Он сделал небольшой доклад о развитии нефтегазовой отрасли в России и основных игроках на этом огромном пространстве, не забыв упомянуть компанию Шелл и ее разработки на сахалинском шельфе. Когда он объявил в небольшом зале для пресс-конференций на 54 этаже «Рокфеллер-центра», где собрались представители крупного бизнеса Америки, что намерен продать крупный пакет акций нефтяной компании «ЮКОС», то повисла нехорошая пауза. Хорьковский обвел взглядом собравшихся. Сердце частило. Его, похоже, не понимали.

– При слиянии ЮКОСа с Восточно-Сибирской компанией это составит треть всех разведанных запасов нефти и газа в России. А это в свою очередь позволит Вашингтону через нефтяные компании Америки, которые выкупят акции «ЮКОСа», вводить право вето на будущие российские сделки по нефти и газу. Что станет колоссальным переворотом во всей мировой бизнес-стратегии.

И тут прорвало. Слова вызвали аплодисменты. С ним теперь хотели дружить. Ему улыбались долларовые миллиардеры. И он поверил, что еще шаг-другой и все получится.

Хорьковский долго обхаживал Бориса Березовского, пытался договориться о приобретении, принадлежащей ему «Сибнефти». После чего компания «ЮКОС» станет главным собственником запасов нефти и газа в России, имея возможность добывать ежесуточно два миллиона бареллей нефти. Станет одним из крупнейших нефте-газовых концернов в мире. Березовский упирался, хитрил. Но после звонка от вице-президента Соединенных штатов Америки он неожиданно согласился продать весь пакет акций «Сибнефти». Юристы начали готовить документы по всем аспектам сделки, бухгалтера составлять отчеты…

Продать пакет акций компании «ЮКОС» американцам Хорьковский не мог из-за принятой ранее «сотой поправки», требовалось вынести решение о сделке на согласование в Думу, чтобы проголосовала половина депутатов плюс один голос. После чего можно смело баллотироваться в президенты.

Он все тщательно спланировал. Чейни пообещал выделить дополнительные кредиты под минимальный процент. Оставалось несколько недель до выборов в Государственную Думу и принятия важных решений. 15 октября в Москву прилетел Джордж Буш старший с неофициальным визитом в ранге главы «Картель Групп» и в тот же день встретился с Хорьковским, провел тайные переговоры.

Оставался последний шаг… 25 октября Хорьковского арестовали у трапа самолета. Ему предъявили обвинение в уклонении от уплаты налогов. Узнав об этом, Дубков в этот же день вылетел спешно в Израиль.

В средствах массовой информации появились публикации о нарушении прав человека и европейских законов, о путинской диктатуре. «В России невозможно вести честную коммерческую деятельность», – с экрана телевизора утверждал депутат Государственной Думы.

В Москве люди вышли на митинг с плакатами и портретами Хорьковского. Для многих молодой симпатичный коммерсант, этакий физик-лирик 60-х годов, представлялся узником совести. Интеллектуалом, который мог бы вывести Россию из тупика.

За семь лет в Думе Мищеву не удалось создать настоящую консервативную партию русской направленности. Фракцию молодых независимых депутатов сначала обманул лидер партии «Справедливость», пообещал, что в его партии будет консервативный русский блок. «Но это оказалось очередной пустой болтовней и вылизыванием чужих задниц», – как определил он безжалостно. Обозленный на всех этих милых жуликов и на себя самого из-за напрасно потраченных усилий, Мищев вместе с юристами подготовил необходимый пакет документов для Министерства юстиции, чтобы зарегистрировать партию «Русское единство».

Первый раз отказали из-за повтора в названии, якобы есть уже партия «Единение и братство». Пришлось оспаривать через суд. Привлекать экспертов филологов. Тяжба затянулась. В конечном итоге юристу намекнули, что на офисное здание Мищева, где находится агентство недвижимости на Ленинском проспекте, глаз положил Генеральный прокурор Гайка. «И если будет найден компромисс…»

После чего он окончательно разочаровался в думской лоббистской возне, и месяц не появлялся в зале для заседаний. Зато приобрел квартиру в новом комплексе на 42 этаже площадью в 320 метров с видом на родной Университет, сады, Москву реку. Возле дома зона отдыха с теннисным кортом и спортивными площадками, детскими горками и каруселями. Высота потолков четыре метра. «Здесь можно поселить большую семью», – решил он, блуждая по комнатам с серыми оштукатуренными стенами.

