Подхватив полевую сумку, я пошел к выходу из блиндажа. Конечно, я поступил бестактно. Но неужели для представителя фронта чисто формальная сторона была важнее существа дела?
До Печурок пришлось добираться на своих двоих, где шагом, где бегом, благо недалеко, всего пять километров. Наблюдательный пункт здесь саперы оборудовали в оставленных противником блиндажах. Начальник связи дивизии майор Дмитрий Павлович Лазаренко доложил:
- С частями связь поддерживается по радио и по телефону. А с "верхом" - пока только по радио. Телефонную жду с минуты на минуту...
Место для НП было выбрано хорошее. Только закатное солнце било в глаза. Голубая вечерняя дымка смешивалась с черным дымом и пылью от разрывов снарядов. Различить, где наши боевые порядки, а где неприятельские, с каждой минутой становилось все труднее. Я слышал, как Максимов, стоявший неподалеку от меня, чертыхался и что-то бурчал себе под нос. Бедняга! Ему-то, артиллеристу, ошибки в наблюдении грозили особенно крупными неприятностями.
На западе, километрах в двух впереди от нас, дымились черные развалины села Забеги. Наши уже вели бой за селом. А Каменка, в направлении которой мы начали сегодня наступать, осталась сзади и несколько южнее дивизионного НП. Войска обошли ее, но еще не взяли. Действовавший там 674-й стрелковый полк натолкнулся на ожесточенное сопротивление. Особенно туго пришлось ему от пулеметного огня. Становилось ясно, что до утра Каменку не взять. Что ж, приходилось с этим мириться. Я приказал перенести свой НП в Забеги, чтобы с утра управлять успешно развивавшимся наступлением к западу от этого села. Одновременно распорядился, чтобы командиры покормили людей горячим поротно, не снижая темпов наступления. Пришел майор Коротенко и, доложив обстановку, сообщил план ночных действий разведывательной группы.
В это время зазуммерил телефонный аппарат, и связистка Фаина передала мне трубку. Я услышал голос командующего фронтом:
- Шатилов, тут вот говорят, что твоя дивизия ведет бой за Печурки. Так ли это?
- Никак нет, товарищ командующий. В этом селе мой наблюдательный пункт. А полки заняли Тарасово и Богомолово и наступают на Волочагино. Я с оперативной группой перехожу в Забеги.
- Ого! Вот это добре. Смотри, будь осторожен, не лезь ночью слишком вперед.
Командующий был явно в хорошем расположении духа, и я решил использовать этот момент:
- Разрешите доложить об одной неувязке!
- Ну что там? Докладывай!
- Я своим приказом ввел в бой девятьсот девяносто первый самоходный полк вашего подчинения...
- Правильно сделал! - раздалось в ответ. - Я сейчас сажаю на машины двести седьмую дивизию - будет у вас через два часа. И сто семьдесят первая выступает пешим порядком. Понимаешь, как кстати твой прорыв? Я в него буду вводить всю третью армию, а завтра перейдет в общее наступление весь фронт! Твое направление - на Идрицу. Желаю успеха!
Идрицкое направление
В оперативных документах оно существовало всего двое суток. Но все-таки оно было - Идрицкое направление! После разговора с Еременко, шагая ночью по щедрой росе в Забеги, я ведать не ведал, на какой срок войдет в мою жизнь это направление. Главное - началось наступление, и нам в нем принадлежало не последнее место. Сто пятидесятая шла впереди!
За околицей Забегов, на поросшей лесом возвышенности мы расположились в отрытых гитлеровцами блиндажах. Один из них был наскоро приспособлен под наблюдательный пункт нашей оперативной группы. Противник отсюда ушел совсем недавно - в железной печурке еще тлели угли.
Я сразу же сел за телефон. Доклады командиров полков были похожи один на другой. Повсюду наши натыкались на сильный огонь. Наступать таким же темпом, как и днем, оказалось невозможно. К тому же люди здорово устали, требовалась хотя бы небольшая передышка. Но, с другой стороны, прекратить всякие действия - значило дать фашистам закрепиться на новых рубежах. И утром они окажут еще более решительное сопротивление.
Пришлось от каждого полка выделить по стрелковому батальону со средствами усиления для действий ночью, а по два батальона вывести из боя, чтобы люди до утра привели себя в порядок и отдохнули.
