Сначала горожане не понимали меня. Но потом, когда смысл моих слов наконец дошел до них, их лица посветлели, на многих появились улыбки.
Через некоторое время я снова поехал на Кёнигплац. Надо же было осмотреть рейхстаг! На одном из углов увидел нашу полевую кухню, а около нее - возбужденно галдящих немок с термосами, мисками, котелками.
Утром на ступенях рейхстага и по всему пространству Кёнигплаца спали смертельно усталые бойцы. Кто сидя, кто лежа с автоматом под головой, кто прислонившись к орудию. Спала, можно сказать, вся дивизия. Я долго смотрел тогда на эту картину. Нечеловеческое нервное напряжение, которое испытали люди за семнадцать дней и ночей беспрерывных ожесточенных боев, вымотало их до предела. И как только воцарилась тишина, означавшая конец войны, наступила реакция. Сон одолел солдат.
Сейчас спящих там уже не было. У побитого снарядами, опаленного пожаром здания толпились бойцы и офицеры. К рейхстагу началось настоящее паломничество - каждый хотел оставить память о себе на его каменных стенах. Люди писали углем, мелом, карандашами, выцарапывали надписи остриями ножей и штыков. А над ними полыхало на легком весеннем ветру озаряемое ласковыми лучами солнца наше Знамя - задымленное, пробитое осколками, но устоявшее и возвестившее всему миру о падении Берлина.
Мы вошли в черный пролом главного подъезда. С нами были руководитель 1-го Московского фронтового драматического театра Иосиф Моисеевич Раевский, солистка Елена Михайловна Рожкова и другие артисты. Они хотели осмотреть большой зал рейхстага, где на завтра был назначен концерт для воинов нашей дивизии...
Описывая ход боев за рейхстаг, я, естественно, не мог назвать всех его славных участников. Да и сейчас мне не удастся это сделать - слишком бы длинный пришлось помещать список. Каждый, кто дрался за этот последний оплот врага, кто самоотверженно отдавал свою жизнь за день, за час до победы, вправе называться героем.
Но я приведу хотя бы несколько имен тех, чей вклад в достижение победы был, на мой взгляд, наиболее заметным.
Это майор Георгий Георгиевич Гладких, которому в дни штурма подчинялась артиллерийская группа 756-го полка. Шесть батарей из его части били прямой наводкой по рейхстагу. Майор Тимофей Васильевич Наконечный начальник артиллерии 674-го полка. Майор Иван Александрович Крымов начальник артиллерии 756-го полка, находившийся в рейхстаге с вечера 30 апреля и до капитуляции его гарнизона. Там же находился и начальник разведки полка капитан Василий Иванович Кондратов.
Отважно сражались в рейхстаге пулеметчики Николай Алясов, отец и сын Ковтуновы - Лука Иванович и Николай.
Мужественным человеком, умелым политработником проявил себя майор Иван Ефимович Ефимов - замполит 756-го полка. Начальник штаба части майор Артем Григорьевич Казаков показал образец исключительно четкой и хладнокровной работы, управляя подразделениями из "дома Гиммлера".
Замечательно действовали бойцы саперного батальона под командованием майора Белова - они под огнем убирали противотанковые надолбы, обезвреживали мины на мосту Мольтке и на набережной, обеспечивая войскам путь к рейхстагу.
Героически сражались у северных подступов к рейхстагу командир пулеметной роты старший лейтенант Николай Васильевич Самсонов и командир стрелковой роты лейтенант Василий Андреевич Рыжков со своими бойцами.
Добрым словом хочется помянуть и начальника штаба 469-го полка майора Петра Григорьевича Бахтина, проявившего мужество и организаторский талант в боях у мостов через Шпрее, и таких офицеров этой части, как командира минометной роты капитана Гуляма Султановича Султанова и командира пулеметной роты лейтенанта Ивана Артемьевича Сердюкова, проявивших подлинный героизм.
С самой лучшей стороны показали себя приданные нам части, без которых дивизия не смогла бы решить все те задачи, что ставились перед ней. Это 1203-й полк самоходных артиллерийских установок подполковника Серова, 351-й полк самоходок под командованием полковника Герцева и 85-й танковый полк во главе с полковником Тарасовым.
