– С тобой, Варенька, вообще-то отдельный разговор составить надобно. Убежала на полдня на тайное свидание, куда это годится? Можно подумать, мы с Елочкой твоего доверия не заслуживаем. Честно величать, так на пороге встречать, а не на тайные свиданки бегать. Пусть молодой человек в дом приходит. Еще раз такое учудите, обоих поколочу.

– Обоим – по калачу, – засмеялась Варька, вытерла мокрые руки о фартук, подскочила и обняла бабушку. – Ба, ну, скажи честно, ты же не сердишься!

– Не сержусь, – засмеялась Марфа Васильевна и тоже обняла внучку. – Что я, молодая не была?

– Стоп! – воскликнула Елка и потерла рукой лоб. – Вы сейчас что-то очень важное сказали.

– Конечно, важное, – согласилась Варя. – Бабушка сказала, чтобы Олег к нам приходил, когда захочет.

– Да не про Олега. – Елка даже рукой махнула, сердясь на подружкину легкомысленность. – Про калач.

– Калачи бабушка печет. Из сдобного теста. С изюмом. Вкусные – ужас! Она нам напечет, да, ба?

Марфа Васильевна степенно согласилась.

– Поколочу – по калачу. Звучит одинаково, а пишется по-разному, – пробормотала Елка.

– Ну да. Обычное для омофонов дело, – кивнула Марфа Васильевна.

– Для чего?

– Для омофонов. Это такая фонетическая двусмысленность, когда пишется по-разному, а звучит одинаково. И если произнести одно слово, то собеседник может и не понять, о чем идет речь. Истинное значение становится понятно только в контексте всего предложения. Ну, например: «пишу стихи я: это моя стихия».

– Небо и нёбо, – пробормотала Елка.

– Нет, это логогриф. Когда слова отличаются на одну букву и звучат совершенно по-разному. А есть еще омографы, это когда пишется одинаково, а произносится по-разному. С другим ударением.

– То есть «чу́дное лето» и «чудно́е лето» – это омограф, «солитёр» и «солитер» – логогриф, а «поколочу» и «по калачу» – омофон. И откуда вы это, Марфа Васильевна, знаете?

– Да я-то знаю, потому что всю жизнь учительницей русского языка проработала, – засмеялась Варькина бабушка. – Это ж я летом калачи пеку, а с первого сентября опять к школьной доске встану.

– А вы разве не на пенсии? – удивилась Елка.

Марфа Васильевна покачала головой:

– Вы, молодые, такие смешные! Для вас все, кому больше сорока, – глубокие пенсионеры. А мне между тем всего-то пятьдесят восемь. Я своего сыночка, вот ее отца, – она кивнула в сторону Варьки, – в восемнадцать родила. А он меня внучкой одарил, когда ему только-только двадцать два исполнилось.

Елка впервые за два месяца вдруг посмотрела на Марфу Васильевну совсем другими глазами и увидела, что та действительно совсем еще не старая. На мгновение ей стало стыдно, но это чувство ушло под наплывом совершенно других мыслей и чувств.

– Послушайте, но это же все меняет!

– Мой возраст?

– Да нет же. – Елка нетерпеливо притопнула ногой. – Логогрифы. И омофоны тоже. «Солитёр» и «солитер», понимаете?

Варька с бабушкой смотрели на нее так, словно Елка на их глазах сошла с ума.

– Этот человек за забором, Валерий Куршев. Я думала, что он говорит про червя. Солитёра. Тем более мне послышалось слово «паразит». А он говорил «солитер», просто произносил неправильно. И тогда все сходится! Солитер – это что?

– Кольцо с одиночным камнем, – сказала Варька.

– Вот! А в коробочке лежала этикетка, из которой следовало, что в пропавшем кольце один бриллиант на три карата. То есть это был классический солитер.

– А «паразит»» тут при чем? – не поняла Марфа Васильевна.

– Не «паразит», а «поразит». Он был уверен, что подарок поразит женщину, которой намеревался его вручить. А тот, с кем он разговаривал, не давал ему этого сделать. Это был плохой человек. Очень плохой.

– Но почему?

– Потому что слово «злато» я тоже услышала неправильно. Валерий Николаевич говорил «сколько зла-то». Он вернулся, чтобы уже не расставаться с этой вашей Оленькой Прохоровой. И ничего он ее не бросил! На самом деле она – его жена.

