– Да, местечко для избранных, скажем так. – Она снова тихо улыбнулась. – А здесь, случайно, не найдется пары женских туфель?

– Женских туфель? Боюсь, что туфель не найдется…

Он знал почти наверняка: в ванной можно обнаружить массу предметов женского туалета, шпильки и расчески, забытые помады и полотенца, даже нижнее белье, если постараться, можно найти. Но вот без туфель отсюда, кажется, еще ни одна не уходила.

– Что ж, тогда попробуем решить проблему другим способом. Я сейчас позвоню подруге и попрошу ее привезти мне туфли. Есть у меня одна подруга, которая живет здесь неподалеку. А пока мы с тобой будем пить чай. Есть здесь чай?

– Чай, – пролепетал он. – Насчет чая не уверен, а кофе наверняка найдется.

– Кофе я не пью. – Она вздохнула. – Мне не нравится его вкус. Кроме горечи, не чувствую ничего.

– В принципе чай – не проблема, – осенило его внезапно. – Здесь неподалеку продуктовый магазин. Если ты согласишься меня подождать, я сбегаю. Пять минут – туда и обратно.

– Конечно. – Она снова улыбнулась, кивнула. Он уже завязывал шнурки на ботинках.

– Сережа, а где здесь телефон? Мне же позвонить нужно, – напомнила она.

– Телефон на кухне. Только ты, знаешь, не обращай внимания…

– Это я уже поняла. Можешь не беспокоиться. Я заодно чайник поставлю… Кстати, ты какой чай предпочитаешь?

– Я? Не знаю, мне без разницы…

– Тогда купи фруктовый. Я больше всего люблю чай со вкусом апельсина.

– Чай со вкусом апельсина, – пробормотал он. – Да, конечно. Со вкусом апельсина…

Он выскочил из подъезда и помчался почти бегом в сторону продуктового мини-маркета, отметив про себя, что в первый раз в жизни собирается покупать чай в этом магазине. Не вино, не закуску к спиртному, как это было всегда. И вообще кажется, это первая девушка в его жизни, с которой он собирается пить чай. Просто пить чай, и при этом чувствует себя на самом верху блаженства… Внутренние «тормоза» уже не срабатывали. Впрочем, он знал, что никакие тормоза уже не помогут. Наверное, так всегда бывает, когда случается с человеком – любовь…

«Стоп, что за ерунду ты городишь, – остановил он себя. – Что за чушь ты несешь, парень, тебе ведь уже не пятнадцать лет. И даже не двадцать. Это не первая девушка в твоей жизни, не десятая и, вероятно, даже не двадцатая. Тогда отчего же?»

Он не мог объяснить себе, отчего все это. Отчего стучит сердце, откуда эта дикая злость на ни в чем не виноватую продавщицу мини-маркета, которая утверждает, что чая с ароматом апельсина у нее нет? Почему он не идет спокойно по улице, а почти бежит, с трудом сдерживая себя, чтобы не пуститься галопом. Откуда эта детская радость при виде дурацкого чая со вкусом апельсина, найденного наконец в третьем по счету магазине? Кажется, он в жизни не испытывал подобного прилива положительных эмоций от покупки простого чая…

Так и не ответив ни на один из поставленных вопросов, он решил отложить разбирательство на более позднее и более подходящее время. Вернулся, взлетел по лестнице, нажал на кнопку звонка.

– Это я, Света!

Она почему-то не открывала.

«Наверное, по телефону разговаривает, не слышит», – подумал он как-то неуверенно. Достал из кармана ключ, открыл дверь, вошел и окликнул ее:

– Света!

Она почему-то не отзывалась.

И туфли ее исчезли. Испарились куда-то.

– Света! – снова окликнул он, все еще надеясь, что она, может быть, всего лишь решила над ним подшутить. Зашел в комнату – ее там не было. В кухне тоже не было. Нигде не было…

Он бросился почему-то к окну, на секунду даже поверив в то, что она улетела. Черт возьми, может быть, она и правда умеет летать? «Идиот, – сразу же осадил себя. – Она просто вышла. Через дверь. Обычным способом…» Только почему?

Он сидел на кухне и долго смотрел на упаковку с чаем, зачем-то бесконечно читая все то, что было на ней написано: «Элитный сорт…»

– Элитный сорт, – повторил он вслух. – Только теперь это уже не имеет никакого значения.

На душе было отчаянно грустно.

