Такое "боевое долголетие" реже встречалось среди командиров батальонов. Но и среди них имелись ветераны - Давыдов, Хачатуров. Помню, как в начале боев в Латвии ко мне подошел Степан Андреевич Неустроев невысокий, худощавый капитан. На Заозерной он шел в бой заместителем комбата, был там обожжен и ранен, попал в медсанбат. Вскоре, не долечившись как следует, Неустроев попросил вернуть его в батальон. Чувствовалось, что положение "безработного" сильно угнетало его и не способствовало укреплению здоровья. Я знал, что в таких случаях полное выздоровление зачастую скорее приходит на передовой, чем в тылу, и поэтому направил его в 469-й полк заместителем комбата. Но поскольку там нужнее оказался командир батальона, Неустроева и определили на эту должность. Он справился. В боях был по-прежнему решителен и смел. 6 ноября его снова - в пятый раз за войну! ранило. Сейчас он вернулся в строй и принял 3-й батальон в 756-м полку.
Но таких комбатов у нас осталось немного. На смену выбывавшим из строя прибывали новые. За последние месяцы минувшего года командовать батальонами стали капитаны Блохия, Боев, Логвиненко и Твердохлеб.
И вот теперь нам предстояла большая работа по обучению молодых бойцов, по сколачиванию подразделений и частей. Что ж, не в первый раз вставала перед нами такая задача. И все мы энергично взялись за ее решение.
Недостатка в энтузиазме у людей не было.
Начали, как всегда, с изучения строевого и боевого уставов, с освоения устройства оружия и правил обращения с ним в бою. Через несколько дней перешли к проведению ротных и батальонных учений на дивизионном полигоне. Одно из показных батальонных учений наблюдал наш командарм. Генерал Симоняк остался доволен действиями солдат и особенно командиров.
Тактические учения, ночные марши, боевые стрельбы - все это втягивало молодых солдат в напряженную фронтовую жизнь, психологически подготавливало их к тяжелым испытаниям, сокращало разрыв в мастерстве между ними и бывалыми воинами.
Проводились также сборы ручных и станковых пулеметчиков, стрелков из противотанковых ружей. Солдаты и сержанты изучали листовки-памятки, выпущенные Военным советом фронта для представителей всех боевых специальностей.
Много учились и офицеры: ведь им предстояло руководить боями на незнакомом доселе театре военных действий. С командирами полков, батальонов и рот были организованы занятия при штабах дивизии и корпуса. Там для них читались лекции о системе обороны на западном берегу Вислы, делались военно-географические обзоры.
Не замирала все это время и партийно-политическая работа, нацеленная на воспитание у людей высокого наступательного порыва, готовности не пожалеть ни сил, ни жизни для достижения победы.
Дивизия упорно готовилась к броску на запад, туда, где неровно, с перебоями, но все еще билось сердце фашистской империи Гитлера.
Марш сквозь вьюгу
В наших боевых приготовлениях не участвовал артиллерийский полк. Вместе с минометными ротами стрелковых частей он был передан во временное оперативное подчинение 89-му корпусу и выдвинут к правому берегу Вислы. Я воспринял это как верный признак того, что нам не придется наступать в первом эшелоне. И не ошибся.
11 января Семен Никифорович Переверткин собрал командиров дивизий и объявил, что через три дня фронт начнет наступление на противостоящую ему группу немецких армий "А". Цель наступления - разгромить неприятельские войска, освободить Польшу и, выйдя к Одеру, создать выгодные условия для завершающего удара по Берлину.
Для достижения этой цели намечалось нанести фронтальные удары на лодзинском и ченстоховском направлениях, расчленить главные силы группы армий "А" и, уничтожив их по частям, развить стремительное наступление в направлениях Познани и Бреславля. На пути фронта между Вислой и Одером лежало семь оборонительных полос, эшелонированных на глубину до 500 километров. Это была серьезная преграда. И хотя 3-й ударной предстояло наступать во втором эшелоне фронта, необходимость включиться в активные боевые действия могла возникнуть перед нами в любой момент.
