2

Когда они подошли ко мне на расстояние в несколько метров, я прервал свои раздумья и повернул голову в том направлении.

Три чёрных силуэта в менее густой окружающей темноте: два примерно как я, один чуть поменьше.

Да, это они.

Я выдохнул, но бдительность не ослабил. Просто так, на всякий случай.

— Ну что, где тут этот твой вход в «метро»? — шёпотом спросил папа, подойдя вплотную и положив руку мне на плечо. — Узкий, как в Москве, да?

— Пролезете, — ответил я, присел, нашарил в траве неприметную ручку и откинул квадратный замаскированный люк.

Подумалось: «Если „Люк Скайуокер“ означает „ходящий по небу“, то здесь мы имеем самый настоящий „люк андеграунд“…»

— Ну что, Харон, веди нас в мир подземный, — хихикнула мама и вслед за мной стала по верёвочной лестнице спускаться на «станцию» — конечную на моей боковой ветке континентального туннеля.

— Не бойтесь, не в Аид идёте, — сказал я, спрыгнул на платформу в кромешную тьму и включил фонарик на драконофоне.

Туннель был таким же, как обычно: тёмным внутри, тихим и на первый взгляд бесконечным. Насколько я мог видеть в свете яркой белой лампочки в торце драконофона, никого постороннего в полусотне метров от нас не было.

«Ну а если „террористы“ подстраховались и забросили с другого конца своего человека, который притаился чуть дальше отсюда и ждёт только того, когда конвейер снова остановится? — мелькнула мысль. — Но я дам родителям автомат; одного рожка, если всё пойдёт наиболее гладко, будет достаточно… А потом я обязательно что-нибудь придумаю».

Наконец, спустились все.

Мы стояли квадратиком на фанерном настиле: один подросток с автоматом, рядом с ним — двое взрослых и ещё подросток с рюкзаками. Как будто те трое собирались в поход, а я — обеспечивать им охрану. Но им какое-то время придётся охранять себя самим. Надеюсь, у них получится.

— Так, держи… — протянул я оружие папе стволом вверх. — Коротко объясняю, что и как. Вот эта лента, — я указал на простирающийся вдаль, но пока что неподвижный конвейер, — поедет вдаль, как только я выставлю на том экране требуемую скорость и нажму вон ту кнопку на стене. Если я поставлю сто километров в час, то вы уедете на достаточное расстояние от фермы минут за пять, и тогда я снова нажму кнопку и остановлю путь. А вы останетесь там до каких-либо изменений в ситуации. Патроны советую экономить: могу дать всего один магазин. И это… — Я вдруг ощутил в горле здоровенный ком — всего пятый или шестой раз в жизни. — Будьте осторожны, пожалуйста. Не хотелось бы вас потерять.

— Думаешь, нам хотелось бы потерять тебя? — ответила мама. — Пойми, ты для нас так же ценен, как Сева… больше, чем дача, квартира и все деньги в наличке и на счетах. Обещай, что с тобой ничего плохого не произойдёт. Иначе мы никуда не сможем уехать.

— А смысл? Обещать я могу что угодно — только вот что будут стоит любые слова под напором обстоятельств? Думаю, сейчас нельзя загадывать наперёд, что станется с каждым из нас. Это мы должны будем проверить опытным путём — и прийти каждый к своему результату.

— Тоже правильно, — сказал папа и повесил автомат за ремень себе на плечо. — Ну, до встречи, что ли?

— Не прощаемся, — отозвался я и крепко сжал его протянутую сильную руку. — Всё, заходите на ленту и садитесь. Лучше упритесь руками, чтобы не сдуло. Я включаю…

Я подождал, пока три подсвеченные фонариком фигуры разместятся на небольшом расстоянии от края конвейера, подошёл к встроенному в стену пульту управления, выставил бегунком на шкале запланированную скорость и, немного поколебавшись, нажал большую кнопку со стрелкой, смотрящей вдаль.

— Ух!.. — успел услышать я восхищённый вопль Севы, прежде чем моя семья унеслась вдаль, где я уже не мог больше их слышать и видеть.

