— Раф, у меня галлюцинации или это происходит в самом деле?
— Природа насыщается маной. Привыкай, в крупных сражениях подобное происходит всегда. В первый раз ты ощущаешь себя будто под водой, но с каждым последующим разом все больше и больше привыкаешь к удивительному окружению, и вскоре весь антураж пропадает.
— Каково же было людям, когда появлялось общеизвестное ныне Ущелье, или когда разрушался Пондерос?
— Больно. Думаю, ты тоже слышал истории, как свидетели столь давней битвы магов лишились слуха и зрения, а некоторые и вовсе задохнулись, надышавшись выплеснувшийся энергии. Воздух сдавил их словно железная струбцина. Повезло, что головы лопаться не начали.
Юноша еще немного поводил руками перед собой, представляя, что мешает кисель, и продолжая дивиться столь необычному явлению.
— Сосредоточься, Лир! — Князь щелкнул пальцами перед носом парня и в эту же секунду оказался исподтишка сбит мелькнувшим перед глазами силуэтом.
Линур не успел увидеть ни куда отлетел товарищ, ни кем был напавший, с трудом сохраняя контроль над собственным телом и пытаясь побороть головокружение. Он шатался из стороны в сторону, кое-как удерживая равновесие, и часто хлопал глазами, силясь углядеть хоть что-то сквозь появившуюся на роговице пелену. Накатившая на лагерь волной напасть подкашивала ноги и затуманивала разум, делая даже из могучих воинов дезориентированную и беззащитную добычу.
Лир, после минутной борьбы с гравитацией, все же не совладал с последней и покатился по земле, не имея ни одной здравой мысли, что с ним происходит: пространство дало трещину подобно прошлогодней битве у Пондероса, иль это так проявляется точечная способность противника? Может, оно и правда, однако бастарду не хватало ресурсов одновременно сосредотачиваться на трясущихся конечностях, которые нещадно подводили при любых попытках встать, и распыляться на даже простейшие размышления — он покончил с ними, пародируя спустившего все до последнего медяка на выпивку пьяницу за таверной.
Когда количество падений перевалило за двадцать, Линур через, казалось, непреодолимые невзгоды, наконец, смог вернуть себя в вертикальное положение, тем не менее сразу замерев статуей, не смея даже дышать. Зрение прояснилось, и пред юношей материализовались виновники его свалившегося, как снег на голову, недуга.
— Адрагонцы, — не веря самому себе, прошептал Лир. — Адрагонцы! Адрагонцы!!!
Никто его не слышал — ни пропавший Ралафар, ни исчезнувшие люди, что только-только пробегали мимо. Он крутился на месте, с ужасом осознавая, что все внимание вальяжно подходящих с разных сторон трех фигур достанется ему одному.
Жители Адрагона были одеты не по погоде, в легкие стеганые металлом доспехи и плотно прилегающие штаны. Их кисти с еле заметным оттенком кожи красного цвета держали две внушительные сабли, больше походящие на зубы морского чудища, и одно длинное копье. Хвосты с обрубком на конце покачивались в такт движению, радужка горела племенем, а из-под аккуратно убранных назад волос проглядывали маленькие рожки.
Бастард не знал, как ему действовать, разрываясь между адрагонцами и все никак не примеряясь с мыслью о столь ранней встрече с закадычными врагами Рутткорда. Его тело потряхивало, а голова немного кружилась то ли от страха, то ли от пережитой ментальной атаки. Пальцы Линура сжали эфес, но никакой уверенности, как в замке Медио, ему это не придало, отчего он растерялся еще больше.
К этому времени один из противников подобрался к трусившемуся парню достаточно близко для выпада — выставленный на рефлексе блок ознаменовал начало боя. Воины, как это обычно бывает в настоящих схватках, не стали бездумно применять способности с первых секунд, предпочитая сначала изучить врага: определить его стиль, скорость и силу, найти слабости и подметить ошибки. Для опытного человека и тем более для адрагонца это дело нескольких ударов, после которых уже можно смело надавливать на недостатки в хореографии вражины при помощи магии.
