Дом белый и дом красный

После разговора с командиром корпуса я вновь - в который уже раз склонился над планом Берлина. Вот излучина Шпрее - дуга с вершиной, обращенной на север. Внутри дуги, справа, у самого основания ее, прямоугольник с фигурными сторонами, вытянутый с севера на юг. На плане он помечен цифрой "105". На легенде, приложенной к плану, против этой цифры написано: "рейхстаг".

Слева, ближе к вершине дуги, - мост Мольтке. Если провести через мост прямую, она под острым углом упрется в западную стену рейхстага, в его фасад. Расстояние от моста до него - 550 метров.

У основания улицы, как бы продолжающей мост, на северо-восточной ее стороне обозначено крупное угловое здание.

- Белый дом, - авторитетно, с видом знатока говорит Гук. - В нем швейцарское посольство размещалось.

Напротив посольства, по другую сторону улицы, - еще большее здание какой-то неправильной формы. У него каждая сторона - квартал. Гук поясняет:

- Это красный дом. В нем министерство внутренних дел. Его тут все "домом Гиммлера" называют.

Ниже и левее дома со зловещим названием обозначено еще одно строение. Его фасад смотрит на фасад рейхстага. Это - Кроль-опера. Оперный театр. Между ним и рейхстагом квадраты зелени и описанный циркулем круг Кёнигплац. Королевская площадь. Если верить плану, там тоже растут деревья. От красного дома до рейхстага - 360 метров на юго-восток. И еще один приметный ориентир. Южнее рейхстага, метрах в двухстах, изображена прямоугольная скобка. Бранденбургские ворота. Они замыкают улицу Унтер-ден-Линден, идущую с востока на запад.

Эта часть города прочно фиксируется в памяти. Скоро смотреть на карту станет некогда. Начнут поступать один за другим доклады и запросы. И надо будет четко представлять себе, что и где происходит, принимать какие-то решения, отдавать распоряжения. Тут уж ошибки в ориентировке недопустимы и непростительны.

Оторвавшись от этого занятия, я приказал соединить меня с Зинченко. Вера Кузнецова почти сразу же протянула трубку.

- Федор Матвеевич, подробно доложи обстановку.

- Только что был в боевых порядках. Обстановка такова. Ширина реки полсотни метров. Берега гранитные, высотой метра в три. На подручных средствах форсировать не удастся. Придется по мосту. Перед мостом баррикада. За ним - тоже. Вероятно, все минировано. Обстреливают мост сильно. Из Тиргартена лупят и из-за ломов.

- Где первый батальон?

- Занимает исходное положение перед баррикадой. Устанавливаем артиллерию на прямую наводку. Думаю, надо быстрее цепляться за тот берег, пока противник окончательно не опомнился.

- Правильно! Сейчас я подойду к тебе на энпе. Сто семьдесят первая не появлялась?

- Появилась. Выходит левее нас к реке.

- Ну ладно, сейчас иду.

Положив трубку, я уточнил у Сосновского:

- Сколько у нас орудий на закрытых позициях?

- Пятьдесят девять, товарищ генерал.

- В девятнадцать ноль-ноль начнете артподготовку. Главные цели батареи противника, обстреливающие мост.

В сопровождении двух солдат я спустился с четвертого этажа и вышел на улицу. До НП Зинченко, расположенного неподалеку, решил добираться пешком. Так безопаснее. По Альт Моабитштрассе валялись трупы людей и лошадей. То тут, то там улицу перегораживали неподвижные, еще чадящие танки, искореженные автомашины. Раздавались автоматные очереди. Ухали взрывы фаустов. Мы продвигались перебежками, осматриваясь, прижимаясь к стенам домов.

Разыскав Зинченко на верхнем этаже большого, массивного здания, я первым делом поинтересовался ходом дел. Обстановка ведь менялась беспрерывно. И действительно, пока я шел до полкового НП, произошло кое-что новое.

Взвод из 1-го батальона атаковал мост. Его поддержали огнем орудия прямой наводки, минометы. Но ответный огонь был все же слишком силен. Взвод залег перед баррикадой.

- Как потери? - спросил я.