Наконец, нельзя без чувства благодарности и глубокого уважения не вспомнить о наших медиках, спасших жизнь и сохранивших здоровье не одной сотне, а может быть, и тысяче бойцов. В их числе командир медсанбата майор Алексей Степанович Бушуев - известный всей армии хирург, врачи Раиса Калмыкова, Ольга Губанова, замечательные наши медицинские сестры и санитары. Список тех, кто отличился в завершающих боях, можно было бы продолжить еще на несколько страниц. Все, кто сражался в рейхстаге, перед рейхстагом, в Моабите и на северном берегу Шпрее, - сражались геройски. Как и во всех боях ключом победы здесь была самозабвенная отвага, исключительная стойкость и горячий наступательный порыв советских бойцов великих и скромных тружеников войны.
Когда отгремели бои
Для тех, кто вступил в Берлин, война кончилась 2 мая. В этот день капитулировали все группировки столичного гарнизона, расчлененные нашими войсками. У Бранденбургских ворот части 3-й ударной армии встретились С частями 8-й гвардейской. В ознаменование этого события был подписан специальный акт.
Продолжалось паломничество к рейхстагу. Наверное, каждый советский солдат и офицер, находившимся в Берлине, считал своим долгом побывать у этого здания, расписаться на иссеченных колоннах или выщербленных стенах. Надписи эти были символичны, как было символично само здание, олицетворявшее германскую государственность, как Знамя Победы, развевавшееся над ним. Воины заглядывали в мрачное помещение и с пониманием значения подвига тех, кто здесь дрался, осматривали грязный каменный пол со следами выгоревшего паркета, закопченные обломки мебели, отметины от снарядов и гранат - страшные следы беспощадных боев.
Постепенно жизнь настраивалась на мирный лад. Солдаты отоспались, отмыли походную пыль и гарь, переоделись в чистое. Но как ни блаженен был отдых после самого тяжкого труда на свете - войны, праздности мы не предавались. Буквально на следующий день после капитуляции врага наши подразделения приняли участие в расчистке улиц от завалов битого кирпича и камня. Работы был непочатый край, не на один месяц.
В город возвращались беженцы. Длинные очереди выстраивались у немногих открывшихся продовольственных магазинов и у солдатских кухонь. Нам приходилось кормить лишенное продуктов питания население германской столицы - без этого оно не выдержало бы голода. На улицах звучала немецкая и русская речь...
Берлинцы все пристальнее приглядывались к нашим людям. Конечно же взгляды были разные: и покорные, и заискивающие, и затаившие плохо скрытую ненависть. Но все чаще мы читали в этих взглядах неподдельное удивление. Поведение победителей не укладывалось в сознании немецкого обывателя, сформированном под воздействием настойчивой фашистской пропаганды. Русские не резали, не грабили, не мстили за бесчинства германской армии на советских землях, - наоборот, они кормили тех, кого как будто бы должны были считать своими смертельными врагами.
То были дни, когда начался посев первых семян дружбы между советским и германским народами.
Мы привыкали к тому, что вокруг стояла тишина, что нас не поднимали по тревоге, что ежеминутная угроза смерти ушла куда-то в небытие. Только по ночам нам все еще снились неприятельские атаки и свист горячего металла над головой. Впрочем, эти сны приходили к нам и много лет спустя...
9 мая, когда вся наша страна праздновала День Победы, у нас в дивизии тоже состоялось празднество. Мы провели парад, на котором присутствовал командир корпуса. Потом для офицеров организовали банкет.
- Ну, Василий Митрофанович, - обратился ко мне Семен Никифорович Переверткин, - сколько раз ты пригублял, а пить отказывался, говорил, что после победы выпьешь. Вот и настал твой черед. С победой!
И я, кажется, впервые за все эти четыре года выпил и первую, и вторую...
12 мая к вечеру мы вдруг получили приказ срочно выступить на северо-запад и расквартироваться в районе бывшей охотничьей дачи Геринга. Причиной этой передислокации послужило то, что район Берлина, в котором мы находились, по договору с союзниками становился оккупационной зоной англичан.