В случае Лира такой подход, наоборот, дал последнему дополнительное время, чтобы успокоить нервы и принять реальность происходящего. Атаки хоть и были сокрущающими, но при этом отличались особенной медлительностью и последовательностью — юноше не составляло труда уклоняться от них и успевать отражать то пару клинков, то копье, свободно перемещаясь между палатками и используя их в качестве укрытий. Наконец, после недолгой, но изматывающей беготни, его руки покинула дрожь, а в мозгу воцарился холодный расчет — Линур решился перехватить инициативу. В очередной раз зайдя за шатер, он за секунду незаметно влил в ткань ману, делая ее намного прочнее обычного, и сделал несколько шагов назад, заманивая адрагонца в ловушку. Хвостатый мужчина начал крутящее движение древком перед собой, отгоняя бастарда и исключая возможность его коварной атаки, в результате чего, как и задумывалось человеком, наконечник копья задел край чьего-то жилища. Во всех прочих случаях лезвие рассекло бы брезент, как нож подтаявшее масло, однако сейчас оно застряло в нем намертво, полностью обескуражив владельца. Юноша в свою очередь драгоценного времени попросту не терял, нанеся незамедлительно принесший определенные плоды удар: проявившийся красный щит на выставленной неприятелем правой руке рассыпался вдребезги. Во избежании повторной атаки товарищи краснокожего не постеснялись применить магию, чтобы оттеснить Лира и позволить брату по оружию очухаться.
Воодушевившись собственной удачно реализованной связкой, парень продолжил огрызаться, совсем не замечая, как сгустился таинственный туман вокруг, покрыв собой кроны деревьев. Он подбирался все ближе, ограничивая безопасное пространство, за чьими пределами таилось нечто смертельно опасное. Внутри же круга засверкали способности, поджигая траву и листву, разрушая многочисленные палатки, между которыми лавировал Линур. Бой перетек в новое русло, где решало количество маны и убойность заклинаний, а не навыки ближнего боя.
Из-за численного преимущества у противников и своего скудного арсенала бастард больше уворачивался и убегал, нежели действительно сражался, при этом четко осознавая какую-то неправильность всей схватки. Вместо того, чтобы наброситься организовано, задавив врага числом и превосходящей силой, адрагонцы продолжали действовать поодиночке, медленно и неторопливо — они игрались с ним. Юноша с самого начала на подсознании понимал, что ему не справится сразу с тремя столь опытными и могущественными воинами, но такого откровенного унижения оставить без внимания он не мог. Ярость овладела им за мгновения, и инстинктивное желание выжить вдруг сменилось на характерное для человека безрассудство, когда собственная жизнь уже не кажется такой ценной.
Мимо просвистела выпущенная из рук стрела, загоревшись ярким пламенем в самом конце. Лир более не боялся снарядов, что так и будут пролетать в сантиметре от его лица, пока обладатели рожек и хвоста не окажутся в настоящей опасности, поэтому бежал напролом. Сталь Албуса переливалась и сверкала, а вихры на эфесе и ножнах ожили, завиваясь между собой и придавая парню дополнительной скорости; нарисованные белые кони на черном фоне заржали, их мощные ноги снова и снова отталкивались от земли, неумолимо везя своего всадника вперед. Подобравшись достаточно близко, Линур прыгнул и вытянулся словно струна, обеими руками направляя наконечник меча в грудь адрагонца. Заигравшийся краснокожий мужчина позорно для себя потерял контроль над ситуацией и не успел ничего противопоставить атаке — клинок вошел неглубоко благодаря разлетевшемуся на искры щиту, однако этого сполна хватило, чтобы бастард смог применить способность своего артефакта.
Мороз пополз по грудной клетке, сначала замораживая мясо и кожу, затем добираясь до мышц, нервной системы и костей, и лишь после захватывая органы, вены и, наконец, останавливая сердце. До сего момента устрашающий и невозмутимый боец родом из Адрагона в мгновения ока закричал от боли и страха, на его лице возникла гримаса ужаса, а конечности затряслись, быстро синея и отмирая. Брошенное его товарищем копье пробило Лиру живот насквозь, выйдя наружу в районе пупка. Превозмогая невыносимые муки, юноша улыбнулся, наблюдая, как задыхается и мучается его супостат, как от боли по его щекам потекли слезы, тут же превращающиеся в льдинки, прежде не всегда успевая выйти из глаз, и как его вздувшаяся грудь под давлением газа лопнула, обдав уже затвердевшими ошметками неимоверно счастливого Линура.
