— Почему?! Сейчас же сказали всё правильно!

— Я могу и н о г д а видеть окружающую вас обстановку. Вас — в смысле, всю группу, не именно вас лично. Ту, которая есть сейчас или будет в самом скором времени. Это нечасто случается. И стоять для этого в позе лотоса на утренней заре — совсем не обязательно. Вот это — уже точно не ко мне! Оно само как-то приходит… и забирает очень много сил.

— Тогда… тогда я ничего не понимаю, если честно!

Она поднялась и подошла к окну. Уже смеркалось и видимость там была… так себе. Отдельные предметы расплывались в полусумраке.

— Вот там, — показала девушка рукой, — стоит рекламный щит. Вы его видите?

Капитан пригляделся.

— Если честно, нет, не вижу там ни хрена.

Проезжавший неподалёку от щита автомобиль в это время повернул — и отблеск света фар на секунду высветил данную конструкцию.

— Теперь — вижу! Вот он!

— Вот, — кивнула Анна. — Так и с вами. Вас, если так можно выразиться, "подсветили". И я стала видеть несколько лучше и яснее.

— То есть, вы хотите сказать… меня ищут?

— Да. И это делает специалист аналогичного, или даже намного более высокого, уровня. Такие там есть. Вы кому-то очень здорово помешали, если этим занялись подобные люди.

— Ну, — пожал плечами капитан, — чай, оно не в первый раз… Так, по-моему, где-то в стихах писалось?

— Да. Леонид Филатов, сказ "Про Федота-стрельца".

— Вы и это знаете?

— Ну, телевизор же никто не отменял… А память у меня хорошая.

— Могу себе представить… И что это так опасно?

— Да. Очень. И не только для вас.

Ведерников нахмурился.

— Ну, мои парни люди зубастые, просто так не сожрешь… Подождите! Для вас — тоже?

Она кивнула.

— Меня вообще постараются убрать в первую очередь — как только поймут кого и где искать. А они поймут… Понимаю, что вы люди с опытом, вооружённые — вас так просто не взять. Так у меня, кроме кухонного ножа, ничего нет.

— Но вас же охраняют! — указал он в сторону двери. — Вон там какие ухорезы шастают!

— Для вас — это стало бы большим препятствием?

Капитан только хмыкнул.

— Вот видите… — печально улыбнулась девушка. — Обычных гопников на это дело не пошлют. Так что, мы с вами в одной лодке. Выживете вы — и я тоже останусь жива.

Лежа вечером в кровати, Дмитрий по всякому прокручивал у себя в голове произошедший разговор. Многое теперь становилось яснее. но некоторые вопрос так и не стали до конца понятными. Надо полагать, теперь придётся напрягать полковника — пусть разъясняет, он-то, уж во всяком случае, должен знать многое. Понятно, что Анна, как невоенный человек, каких-то нюансов, касающихся работы его группы попросту может не понимать, и по этой причине, ничего конкретного сказать не способна.

Но утренний разговор с Крыловым оказался совсем не таким, как его себе представлял капитан. Нет, выслушал-то полковник всё очень внимательно, не перебивал и с вопросами не лез.

— Понятно, Дмитрий Алексеевич… Мне, в целом, близки ваши рассуждения, но… Вы считаете Анну сугубо гражданским человеком, так ведь? Волею случая оказавшуюся причастной к каким-то, непонятным и отчасти чуждым ей самой, секретам и задачам. Я вас правильно понял?

— В целом, да, товарищ полковник. И я полагаю, что её надо как-то… ну, прикрыть, что ли… Ведь попадёт же под замес, сама того не желая!

Крылов задумчиво покивал.

— Вы у неё белую прядь на волосах видели?

— Да. Это, по-моему, называется мелированием, так? По-моему, ей это не очень идёт. Я понимаю — мода и всё такое… А она — молодая и привлекательная девушка, ей надо за собою следить!

— Хм! Ну, да, в принципе, такая процедура в косметических салонах применяется, да. Только в нашем случае тут обошлось без косметологов. Анна — снайпер. Одиннадцать подтверждённых целей — неплохой результат?

— Э-э-э… да. Ну, это — смотря за какое время…

— За год. Она воевала на Донбассе в четырнадцатом году. Подавала большие надежды — спокойная, хладнокровная… А потом прилетел снаряд. И она сутки откапывалась из-под развалин разрушенного дома. Одна, рядом с погибшим вторым номером. Впрочем, тогда она этого не знала. Откопалась, перевела дух — и вытащила его тоже.

— И ей не помогли?!

— Все сочли их погибшими. Да и дом стоял в серой зоне — туда попросту было небезопасно заходить. Накрыли бы всех. Так что седая прядь и шрам на виске — это оттуда. После этого случая она не смогла больше работать — что-то там приключилось со зрением… С легкими проблема — её всё же сильно там чем-то придавило. Да и нервный срыв — после того, как она поняла, что второй номер погиб. Говорят, она его любила…

— Не знал… — покачал головою Ведерников. — Она сказала, что у неё и оружия никакого дома нет… вот я и подумал…

— Так спросили бы у меня! — жёстко ответил Крылов. Покачал головою. — Извините, срыв…

— Я понимаю, товарищ полковник. И… как она теперь у вас так служит? С такой-то историей болезни?

— А кто вам сказал, что она работает у нас? — удивился тот. — Она, вообще-то кассиршей в магазине работает.

— Но… ничего не понимаю! А как же тогда всё это…

— Наши сотрудники ещё тогда обратили на неё внимание. Она никогда не выходила на цель просто так — всегда оказывалась там, где это было нужно — и именно в тот самый момент. Из одиннадцати целей — три оказались очень даже серьёзными! Надеюсь, вам-то не надо пояснять, что таких вот случайностей попросту не бывает?

Ведерников покачал головой.

— Вот уж этого — точно не надо. Как работает снайпер — я и сам неоднократно видел.

Полковник помолчал, налил себе воды.

— Она сама к нам пришла. До сих пор не знаю — как она поняла к кому именно надо идти? Сначала её сочли… ну, словом, отнеслись несерьёзно. И когда я об этом узнал… В общем кое-кому серьёзно влетело! Я нашёл её, она сначала даже не хотела со мною разговаривать. Но постепенно оттаяла. И разговорилась.

— О чём? Ох, извините, товарищ полковник…

— Это был крайне интересный разговор. С далеко идущими последствиями. Если на вон ту дорогу, — кивнул Крылов в сторону окна, — поставить всех тех, кому она — прямо или косвенно, спасла жизнь… конец колонны достанет аж до дальних домов!

Ведерников прикинул размеры колонны — и чуть не присвистнул. Дома отстояли от гостиницы почти на километр.

— При всём при том, — продолжил Крылов, — она очень скромный человек. Живёт одна, иногда ездит к родителям. Очень любит животных — но ни одно из них неспособно прожить с нею рядом более нескольких дней. Наши врачи говорят, что у неё необычайно сильный эмоциональный фон — а животные это очень сильно ощущают. И уходят.

— Сколько же времени она так живёт? Ведь прилично лет уже прошло?!

— Медики говорят, что детей неё не будет — и она это знает. И близких отношений ни с кем даже и не пробовала заводить.

— И работает кассиршей? Но почему же не у вас?

— Как вы говорили — с её-то историей болезни? Кадры не пропустят. Да и в качестве кого прикажете её оформлять? Боевых экстрасенсов у нас нет, да она таковым и не является. Как прикажете документально оформлять то, что она предчувствует? Тем паче, что это явление далеко не постоянное. Когда есть — а когда и нет.

— Сколько же получает кассирша?

Крылов ответил.

Капитан какое-то время переваривал услышанное.

— Но…

— И пенсии у неё военной нет — она же ополченец… доброволец. Это сейчас они стали приравнены к солдатам, а в четырнадцатом-то году?

— И ничего нельзя сделать?

— Мы стараемся ей как-то помогать… но она гордый человек — обижается. Мол, я себя и сама прокормить смогу! Заказы продовольственные по ветеранской линии подбрасываем — есть у неё в городе люди понимающие, их ЖЭКу мозги аккуратно вправили — там совсем народ от жадности уже охренел. Хотите сделать ей подарок? Сразу предупреждаю — не возьмёт. И очень рассердится.

Ведерников аж взмок — неужто ничего сделать нельзя?! И сгоряча высказал всё это собеседнику.