Когда привел в квартиру жену с маленькой дочкой, то первым делом они начали играть в прятки, аукая и перекрикиваясь в пустынных спальнях, ванных комнатах и каких-то непонятных отсеках, которые на плане значились, то постирочной, то гардеробной…

Анита озаботилась, пристала с вопросами, сколько же это все стоит, а он подхватил дочку на руки, закружился с ней в огромной зале. «Ну, скажи, скажи же ты мне…» – «Много, но ты лучше подумай о дизайне. Я знаком с французским дизайнером Вильмоттом… на конце два «т». Он участвовал в одном нашем проекте».

– Чуть не забыл, завтра вечером мы едем в Космос. У Сашки Мыльникова днюха. Надеюсь, ты будешь краше всех.

На вечеринке друзей он рассказал про мэра города Царевска Жохова и губернатора Маругу. Как они воюют между собой.

– И при этом воруют, – вставил Кузиков.

– Да. И некогда красивый город превратился черт знает во что! При советской власти начали строить метро. Открыли с помпой две станции и все. Стоят вдоль проспекта зеленые метростроевские заборы. Покосились. Обветшали, движухи нет. А дороги, как после войны…

– Плюнь, не нагоняй тоску. А еще лучше стань мэром Царевска. Двинешь город вперед, а мы тебе поможем.

– За осетриной будете приезжать на пикники…Да?

– Наливай Пан Эдуард по полной, окропим отрока Сашку святой водицей в день праздничный. После песенку споем…

– Ох, богохульники!

Вечер удался. Аниту зацеловали глазами. В университете Мищев был вкручен в чехарду неотложных дел, сдачи экзаменов, быстрых заработков, потом так завертела коммерция, что стало и вовсе не до танцулек. Стыдился за свою неумелую медвежью поступь, когда Анита заставляла выйти на танцпол, сделав несколько притопов и прихлопов, он быстро убегал к компаньонам или к столу с обильной едой. А тут он не совсем твердый трезвенник, почему-то запал на шампанское, которое его постепенно развеселило так, что стал выплясывать какой-то дикий танец, чего раньше не делал под общий дурашливый смех. Мищев окончательно раскрепостился и захохотал вместе со всеми, громко хлопая в ладоши, стараясь попасть в такт музыки.

Поздно вечером, прижавшись к Аните, вдруг решил, что надо ехать домой. В Царевск… И там брать власть в свои руки.

Глава 5. Заволжье.

Осенняя блекло-охристая степь на сотни верст перемежаемая корявыми сухостойными лесопосадками, за которыми давно никто и никак не ухаживает. Новоникольское, Луговая Пролейка, Горный Балыклей – названия сел, словно песня. Но главной песней была Волга с обильным рыбным промыслом, была богара знаменитая арбузами, дынями, овощами на поливных плантациях… Теперь везде и всюду звучало слово – «было».

Рубас свернул с трасы, заехал в Никольское, хотел разжиться вяленой рыбой. На рынке торговали копченой камбалой, мойвой. Поговорил с женщиной, скучающей у раздвижного лотка–прилавка.

– Милый, какие лещи! Рыбзавод давно не работает, теперь вяленые окуньки в радость, последний вид промысловой волжской рыбы. В самой Волге давно не купаемся.

– А что ж так?

– Так с июля зеленые водоросли панцирем покрываю воду и берег. Купаются все в бараках-затонах, заросших камышом.

В Атласе, выпущенном Управлением автомобильного транспорта в шикарном твердом переплете за большие миллионы бюджетных рублей, значился асфальт от Верхнего Балыклея на Степное. Рубас проехал немного по разбитой грунтовке и повернул обратно. У поворота сельский житель лет пятидесяти торговал арбузами. Рубас раскрыл Атлас, показал ему желтую линию дороги. Бахчевод поводил пальцем по странице, вглядываясь в текст, выговорил удивленно: «Да не в кой век не клали здесь асфальт. Ехай через Катричев, иначе убьешь машину».