Я открываю дверь своим ключом и сбрасываю все тяжёлые пакеты прямо на пол в прихожей. Знакомые ароматы когда-то бывшего моим дома укутывают, дразнят и зовут за собой на кухню, где всё ещё висят развешенные мною над плитой сухие букетики лаванды, веники лавра и пучки тимьяна с душицей. Я смотрю сквозь давно не мытое окно на двор обычного спального района в Москве, и мне даже становиться немного жаль тех счастливых студенческих лет, что я прожила здесь вместе с Томой. И хотя сейчас я могу позволить себе более престижный район и более дорогую квартиру, я всё равно иногда скучаю по нашим кухонным посиделкам за полночь, которые случаются только в кущах жасминовой юности.

Тома должна быть сейчас на работе, и я вернулась в свою старую съёмную квартиру, чтобы забрать пару вещей из шкафа, которые я так и оставила здесь после переезда. Я прохожу в свою комнату и достаю свои любимые платья, для которых у меня наконец-то появился сегодня повод. Я знаю наощупь карту своей старой комнаты, поэтому мне даже не приходится включать свет или открывать шторы, чтобы найти в шкафу то, что мне нужно. Я провожу рукой по гладкому шёлку с японскими узорами, и мои пальцы перебирают нежную кисточку на пояске, как до моего уха доносится слабый шум. Я прислушиваюсь: похоже, в спальне Тамары открыто окно, в которое врываются дворовые звуки.

Я направляюсь через длинный вытянутый кишкой коридор к её комнату, но седьмое чувство подсказывает мне, что я не одна в квартире. Я ступаю по потёртым деревянным полам, в которых я знаю каждую трещинку, и приближаюсь к неплотно закрытой двери, разрезающей тёмный квадрат коридора вертикальной белёсой полоской. Оттуда определённо доносятся голоса, и я выдыхаю: значит, моя подруга дома. И явно не одна, судя по низкому мужскому смеху. Я уже собираюсь так же неслышно деликатно удалиться, чтобы не мешать влюблённой парочке, но что-то меня удерживает: то ли это пресловутое седьмое чувство, то ли ноты смутного узнавания, то ли банальное любопытство.

Я стараюсь на цыпочках, практически не дыша, приблизиться к манящему меня узкому разрезу, отсекающему дверь от косяка, и в полумраке зашторенной комнаты вижу на кровати два силуэта. Тома громко стонет, и я удивляюсь, как не расслышала её крики раньше, хотя, возможно, играющая в колонке музыка перекрывает все эти любовные всхлипы. В треугольнике света, падающего от стыдливо прикрытых штор, я вижу, что она стоит на четвереньках, изогнув по-кошачьи спину, и с завистью отмечаю, что даже сейчас она выглядит как дорогая порноактриса на кастинге. Идеальная круглая попка оттопыривается двумя аппетитными булочками, которые сжимает и мнёт в своих крепких ладонях её партнёр, пока вдалбливает в неё свой крепкий поршенёк. Томины грудки упругими апельсинчиками бьются под его напором, пока её леденцовые ягодицы сплющиваются и снова наливаются об его железный подтянутый пресс. Я завороженно гляжу на эту картину, не в силах отвести глаза, и не удивлюсь, если в комнате напротив стоит большое зеркало, в которое эта парочка успевает любоваться на отражение своей идеальной сексуальной позы.

Лицо мужчины скрыто тенью, но я уже успела оценить его великолепную натренированную фигуру. Прямо как у моего Лёши. Хотя нет, мой Лёша всё равно в сто раз лучше, с гордостью отмечаю я про себя. И он достался именно мне, Яне Гофман, а не какой-нибудь секс-бомбе Тамаре Лурдиной. Хотя я хорошая девочка, и должна только порадоваться сейчас за свою лучшую подругу, которая в этот момент ещё сильнее изгибает свою стройную спину, пока её не менее сексуальный партнёр, намотав её роскошные длинные волосы на кулак, заводит своего вздыбленного жеребца в её стойло. Мне стыдно, что я подсматриваю за чужой любовной игрой, но эти двое так красиво смотрятся, что я невольно любуюсь плавными движениями их блестящих от пота тел, в едином ритме древнейшего на свете танца расходящихся и смыкающихся снова.