12 января перешел в наступление развернутый слева от нас 1-й Украинский фронт. Висло-Одерская наступательная операция началась. 14 января, как и намечалось заранее, в нее включился и 1-й Белорусский.
Через три дня была освобождена Варшава. 17 января в 15 часов дивизия получила приказ на марш вслед за наступающими войсками.
Походные колонны двинулись в путь. Идти во втором эшелоне - это не то, что наступать с боями. Но и увеселительной прогулкой наш переход нельзя было назвать. Мы шли со всеми предосторожностями, выставив боевое охранение, выслав вперед головные походные заставы. Ведь мы вступали на территорию, где еще несколько дней назад находился враг, и какая-то часть его сил могла оказаться в тылу наступающего фронта. Нужно было сохранять готовность вступить в бой в любую минуту.
Вскоре дивизия вошла в Варшаву. Чем больше мы в нее углублялись, тем сильнее нами овладевало чувство сострадания и гнева. Мы видели много городов и сел, превращенных в руины. Но такие варварские разрушения и в таком масштабе нам, пожалуй, привелось увидеть впервые. Улицу за улицей, квартал за кварталом проходили солдаты, и глаз не мог найти ни одного уцелевшею дома. Всюду зияли провалами стен остовы когда-то прекрасных зданий. Груды битого кирпича и обломки домашней утвари запрудили тротуары и мостовые. То тут, то там виднелись изуродованные памятники. Взывая к отмщению, тянули вверх обгорелые руки-ветви столетние липы. И как зловещий шрам, оставленный "новым порядком", краснела тянувшаяся на километры кирпичная стена - граница еврейского гетто.
Три часа движения по Варшаве были тремя часами убедительнейшего политзанятия на тему "Что несет фашизм порабощенным народам и почему мы должны уничтожить его". Разрушенный город был обжигающим душу наглядным пособием. Он вызывал самые разнообразные оттенки острых и сильных чувств щемящую жалость к людям, жившим под этими кровлями, возмущение звериной жестокостью, с которой разрушались великолепные плоды человеческого труда, ненависть и отвращение к убийцам. Все виденное умножало ярость к врагу, желание покарать его.
С 18 января войска первого эшелона начали преследование противника. Приказ командующего фронтом предписывал не ввязываться в бои по уничтожению вражеских гарнизонов в городах и населенных пунктах (на такие бои противник как раз и делал ставку), а быстрее идти вперед. Это повышало вероятность встречи с оставшимися в нашем тылу силами неприятеля. Мы двигались на запад и северо-запад несколькими параллельными колоннами. Шли грунтовыми, проселочными, лесными дорогами, иногда тропками, а то и просто по полю, целиной.
И тут начались вьюги. Трудный путь стал еще труднее. Люди шли, по колено проваливаясь в снег. Забуксовали автомашины. Сразу же ухудшилось снабжение горючим. Автомобили начали отставать еще больше. А следовательно, резко ухудшилось снабжение продовольствием, боеприпасами, снаряжением. Пришлось все это перевозить лошадьми. Но гужевого транспорта не хватало, чтобы полностью удовлетворить потребности дивизии. Положение складывалось тяжелое. Метель метелью, а мы не могли намного сокращать суточные переходы, чтобы не выбиться из заданного графика. Приходилось сжимать до минимума время на отдых. И поскольку продовольственные обозы не справлялись со снабжением частей, к усталости прибавилось недоедание.
Участились случаи отставания. Солдаты заболевали от переутомления. Только в 469-м полку за три дня заболело 86 человек. И все-таки среднесуточные переходы у нас достигали 36 километров.
Особенно мне запомнилось 27 января. Неистовый ветер нес навстречу людям сплошную стену снега. Наклонившись вперед, закрывая лицо руками, бойцы пробивались сквозь белесую пелену. Каждый шаг давался с большим трудом. Но если тяжело было рядовым, то каково приходилось офицерам! В полковых колоннах командиры шли вместе с бойцами. Чтобы никого не потерять, они часто пропускали колонны своих подразделений вперед, а потом обгоняли их. Это требовало поистине нечеловеческих усилий. А если обнаруживался отстающий, выбившийся из сил боец, то командир нередко еще и помогал ему догонять своих.