- Есть, - болезненно скривившись, ответил Федор Матвеевич. - Не то что на взводах офицеров нет, на роты сержантов приходится ставить. Вот Гусельников тяжело ранен. На его место назначил старшего сержанта Сьянова.

- Это который?

- Может, помните, высокий такой? Парторгом роты был.

- Припоминаю. Из других полков подразделения подошли?

- Батальон Блохина справа от нас. Плеходановские батальоны за нами стали.

- Хорошо. Смотри сюда, - я подошел к расстеленному на столе плану Берлина. - В девятнадцать начнется артподготовка. Надо, чтобы первый эшелон проскочил на тот берег. Одновременно саперы должны вести разминирование моста. А вот это здание видишь? Это белый дом. Заметный. Его и надо в первую очередь брать. А напротив него красный дом. Канцелярия Гиммлера, Его брать потом. Он, видишь, очень большой. Укреплен - сам понимаешь... Это и будет исходным положением для штурма рейхстага. Понял?

- Так точно.

- За ночь переправь как можно больше людей на ту сторону. И сам старайся быстрее энпе туда перенести.

- Слушаюсь!

- Ну, пошел я. Сейчас артиллеристы начнут трудиться. Передай Неустроеву, пусть времени не теряет...

Назад я возвращался под гул канонады. Вскоре Зинченко сообщил:

- На противоположный берег Шпрее проскочили два взвода. Пошла рота старшего лейтенанта Панкратова. На мосту под огнем работают саперы старшего лейтенанта Червякова. Немцы перед нашей атакой пытались подорвать его. Но что-то не сработало. Мост малость осел, однако танки выдержит.

Затем доложил Плеходанов:

- Батальоны на исходном положении. Твердохлеб убит. На его место поставил Давыдова.

Сразу и не нахожу, что ответить. Неужели и этого сильного, мужественного человека я больше не увижу никогда? Превосходный был комбат, один из лучших. Но теперь его имени всегда будет сопутствовать горькое слово "был".

- Плеходанов! Слышишь меня? Назначение Давыдова одобряю. Его батальон и пустишь на ту сторону. Но после того, как перейдет все хозяйство Зинченко. А остальные батальоны попридержи. Им там пока делать нечего плацдарма нет.

Снова звонит Зинченко:

- Около белого здания заняты небольшие дома. Немцы пытаются контратаковать, но наши держатся.

- Не держаться надо, а самим бить! - "завожу" я его. - Понимаешь? Активно бить, расширять плацдарм. И скорее вводить весь полк!

- Ясно, понял!

К аппарату просит Мочалов. Он сообщает:

- Немцы пытаются прорваться через мосты. Около каждого кроме стрелковой роты держу по три-четыре танка и по четыре орудия на прямой наводке. Пока все атаки отбиты.

- Молодец. Держись!

Звонки наконец стихли. Я позвал Офштейна и принялся диктовать ему приказ, который официально закреплял все устные распоряжения, отданные мною за последние несколько часов, и определял существо задач, стоящих перед полками:

- Четыреста шестьдесят девятому стрелковому полку - занять оборону по северному берегу реки Шпрее от Фербиндунгс-канала до Пауль-штрассе, прочно прикрыть в противотанковом отношении не взорванные противником мосты, не допустить прорыва противника в район Моабит, тем самым обеспечив правый фланг дивизии и семьдесят девятого стрелкового корпуса.

Семьсот пятьдесят шестому стрелковому полку, расширяя плацдарм на юго-восточном берегу Шпрее, полностью захватить и очистить дом швейцарского посольства и во взаимодействии с шестьсот семьдесят четвертым стрелковым полком уничтожить противника в "доме Гиммлера", занять исходное положение правее семьсот пятьдесят шестого стрелкового полка для штурма рейхстага...

Покончив с приказом, я со спокойной совестью позвонил командиру корпуса и доложил обстановку. Сообщение о том, что большая часть батальона Неустроева дерется за расширение плацдарма на том берегу в каких-нибудь пятистах метрах от рейхстага, произвело на Переверткина большое впечатление. Он несколько раз переспросил фамилию комбата и сказал, что немедленно доложит обо всем командарму.

В завершение разговора Семен Никифорович произнес: