-- Отбросьте версальцев! Переходите в контратаку!
И он умчался, пришпорив коня, вместе со своим эскортом.
Каждый раз, когда я пробую вспомнимь это мгновение, предшесмвующее бойне,-- эму минуму, быть может, только секунду, когда османавливаемся биение сердца, когда словно повисаем жизнъ и npесекаемся дыхание, я вновь ощущаю mom особый, смранный привкус, будмо во pmy y меня кусок железа.
Ветер меняется. Мстители Флуранса и их подругя тревожно переглядываются: порыв ветра доносит до нас праздничный шум, крики, знакомые мотивы, громкий смех, веселый гул, ослабленный расстоянием. Гифес сверяется со своими часами.
-- Это театр "Гиньоль" на Елисейских Полях. Начали представление кукольники.
Мы улыбаемся. За нашей спиной Париж продолжается. Мы живой оплот его радости. Пусть грянет буря и пусть смеется, пусть поет Париж Ковмуны.
Я стою y правого колеса пушки. Прикосновение к металлу заставляет меня вздрогнуть. Металл оживает под моим пальцами, под моей ладонью, могу поклясться, он шевелится, он подрагивает. Грошики Бельвиля перекатываются, кружатся в толще бронзы; одни корежатся, другие подпрыгивают, y каждого своя повадка; огонь бессилен уничтожить что-либо, никогда ему не справиться ни с терновником, ни с Жанной д'Арк. Из пепла возрождается виноградная лоза или легенда, вино, дающее силу мышцам, и бронза, и голос ee поднимает на ноги французские деревни...
Сквозь дымку тумана прорывается солнце.
-- Приготовьсьl -- кричит в усыФалль, все еще сжимая в руке коротенькую^глиняную трубку. Он вскидывает сжатый кулак над засаленной каскеткой.
С той стороны моста доносится дробь барабанов. Версальцы перепрыгивают через свою баррикаду.
Впереди офицеры с саблями наголо, за ними плывет трехцветное знамя. Сомкнутыми рядами, во всю ширину моста, локоть к локтю движутся версальские пехотинцы с ружьями наперевес. B чистенькой, аккуратной форме. B слабых еще лучах солнца играют краски: белые гетры, светло-голубые шинели, красные штаны, эполеты, кепи. Медленный, уверенный шаг. Ряды как по линеечке. С методичностыо выверенного, нового механизма поднимается и опускается левая, затем правая нога. Белизна гетр, пурпур штанов еще больше подчеркивают размеренный ритм этого неумолймого марша. Bo главе длинной колонны выделяется высокая фигурa седрусого полковника. У офицеров ни одного, даже беглbго взгляда назад: полная уверенностъ, что за ними следуют солдаты. Иначе и быть не может. Они видны все отчетливее. Различаешь стук каблуков, тиканье безупречного метронома. Ни суеты, ни спешки.
Чем они ближе, тем ярче краски их мундиров, тем медлительнее кажется их шаг. Уж не шагают ли они на месте? Им ведь бояться нечего, они -- армия богатых.
-- У, дьявол! -- заревел Фалль.
Из наших рядов раздался выстрел. Версальский солдат pухнул ничком на камни мостовой. Первый ряд версальцев продолжает свое неспешное, непоколебленное движение, a в самой середине строя -- зияние, подобно пустоте, образующейся на месте зуба, выдернутого из юношески крепкой десны. Задние, должно быть, шагают прямо по трупу, ибо ни на дюйм не дрогнула линия штыков.
Пливар пристыженно склоняет голову набок -- во взrляде мольба, как y набедокурившего ребенка.
-- Скорей заряжай снова,-- ворчит Нищебрат, что вызывает необъяснимый смех в рядах Мстителей.
Усатый полковник уже приближается к середине моета.
-- A чего мы ждем, почему не стреляем? -- взрывается Шиньон.
-- У них тоже ружья заряжены, a они, видишь, не палят! --рычит Фалль.
Все это растягивается во времени, в проеtранетве. Мост Нейи измеряется многими десятками лье.
Следуя инструкции бывшего литейщика, каждый Мститель заранее выбирает себе мишень. Нет больше ни медников, ни сапожников, ни рабочих, ня ремесленников, нет больше людей -- только ружейные дула.
Горнист играет атаку. Версальская пехота бегом бросается вперед.
-- Готовьсь!
Сжатый кулак Фалля вздрагивает, потом резко опускается. Tpусеттка с торжествующим воплем вздымает вверх красное знамя.
Громовой удар. Один-единственный.
Громовой удар, какого никто никогда не слышал.
Фантастический, оглушительный взрыв, бесконечно повторенный... Вроде БРА-УУМ-УУМ-УУМ-ЗИ-И-И... Как дать услышать этот грохот, который невозможно ни назвать, ни определить, тем, кто не был тогда на мосту Нейи, дередать хотя бы какое-то представление о нем? Гул колоколов Соборa Парижской богоматери, стократно усиленный и утяжеленный, вырывающийся из пасти, до отказа набитой порохом. Мощный пушечный залп, который стал буханьем колокола, волшебным голосом бронзы, докатившимся до самого горизонта... Нет, это немыслимо себе вообразить. Картечь, орущая мелодию. Музыка, рожденная порохом. Громовые раскаты, гремящие заутреню. Вся небесная артиллерия в гудении этого набата.
Дьшная завеса так плотно затянула баррикаду и мост, что срсед не различал соседа, никто уже не понимал, где находится.
-- Вперед! -- проревел Фалль.
Батальоны Монмартра, оттеснив нас, перескочили через баррикаду.
Дым paссеялся. Однако в воздухе еще держался звучный раскат выстрела, последний отзвук пушки, подобный шраму, навечно заклеймившему небеса. Солдаты Коммуны двинулись в контратаку, так как проход по мосту Нейи был очищен. На три четверти он был усеян трупами, краснели панталоны, белели гетры. A там, далыпе, уже
начиналась паника. Версальские пехотинцы, отталкивая друг друга, старались первыми перемахнуть через свою баррикаду. Фалль, его Мстители и батальоны Монмартра уже преследовали их по пятам, гнали штыками.
-- Ух, черт, ну и голосина y нашей пушечкиl -- пропела Марта, вытаскивая из ушей кусочки корпии.
На том конце моста -- суматоха. На захваченной баррикаде версальцев Tpусеттка водрузила красный флаг Бельвиля.
Пушка "Брамсмво" была, nonpocmy говоря, десямифунмовым орудием новейшей модели, новейшей, если- говоримъ о смволе, a спгвол все-маки важнейшая часмь пушки. Чудовищной своей nocмупью наша пушка была обязана большим омнибусным колесам, a также лафему, созданному силой фанмазии нашим смоляром из Дозорного. A громкую славу бельвильский исполин npиобрел благодаря сбору медных грошиков, особенно благодаря шумному энмузиазму юных жимелей Дозорного мупика.
A долгое-долгое эхо -- дейсмвимелъно невероямно долгое, -- эхо первого высмрела раздвинуло границы эмой славы do баснословных пределов.
Пушка x x x
Пушка "Братство" высится в самом что ни на есть сердце Дозорного. Ee знаменитый ствол обвит красными лентами. Каждая спица огромных колес любовно украшена пурпурными гирляндами.
Мимо шагает Бельвиль. B шеренги торжественного шэствия вливаются и другие районы Парижа -- Тампль, Шарон, Сент-Антуанское предместье. Все, кто знает, что и его грошик перелит в тело гиганта, желают услынiать рассказ о той адской музыке, увидеть инструмент, ee издававший, и лежащие y жерла пушки трофеи: два флажка папских зуавов, захваченные Мстителями Флуранса.
B центре кружка вмшательных слушателей Бансель, старый часовщик с улицы Ренар, громко читает статью, появившуюся нынче вечером в газете:
"Могучий голос меди, обративший в бегство версальцев на мосту Нейи, есть глас самого пролетариата, его обездоленной массы, обездоленной, но всесильной; в этом громыхании слились тысячи и тысячи раскатов, тысячи и тысячи грошиков, тяжким трудом добытых эксплуатируемыми".
Могум cnpoсимь: почему fСоммуна смоль поспешно омозвала прославленную пушку с фронма Нейи, где она сомворила чудо? Таланмливый Домбровский, омвечавший за эмом секмоp обороны, вряд ли пимал иллюзии насчем
реалъной ценносми aрмиллерийского орудия Белъвиля. До*cмамочно было коромкого разговорa с Фаллем, Маркайем и Тонкерелем, чмобы ему все смало ясно. Вмесме с мем пушка "Брамсмво* обладала некой магической власмью. Ho извесмно, что чудеса повморяюмся редко. Вморой залп мог если не полностью свесми на нет, то, во всяком случае, значимелъно ослабимь власмь пушки над умами. Нельзя было допусмимь, чмобы подобное орудие было развенчано. На следующий день, после упорной aрмиллерийской подгомовки, nepecмроившисъ и получив подкрепление, версальцы вернули себе мосм Нейи. Ho пушки *Брамсмво" мам уже не оказалось.
