Бой за Кунерсдорф был очень тяжелым. Укрепился здесь противник не хуже, чем на Одере. К встрече с нами он успел хорошо подготовиться, получить пополнение. Сумей мы выйти к городу в первый день наступления, как это предусматривалось планом, трудностей, наверное, было бы меньше.

Всего в этом бою гитлеровцы потеряли свыше тысячи человек убитыми и ранеными. 263 солдата и офицера мы взяли в плен. Путь к Берлину в нашей полосе наступления был, по существу, открыт. Но и дивизия понесла немалые потери. Нам требовалось "залатать дыры", дать людям хотя бы небольшой отдых. Но бойцы, несмотря на усталость, несмотря ни на что, говорили: "Скорее бы на Берлин!"

В Берлине

Вторжение

Немцы тщательно подготовили Берлин к обороне. Он был превращен в сильнейший укрепленный район. Его опоясывали три рубежа: внешний, внутренний и городской. Столица делилась на восемь расположенных по окружности секторов обороны. Девятый сектор охватывал самый центр. В нем находились здания главнейших государственных учреждений.

Только в городе насчитывалось свыше 400 железобетонных дотов и бункеров. Некоторые из них уходили под землю на шесть этажей. Гарнизон такой крепости достигал тысячи человек. Всего же в Берлине сосредоточилось более чем двухсоттысячное войско. Число это продолжало расти за счет формирований фольксштурма и гитлерюгенда. По воле фашистских главарей Берлин готовился сопротивляться до последнего человека, способного держать оружие.

Если б речь шла о народе, подвергшемся нападению агрессора, то такая решимость защищать свою столицу, пусть даже без надежды на успех, могла бы вызвать только сочувствие и уважение. Но ведь здесь-то все обстояло по-иному! Клика Гитлера, проиграв разбойничью войну, корчилась от ужаса перед возмездием. И не судьба Берлина, как олицетворения национального величия и чести, волновала заправил рейха. На первом плане стояли призрачные надежды хоть как-то облегчить свои личные судьбы. И ради этого сотни тысяч немцев были вовлечены в кровавую трагедию. Что держало их в строю? Груз предрассудков и заблуждений, сила привычки к послушанию, раздутый пропагандой националистический угар, страх перед карательными органами.

Словом, в Берлине нас ждали тяжелейшие бои.

В районе Кунерсдорфа мы в своей полосе прорвали второй рубеж обороны за Одером. 150-я дивизия в течение дня продолжала наступать. Ни два промежуточных рубежа, преграждавших ей путь, ни удары с воздуха не смогли остановить ее.

19 апреля мы были выведены во второй эшелон корпуса. Вперед выдвинулась 207-я дивизия. А нам пришлось очищать лес километрах в пятнадцати западнее Кунерсдорфа от остатков неприятельских подразделений. Мы продвигались по разбитым дорогам под надоедливым дождем. На перекрестках местами уцелели указатели, на которых латинскими буквами было выписано слово "Берлин". И еще попадались простые фанерные стрелы на шестах с размашистыми надписями по-русски: "До Берлина 30 км", "До Берлина 25 км". Все просто, буднично. Впереди крупный город Берлин. Мощный узел обороны. Сильный укрепленный район. И его надо брать, как брали мы до этого множество больших и малых городов, укрепленных районов и мощных узлов обороны.

От усталости, озабоченности, хронического недосыпания такое приземленное восприятие происходящего заслоняло весь высокий смысл момента. Но временами, увидев с медленно ползущего "виллиса" такой вот указатель, я встряхивался. Черт возьми, ведь это что же происходит! До германской столицы, если мерить московскими масштабами, полчаса на электричке. Дачные места!

Немцы тоже доходили до пригородов нашей столицы. Смотрели на нее в бинокль. Обсуждали организацию парада и массовых расстрелов. Но мы и тогда упрямо повторяли: "Кончим войну в Берлине!" Повторяли с того самого июньского воскресенья, когда гитлеровские войска перешли нашу границу. Повторяли и в самые страшные, в самые тяжелые дни. А потом, после Сталинграда, после Курска говорили еще увереннее и определеннее: "Дойдем до Берлина!" Дойдем - значит добьем врага, положим конец войне.