Марфа Васильевна ахнула:

– А это ты с чего взяла?

– Я слышала, как он сказал «мы же на «ты», а еще про то, что она «покалечилась». На самом деле он убеждал свою собеседницу: «Мы женаты», а произошло это, когда Оля лежала в больнице, «пока лечилась». Кто-то так не хотел, чтобы они были вместе, что расстроил свадьбу. Ольга попыталась покончить с собой, и ее положили в больницу. Этот Куршев нашел ее там, но так как ему нужно было уезжать, они поженились тайно, чтобы не расстраивать того, кто был против их свадьбы. Вы же говорили, что он военный. А сейчас он приехал, чтобы увидеть Ольгу, и привез ей в подарок кольцо с большим бриллиантом, которое ее поразит. Но не застал дома, потому что она в город уехала. Зато застал кого-то другого – того, кто никак не хотел, чтобы они были вместе. И этот кто-то решил не допустить их встречи: Куршева опоил опасным лекарством, документы и телефон выбросил в канаву, чтобы его опознать не могли, а кольцо с бриллиантом украл. Не смог пройти мимо такого сокровища. То есть не смогла, потому что второй голос, который я слышала, точно был женский.

– Наталья Григорьевна, Олечкина мама, – выдохнула Марфа Васильевна. – Ужас какой! Я всегда знала, что она ревниво к дочери относится, не желает ее от своей юбки отпускать. И свадьбу тоже она расстроила. Точнее, ты говоришь, что свадьба все равно была. – Она растерянно смотрела на девушек. – Надо Павлуше это все рассказать. У злой Натальи все люди канальи. Но уж человека губить, такому вообще оправдания быть не может!

Они позвонили участковому и договорились через полчаса встретиться у дома Ольги Прохоровой. Та как раз вернулась из города, по крайней мере свет в ее окнах горел. Рассказ о найденном Елкой мужчине, подслушанном разговоре, борсетке в канаве и пропавшем кольце она выслушала молча, ни одного возгласа не издала, только крепче переплетала пальцы рук, да два ярко-алых пятна все сильнее пылали на ее бледных щеках.

– Он выживет? – спросила она, когда Елка замолчала.

– То есть вы подтверждаете, что знакомы с Валерием Николаевичем Куршевым?

– Она права, – Ольга кивнула Елке. – Это мой муж. Мы поженились в начале 2020 года, когда я в больнице лежала.

– Да как же поженились, если он тебя бросил? – с жалостливым любопытством спросила Марфа Васильевна.

– Валера меня не бросал. Это мать моя всем напела, чтобы свою подлость на других переложить. Но вы не ответили на мой вопрос. Он выживет?

Участковый откашлялся:

– Когда я ехал сюда, мне позвонили и сказали, что муж ваш пришел в себя. Он пока очень слаб, но первые показания дал, и его жизни ничего не угрожает.

– Его действительно отравила моя мать? – голос Ольги звучал напряженно, а в ее спокойствии было что-то жуткое.

– Вы расскажите нам про начало всей этой истории, – попросил участковый. – А я уж закончу. Хотя эта пигалица, – он бросил косой взгляд на Елку, – в принципе, все правильно вычислила.

Ольга Прохорова познакомилась с Валерием Куршевым на новогодней вечеринке, которую устраивали их общие друзья. Точнее, мужчина оказался двоюродным братом одного из них. Он был никаким не военным, ошиблась Марфа Васильевна, а моряком, работающим на рыболовецких судах. А жил да, на Камчатке, просто в отпуск приехал.

С Оленькой у них возникла любовь с первого взгляда, и Куршев сразу предложил возлюбленной руку и сердце, поскольку у него уже был подписан контракт с южнокорейской компанией, по которому он должен был уйти в море почти на год. Ольга была согласна ждать возлюбленного на Камчатке, у него дома, вот только ее деспотичной матери план, разумеется, не понравился.

Пока дочь спала, она с ее телефона отправила Валерию длинное сообщение: поняла, что его не любит, выходить за него замуж отказывается, он может считать себя совершенно свободным и встреч с ней не искать. Разумеется, не в характере Куршева так легко сдаваться, но проблема заключалась в том, что наутро он должен был уезжать в Москву, на собеседование в посольство Южной Кореи. Он и уехал, решив, что по возвращении разберется со строптивой невестой. По печальному стечению обстоятельств в поезде у него украли телефон.