Я задумываюсь: а выгляжу ли я так красиво со стороны, когда примерно раз в неделю залезаю под одеяло к возвращающемуся с важных деловых встреч Лёше? Хотя, надо признаться, в последнее время это происходит как-то всё реже и реже. Встречи у него всё чаще, а работы у меня всё больше. Пожалуй, это случается раз в три недели. Ну хорошо, наверное раз в месяц, – соглашаюсь я сама с собой. Ладно, если честно, я не помню, когда это было в последний раз. Возможно, месяц назад. Но сегодня я определённо планирую исправить эту ужасную несправедливость.

Тут горячий красавчик наклоняется, захватив одной ладонью идеальную круглую грудь, сжимая её, как мягкий пышный бриошь, с аккуратной вишенкой соска на вершине, и целует Тому в полуоткрытые губы.

– Обожаю тебя, масик, – хрипит он в запале страсти, ещё сильнее взнуздывая мою подругу, и я буквально чувствую, как моё сердце мгновенно черствеет, как выброшенная на асфальт хлебная корка.

– Ты лучший, Лёша, – отвечает ему Тома, и я зажимаю рот рукой, чтобы не вскрикнуть.

Это и есть мой Лёша. Красивый, сексуальный, бесподобный. Единственный. Как матадор на корриде. Как гангстер на ограблении. Как Джонни Депп в юности.

И сейчас они, сплетая свои тела, бьются в экстазе, пока одна его рука тискает нежную податливую грудь, а вторая ласкает её идеально депилированную киску. Мой мозг всё ещё пытается найти какие-то несостыковки в этой картинке, какие-то нелогичности, но безрезультатно: вот его идеальные чёрные волосы, в которые я так люблю зарываться пальцами; вот его татуировка Forever Young на предплечье: как я вообще сразу не заметила её? Вот его идеальный итальянский профиль с горбинкой на носу и чувственными, изогнутыми излучиной лука губами. Которыми он теперь целует Томину шею, мочку уха и спускается ниже, по спине.

– Это было бесподобно, – с довольным мурлыканьем сытой кошки растягивается она на спине, а Лёша ложится рядом, опираясь на локоть, и продолжая ласкать её своим пальцем, вырисовывая на её атласном теле круги, дорожки, восьмёрки.

Что мне делать?! Ворваться в комнату? Но сама мысль об этом кажется мне невыносимой. Словно я цепляюсь за призрачную надежду, что это всё неправда. Что всё образуется. Что всё это просто дурной незрелый сон после тяжёлого ужина. Что если пока я не заявила о том, что я всё знаю, всё ещё можно отмотать назад. Притвориться, что я этого никогда не видела. Не была в этом пахнущем лавандой и травами коридорчике. И ещё пахнущем изменой. С ароматом засахаренных в банке цукатов с анисом и кардамоном. Как мой Лёша, когда я прижимаюсь к его груди. Решено, я сейчас быстро заберу свои пакеты и исчезну из этой квартиры. Сотру свою память.

– Ты решил, когда всё расскажешь Яне? – вдруг спрашивает своего любовника Тома.

– Уже совсем скоро, – целует её нежно в мягкое углубление в животе мой муж. – Надо разобраться со всеми формальностями, чтобы не потерять квартиру, – невнятно бормочет он, спускаясь всё ниже к её венериному холму, облизывая и целую каждый сантиметр её идеально гладкой кожи.

– Неужели ты её выставишь на улицу? – с фальшивым ужасом хохочет Тома, а я стою, онемев от страшной догадки.

– Конечно нет, – запускает свои пальцы между двух идеальных ножек Лёша. – Яна взрослая девочка, и отлично знала, на что идёт. В конце концов, она может снова вернуться сюда, где и начинала, – завороженно любуется он тем, как его пальцы проскальзывают внутрь её лона, и Тамара сладострастно всхлипывает. – Никто же не вышвыривает бедняжку на улицу. Пусть живёт здесь, – вытягивает он свои блестящие от смазки пальцы наружу.

– Я уверена, ты поступишь правильно, – вздыхает Тома, выгибая спину, а Лёша проводит мокрыми пальцами по её пухлым, как у Анджелину Джоли, губам, и она заглатывает их, обсасывая как сахарные леденцы.

– В конце концов, она сама виновата, – с придыханием бормочет мой муж, и я вижу, как его член снова наливается гранатовым соком. Я даже не помню, когда мы с ним занимались любовью больше одного раза за вечер. Очень, очень давно. – Женщина всегда должна следить за собой, – продолжает он, беря в руку свой гладкий ствол и поглаживая пунцовой головкой гладкий лобок.