Самому мне поспать так и не удалось. Во-первых, интересные трофеи принес Коротенко. У убитого немецкого полковника разведчики нашли боевой приказ и план действий 23-й пехотной дивизии. Эти документы стоили того, чтобы над ними посидеть и мне, и особенно Дьячкову с Офштейном. Во-вторых, на НП были доставлены пленные.
Самой крупной птицей из них был штабной офицер в чине полковника. При нем оказалась карта, где обозначалось расположение всей Идрицкой группировки. Полковник был растерян.
- Мы не ожидали вашего наступления, - говорил он, - и тем более столь стремительного. У нас полная дезорганизация. Управление нарушено. Где свои, где чужие - трудно понять. Иначе бы я не очутился в вашем обществе. Часть солдат верна фюреру и законам дисциплины, они-то и оказывают вам отчаянное сопротивление. Другие ведут себя как предатели и трусы - покидают позиции без приказа. - Помолчав, он добавил: - У многих уже не выдерживают нервы.
От других пленных, в целом подтвердивших слова полковника, я узнал, что кое-где немцы отошли чуть ли не в панике, даже артиллерию оставили на огневых позициях. Всего в плен за минувший день было взято 114 человек. В числе боевых трофеев - около 40 пулеметов и 12 орудий. Только убитыми враг потерял до 300 солдат и офицеров.
Части дивизии продвинулись километров на двенадцать. В тылу у нас осталась Каменка, занятая врагом, и немало мелких неприятельских подразделений. О том, как подавить сопротивление гитлеровцев, я уже не беспокоился. Ночью на наш правый фланг - не через два часа, как предполагал Еременко, а так часа через три-четыре - вышла 207-я стрелковая дивизия. К утру подтянулась и 171-я. Одним словом, на Идрицкое направление вышел весь 79-й стрелковый корпус.
Рассветало, когда ко мне подошел Анатолий Курбатов.
- Товарищ командир, на нашей высотке в соседней траншее пулеметная рота немцев.
- Не может быть, - удивился я. - Так рядом с нами и ночевали?
- Да. Темно, боевые порядки перепутались, их и не заметили.
Соседство было не из приятных.
- Тарасенко, - позвал я командира разведроты, - поднимай своих людей и немедленно очисти высоту от фашистов.
Через несколько минут рота с трех сторон атаковала вражеские позиции, находившиеся в каких-нибудь ста метрах от нашего НП. Но не тут-то было! Из траншей хлынул ливень свинца. Бойцы залегли. Тарасенко попытался было их снова поднять, но пулеметные очереди прижали наших солдат к земле.
Дело принимало нешуточный оборот. Я приказал отвести роту и открыть по гитлеровцам сосредоточенный артогонь, затем направить на них два танка.
Когда заработала артиллерия и показались тридцатьчетверки, неприятельские солдаты бросились к ближайшему лесу. Вдогонку за ними пустились разведчики Николая Тарасенко. Уйти удалось немногим: на земле осталось много убитых и раненых, а 18 человек было взято в плен.
Утро показало, что в Забегах делать мне больше нечего. Бой, расчленившись на отдельные очаги, еще гремел вокруг. Но основные события разворачивались впереди, уже километрах в десяти от нас. Поэтому я распорядился, чтобы в Забеги срочно переводили штаб дивизии, а наблюдательный пункт для оперативной группы подготовили на одном из холмов, непосредственно за наступающими частями.
Расстояние до нового места было около восьми километров, и добираться туда решили на машинах. В одну сели мы с Курбатовым, а еще в двух разместились оперативная группа и взвод разведки. Едва автомобиль тронулся, я начал дремать - сказывалась бессонная ночь. Только проскочили село, как Лопарев вдруг резко затормозил. Я поднял голову и удивился: у дороги перед мостом через ручей стоял немецкий офицер и заискивающе улыбался. Руки он приподнял вверх и всем своим видом показывал, что не желает сделать нам ничего плохого. "Наверное, контуженный", - подумал я. Но, взглянув чуть в сторону, почувствовал на лбу холодную испарину: около придорожных кустов примостился неприятельский пулемет, уставившись на нас в упор черным зрачком дула.. Расчет лежал на месте, готовый к открытию огня. "Конец", мелькнула мысль. В эти мгновения я с непостижимой четкостью, как в застывшем кадре кинофильма, увидел и обгоревшие дома на краю села, и выглядывавших из-за них солдат в зелено-серой одежде.