«К берегам твоей любви я обязательно причалю!» – раздавался с экрана голос певицы, имени которой Павел не знал.

Он вообще никогда не интересовался всеми этими бесконечными певицами, плодящимися на эстраде, как кролики. А теперь вот слушал. Слушал эту глупейшую песню и даже подпевал. Не вслух, конечно, – наверное, это была бы уже самая последняя стадия. Пела душа…

Поглупевшая душа. Душа, одуревшая от счастья. Душа, поверившая в то, что даже в сорок девять лет она еще способна на такое – запеть. И запела…

– Паша, ты что там смотришь? – послышался из соседней комнаты голос жены.

– Я…

Он вовремя спохватился, подумав вдруг, что для Риты его признание в том, что он смотрит «Фабрику звезд», было бы, наверное, равносильно признанию во всем остальном. В том, что случилось…

«А ведь придется, рано или поздно – все равно придется», – кольнуло где-то глубоко, на самом дне души, внезапно прекратившей мурлыкать слащавый мотивчик. Но это – потом. Не сейчас. Сейчас еще рано. Слишком еще все неопределенно, зыбко. Неустойчиво, как карточный домик…

– Пытаюсь понять, – ответил он наконец. – Правду ли говорят, что на отпрысках гениев природа отдыхает.

– По-моему, это совершенно очевидно. И необязательно было устраивать для доказательства столь банальной истины такое грандиозное шоу – спокойно заметила Рита и добавила как бы между прочим: – Кстати, ты занимаешься этим уже без малого час…

Она вышла из спальни и остановилась в проеме двери.

Высокая, удивительно стройная для своего возраста. Почти молодая.

«Молодящаяся», – ухнуло где-то внутри. Так что с того, возразил он беспомощно и продолжал разглядывать Риту.

У нее были каштановые волосы. Как и тогда, почти тридцать лет назад. Когда он увидел эти волосы впервые, сразу понял, что хочет разделить с ней, с этой удивительной девушкой, всю свою жизнь. Хочет просыпаться по утрам и видеть ее. Засыпать, чувствуя рядом ее теплое дыхание. Хочет приносить ей завтрак в постель, когда она заболеет. Дарить цветы, носить на руках…

Собственно, она почти не изменилась. Те же густые каштановые волосы. Хотя теперь ей приходится закрашивать белые прядки, оказавшиеся самыми нестойкими в борьбе с беспощадным временем. Что с того? Ведь цвет волос остался прежним, можно и не вспоминать, не думать о краске. И кожа прекрасно сохранилась. Тот же матовый, безупречно ровный оттенок. Ни капли тонального крема – ни тогда, ни сейчас. И улыбка та же…

– Чему ты так загадочно улыбаешься?

– Не знаю, – она пожала плечами, – ты выглядишь немного забавно. В этой футболке…

– Почему я выгляжу забавно в футболке, которую носил два года и никогда не выглядел в ней забавно?

– Наверное, потому, что впервые за два года ты надел ее наизнанку…

– Черт, – выругался он. – И правда… Бить будешь?

Она что-то отвечала, тихо улыбаясь. Он почти не слышал. «Вот ведь, – пронеслось в голове. – Совсем дошел, старый маразматик. Окончательно свихнулся. Завтра, пожалуй, забудешь надеть ботинки и пойдешь на работу в носках. И будешь снова выглядеть забавно. Очень, очень забавно…»

Он переодел футболку. Внимательный и слишком придирчивый в последнее время взгляд успел отметить вялость и зарождающуюся дряблость кожи. Намечающееся брюшко, которое даже просторная одежда скрывала уже не слишком успешно. Он иногда задумывался о том, как несправедливо всё устроено в жизни. Почему тело стареет так скоропостижно, что душа не успевает за ним? Или отчего душа стареет так медленно?

«Нет, – усмехнулся он, – ошибаешься, Павел Алексеевич. У тебя просто крыша поехала, а тело и душа – с ними все в порядке. Крыша – это нечто другое, существующее отдельно от души и тела…»

Рита подошла, опустилась рядом на диван. Некоторое время молча смотрела в телевизор – видимо, чисто механически, почти не замечая мелькающих перед глазами лиц и улыбок.

– Спать не собираешься? – наконец спросила она, слегка прикоснувшись кончиками пальцев к его ладони. Знакомое, родное прикосновение, от которого раньше так часто замирало сердце. Раньше…