Вот именно. Полный «ух». Такой, что вообще обсмеяться можно…

Что я чувствовал в тот момент, упёршись руками в земляную стену туннеля и уставившись на призрачно-белый отблеск фонарика на ней?

Пустоту. Как будто от меня оторвали какой-то очень важный кусок, без которого я уже не мог жить и действовать как прежде.

Я и не представлял, что сразу начну скучать по семье. Раньше мне на родственников отчасти было плевать, и я считал, что это нормально, так как я через это показываю свою самостоятельность и независимость. Теперь же — в частности, после того утреннего разговора с мамой на даче — я понял, что они, как бы я ни старался доказать себе обратное, стали (а может, и всегда были) неотъемлемой частью моей жизни — такой же, как мир драконников. «Но не более того», — попытался я добавить привычную оговорку, понимая, как смешно это могло выглядеть со стороны.

Ну что ж, мои дорогие родители и братец, вот и настало для меня время защищать вас. И я просто не имею права перед вами облажаться.

Я засёк на драконофоне пять минут, а пока они истекали, стоял и смотрел в чернеющую глубину туннеля, куда уезжала лента конвейера, похожая отсюда на кусок исполинской беговой дорожки, на которой словно бы бежал какой-то великан со скоростью сто километров в час. И казалось, что эта лента как водопад, низвергающийся в глубокую пещеру, откуда почти ничто не может выбраться. Или как газ, который засасывает в чёрную дыру в далёком космосе…

Не в силах больше находиться под землёй и думать об этом, я снова ударил по кнопке, останавливая конвейер, и стал поспешно вылезать наружу.

Когда прошли те пять минут и таймер драконофона напомнил мне об этом, я обнаружил, что сижу на земле под деревом и едва сдерживаю подступающие слёзы.

Небо на востоке посветлело. Где-то там, за лесом, сейчас поднималось над горизонтом раннее летнее солнце, возвещая наступление нового дня. Дня, в который всё должно было решиться. Включая и то, увижу ли я свою семью вновь.

И я поймал себя на том, что не был до конца уверен, случится ли это.

Более того, теперь я уже ни в чём не был уверен. Как и в том, выживу ли сам.

Я не мог знать, что смогу сохранить, а что потеряю. Но в моих силах было попробовать сделать так, чтобы потерял я как можно меньше. Кроме самого дорогого, что сейчас уезжало прочь и вынуждено было охранять себя самостоятельно.

3

В это же время, в другом часовом поясе.

Штинк слез с дракона — Тёмной машины, поёжился от холода и спрятал руки в карманы тёплой куртки. Огляделся по сторонам, щурясь от низкого солнца полярного дня, заметил небольшую пещерку в скале неподалёку и направился туда. Может быть, там будет чуть потеплее.

За время пути исполняющий обязанности президента так и не смог понять, почему ему назначили встречу именно здесь, на этом маленьком безлюдном островке Шпицбергена, который он смог отыскать лишь при помощи интернет-карт на драконофоне. Точнее, догадки были, но Штинк не знал, насколько они истинны. Да и бессмысленно было размышлять об этом, когда в ближайшие минуты должно было решиться, как долго ещё продлится его политическая карьера.

Временный глава Республики зашёл под низкий свод пещерки и заморгал, привыкая к полумраку.

В глубине маленького грота под охраной двух Апокалиптических драконов — этих крылатых, фиолетовых, красноглазых бестий — находилась чья-то фигура, полностью скрытая плащом с капюшоном. Но Штинк сразу понял, кто перед ним — точнее, перед кем он.

Штинк приблизился и остановился шагах в пяти от драконов. Обвёл их взглядом и снова поёжился. Даже на него эти трёхметровой длины чудовища производили устрашающее впечатление.

Он опустился на одно колено и склонил голову.

— Приветствую вас, о моя госпожа… — начал было он, но замолчал, заметив резкое движение руки в просторном рукаве.

— Встань и прекрати ломать комедию, — раздался из-под капюшона низкий женский голос. — Иногда не понять, говоришь ты серьёзно или прикалываешься…

— Слушаюсь, моя госпожа, — пробормотал Штинк, поднимаясь на ноги.