И вот сейчас мы подходим к этому финишу. К самому настоящему, не условному Берлину, кончить войну в котором - почетно вдвойне.

Пока мы находились во втором эшелоне, полки пряно на ходу пополнялись из имевшегося у нас резерва. Правда, роты мы так и не довели до полного комплекта, но все же дышать, как говорится, стало легче.

Внутренне готовясь к предстоящим испытаниям, я еще и еще раз перебирал мысленным взором командиров полков и батальонов, с которыми мне придется заканчивать войну. Готовы ли они к упорным, изнурительным боям в огромном городе? Хватит ли им умения, чтобы мгновенно сориентироваться в неразберихе уличных схваток, находить кратчайшие пути к победе, не допуская лишних потерь?

Вот Мочалов - с прищуренными глазами и поджатой нижней губой, спокойный, уверенный в себе. Он кадровый командир, более грамотный в военном отношении, чем его коллеги. Это возмещает его недостаточный по сравнению с ними опыт командования частью - ведь полк он впервые получил, когда пришел к нам в дивизию в самом конце прошлого года. За те пять-шесть месяцев, что воевал с нами, Михаил Алексеевич многому научился. Человек он способный, переимчивый. Боем теперь руководит уверенно, умело налаживает взаимодействие с соседями, с танками и артиллерией.

Комбаты у него закаленные, испытанные - капитан Андрей Блохин, майоры Владимир Токарев и Петр Бахтин. Эти не подведут.

Плеходанов в полковых командирах не первый год. Он храбр, решителен, скор в мыслях и поступках. Всегда подтянутый, подвижный, Алексей Дмитриевич вызывает к себе симпатии людей своей жизнерадостностью, общительностью. После участия дивизии в Померанской операции и в минувших боях он заметно возмужал как командир, обрел большую твердость и выдержку. В полку его уважают за личную отвагу, порой даже чрезмерную. И люди готовы идти за ним в огонь и в воду.

С командирами батальонов ему повезло - один лучше другого. Бравый майор Алексей Твердохлеб, капитаны Яков Логвиненко и Василий Давыдов - все они отличились под Шнайдемюлем, прекрасно дрались в Померании. А Давыдов еще и при Заозерной отлично зарекомендовал себя, и через Латвию прошел молодцом.

С Зинченко мы уже почти год воюем вместе. И как вырос за это время Федор Матвеевич - старейший в дивизии командир полка и по возрасту, и по сроку офицерской службы! Он стал настоящим мастером общевойскового боя опытным, тактически мудрым. Умеет он прислушаться к совету подчиненных, к мнениям и доводам командиров приданных и поддерживающих частей, учесть все разумные предложения. В полку его за глаза уважительно называют "батей". Здесь очень популярен его любимый завет: "Прежде чем подумать о себе, подумай о товарище, о соседе. Тогда и тебя не оставят в беде".

На батальонах у него тоже крепкие ребята: капитаны Иван Клименков, Петр Боев и Степан Неустроев. Проходили они и через огонь, и через воду и наскоро залечивали свои раны. Словом, это те битые осколками и пулями парни, за каждого из которых двух небитых дают...

Из этих размышлений меня вывел Семен Никифорович Переверткин, вошедший в большую комнату господского дома, где к вечеру остановилась оперативная группа.

- Завтра, Василий Митрофанович, переходите в первый эшелон, - сказал он. - Не взыщи, обстановка требует.

- Чем скорее, тем лучше, товарищ генерал. Войну кончать надо.

- Ну вот и хорошо. Смотри сюда. - И, достав из планшетки карту, Семен Никифорович повел по ней острым карандашом: - Наступать будете на населенный пункт Прётцель. Задача дня - овладеть Прётцелем. А там дальше и до Берлина рукой подать. Кольцевое шоссе, за ним - пригородные кварталы...

Ночью мы продолжили марш и к утру вышли в первый эшелон. Наступать дивизии пришлось в довольно широкой полосе, выбивая небольшие неприятельские группы из фольварков и поселков. Продвигались мы хоть и не быстро, но безостановочно. Сильного сопротивления не встречали. Больше всего времени отнимала ликвидация мелких подразделений противника, просочившихся через боевые порядки и оказавшихся у нас в тылу.