые воды. Когда Кутулук перегородили плотиной, вода затопила пойму, подобралась к косогорам и превратила бывшие балки в глубокие омуты, чистые от камыша и чакана. Из глухих зарослей выходят сюда на свободную охоту сазаны, ватажками гуляет тарань, краснопёрка и новосёл – гибрид, помесь сазана с карасём или толстолобиком, так и не запомнил, как его зовут. Великое и даже огромное множество его расплодилось за последние годы, взахлёб рассказывал Лёнька под одобрительное угуканье хозяина здешних мест, восседавшего на переднем сиденье. На удочку тот гибрид совсем не ловится, якобы жрёт лишь траву. Хитрый, не дурак. Лоб-то большой. В камышах и прибрежных зарослях для него тучнейшие пастбища и рыбаки берут зажравшегося гибрида только сетями.

– Кстати, может, поставим?! – Услышав о сетях, предложил всё ещё не вышедший из состояния азартно-гостеприимного радушия Генералов. – На ушицу, а? В багажнике 50 метров всегда есть, на всякий пожарный.

Действительно, чего только у него нет, а всё ещё подавай! Мало ему своего подвала, полного рыбой и пива. Да юркого исполнителя желаний  рокового дедули Трифона. Да-а, наш человек никогда не наестся!

– Не соблазняй! – Вздохнул Лёнька. – Времени-то вон сколько. Окунёмся и поедем.

– Твоя правда, и мне дел ещё по горло. Но вообще, зря. – Согласился, остывая, Лукич. – Тут этого гибрида, да и сазана с толстолобиком, миллионы, правда, не всегда возьмёшь, видит око. Но много, очень много. Прошлый раз Петро Козлов со второй бригады перегородил сетью вон ту балочку и пугнул сверху. Думал, десятка два-три их там паслось, а они табуном рванули. Наш олух-то и обрадовался улову. А когда взялся за подборы тянуть – пусто. Совсем пусто, ни рыбы, ни сетки, всю в клочья разнесли, одно только подборы и остались. И штрафовать не надо было за браконьерство, сеть отбирать – рыбка сама это сделала.

Место для купанья Лукич выбрал действительно отменное – в самой голове канала, может даже на его лбу, облицованном бетонными плитами, не слишком круто уходящими в воду. Генералов, сбросив с себя просторные одежды, сразу полез в воду, и тут же закряхтел, застонал, надо полагать, от удовольствия, иначе конечно не лез бы. Лёнька сначала размялся, походил на руках, демонстрируя отличную физподготовку, вполне приличную для таких щуплых мозгляков.

– Утонешь, смотри! – своевременно и на всякий случай предупредил его я, – отвечай потом за тебя!

Лёнька тем не менее разогнался и прыгнул сразу на середину канала. Я спокойно нырнул вслед за ним и на всякий случай в то же самое место, поплавал немного и вылез на берег обсыхать. Хорошо! Комаров и впрямь почти не было. Не пыльно. Не жарко. Почти все компоненты комфорта, если не считать знобящего ветерка и соответственно появившейся гусиной кожи. Пришлось побыстрее одеться и тогда только согреться.

Лукич и Лёнька шарили под кручей у противоположного берега, изредка радостно матерясь. Раки в норах крупные попадались. Водитель поднял капот своей экстра-волжанки и стал зачем-то протирать двигатель, явно демонстрируя неиссякаемое трудолюбие. Именно за это ему Лукич в основном и платит. По дороге, улёгшейся вдоль канала километрах в двух, всё реже и реже проносились машины, В стороне, ближе к селу, вспыхнули красные и зелёные вензеля рекламы автозаправочной станции. Такие же вензеля, только в десятки раз длинней, цепочкой протянулись вдоль по водохранилищу – не знаю, для чего уж они там, пароходы вроде не ходят, интуристов нет, шпионы в камышах не шуршат, толстолобиков не пытают. Может, просто для красоты. Мы ж для одной только красоты готовы полмира бесплатно и обогреть и осветить. А вот там, на заправке, через громкую связь кто-то кого-то выругал по-женски нетерпеливым голосом. И тут же, будто откликаясь королеве бензоколонки, по всем берегам водохранилища нетерпеливо и раздражённо завопили лягушки. Дурной пример, как известно, повсюду заразителен.

– По местам! – Заорал рядом Лёнька. Я и не заметил, когда выбрался из воды собственной персоной сам заведующий сельскохозяйственным отделом районного «Авангарда». Не успел подать руку начальству. Куделин подпрыгивал рядом, бодрый и синий от холода, вываливал из закрученных в поясе трусов крупных, с растопыренными клешнями раков.

– С-соб-би-рай! В-в м-майку что ли зав-вяжи!

Вылез из воды и Лукич и тоже с раками в трусах. Мне снова стало зябко, на этот раз от страха и уважения к безумной отваге этих людей. Чем только не пожертвуешь ради охотничьего инстинкта! Интересно, что раки были какие-то в общем смирные, словно заторможённые. Наверно чем-то там впечатлённые. Ещё бы! Где побывать у Героя социалистического труда!

– Видал, Витёк, какие у нас зверюги водятся?! – И председатель с хохотом неуязвимого олимпийца стал извлекать свой улов чуть ли не из самого причинного места. – Лапти! Одного такого на пару кружек хватит!

– Один такой же и не на такое способен. – С благоговейным ужасом прошептал я, наблюдая с какой неохотой грозные членистоногие животные расставались с синими председателевыми трусами, уж до того им и вправду понравилось там. Затем я собрал-таки, отважившись, в майку своего непосредственного шефа десятка три этих кусачих, изворачивающихся лаптей. Мда-а, вместительные однако трусики носит начальство. И отнёс в машину, стараясь, чтобы никто из них меня при этом не цапнул. Впрочем, те, что подержались за Генералова в его трусах, действительно вели себя намного подавленнее. Можно сказать, корректнее. Наверное, он их и вправду впечатлил. Точнее, подавил. Авторитетом.

– Давай, пакуй гадов! – Радовался добыче завсельхозотделом, вытряхивая последних зацепившихся раков из трусов, и тут же объяснил причину такой радости. – За этих раков шеф нас два дня пивом поить будет, пока не кончатся. Может даже на брудершафт. – И запел, всовывая в рукава рубашки мокрые руки: – «Моя милка переплыла через реку Енисей, У неё в трусы набилось окуней и карасей»! Ох! Сдохну, до чего холодно, в воде-то тепло, не надо было вылезать!

Вот и не вылезал бы, в самом деле. Люди бы только вздохнули облегчённо. И перевели дух.

В редакцию мы вернулись, когда совсем стемнело. Наш кадиллак, он же антилопа, лихо вкатился во двор, скользнул лучами фар по штакетнику вдоль стены типографии с ярко освещёнными окнами и, сделав по обыкновению крутой вираж, остановился у самого порога редакции.

– Прошвырнусь часок? – Вопросительно глянул на Лёньку Волков. – Тут недалеко. Бензин есть, отчитаюсь.

– Шеф, наверное, ещё в конторе. – Ответил Лёнька. – Он тебе прошвырнётся! А потом отчитается.

Это предположение, похоже, не лишено было основания, так как окна в редакции светились бодрым пламенем. Но вот из коридора, выходящего на крылечко родного двухэтажного небоскрёба, сквозь настежь распахнутый дверной проём послышались голоса. Говорило сразу несколько человек, явно что-то сильно умное, потому что разобрать ничего нельзя было. И вдруг в общем гаме мощно вознеслось есенинское: «…Но только ты ни капли не поймёшь, Чем я живу и чем я в мире занят!»

– Ага! Чего тут не понять?! Всё ясненько! – Просветлев, констатировал Лёнька. – Керосинят, голуби. Вот они чем в мире заняты! Пока другие горбатятся на него. Я и забыл совсем, что наш мэтр обещал сегодня пузырёк и, как настоящий пионер, сдержал своё обещание. Ладно, Санёк, езжай, ты и в самом деле никому не нужен. Но особо и не гарцуй! Витёк, где наш раковый закусь?! Варить будем. Э! Э! Э! Санька!!! Стоп, машина! Отдавай раков! Ишь, жук, разогнался!