В Государственной Думе при формировании комитета по собственности предложили назначить заместителем Мищева Юрия Ивановича.

– Молод еще! – Выкрикнул кто-то из первых рядов.

– Вот и хорошо, что молод, – осадил депутата Селезнев. – Пусть впрягается. Его пристрастие к лошадям проглядывало в словечках «охамутать», «закусил удила», что для профессионального журналиста и коммуниста с двадцатилетним стажем, казалось странноватым. Мало кто знал, что Гена Селезнев до двенадцати лет жил в деревне, умело седлал лошадей и ухаживал за ними с той тщательностью, какая возникает от страстной любви к этим гривастым животным с большими глазами, которые, кажется, все понимает, а не могут сказать.

Мищев действительно впрягся с радостным юношеским задором. Что не всем нравилось.

В перерыве между заседаниями спикер думы Селезнев неожиданно пригласил к себе в кабинет «надо побеседовать».

– На тебя жалоба… – Мищев удивленно вскинул вверх брови. – Да от самого Жириновского. Перебивал выкриками выступление депутата от его фракции.

– Так Зубков такую ахинею нес по поводу госсобственности!

– Но вы же зам председателя комитета. Следом за вами Гвоздев поднялся с репликой…

– Извините, не сдержался.

Хорьковский вошел в кабинет без предупреждения, видимо, заранее очаровав подарком бдительных помощников председателя Думы. Он вежливо поздоровался, покосился на Мищева, словно бы намекал, что он тут лишний. Но Мищев остался сидеть в кресле.

– У нашей компании юбилей. Хотел лично пригласить вас Геннадий Михайлович.

Он положил конверт на стол Селезнева. И полуобернувшись:

– И вы приходите. Будет возможность ближе познакомиться, – сказал он, протягивая конверт с эмблемой «ЮКОСа». – У нас с вами немало общих знакомых – Трутнев, Поранин. Да и ваш банкир Александр Мыльников мне симпатичен. Широко шагает.

Селезнев поднялся из кресла и, стараясь сохранить на лице, пристойную благожелательность, что у него не всегда получалось, буркнул: парни, мне надо в сортир. А вы в переговорную. Маша покажет. Там чай, кофе…

Мищев много чего знал о «ЮКОСе» негативного, но Харьковский умел к себе расположить собеседника. Проходя через приемную, он слегка приобнял помощницу Машу и громко, чтоб слышали остальные, попросил, если появиться Зюганов, сказать, что его ждут в переговорной.

– Ваш холдинг МКМ идет в гору…

– Идет. Но я, Михаил, вышел из учредителей. Сосредоточился на недвижимости.

– Похвально. Золотое дно в Москве, если с умом. И я первым делом купил бы шедевральную гостиницу «Украина», – сказал Хорьковский и улыбнулся, подразумевая под этим что-то свое, как настоящий выходец из Одессы. – Кстати. Джон Рокфеллер начинал с недвижимости в 19 веке. Потом создал знаменитую «Стандард ойл». А теперь «Эксон мобил» первейшая величина в мире, более 130 миллионов тонн нефти в год.

– Рокфеллер ваш кумир?

– Безусловно. А его внук стал одним из соучредителей моего фонда «Открытая Россия». Включайтесь, Юра.

– Во что включаться? В помощь Америке… Вы же собираетесь продать Мобилу свой пакет акций.

– О! Да вы хорошо информированы. Надо понимать, что другой возможности сохранить в России свой капитал – нет. Вы что не видите, кто в правительстве: жадюга Касянов, как флюгер. Сочин, как форточник, в любой дом влезет. А прокурор Гайка со своими бандитами в погонах распух от вожделения и корысти.

– Я это знаю. Но с Рокфеллерами нам не по пути.

– Почему?

– Да потому, что мой дед погиб под немецкими танками Гудериана, отстреливаясь из сорокопятки. Но мог бы уцелеть, как миллионы других россиян, немцев, венгров. Гитлер уже в сорок третьем высосал последние запасы нефти в Румынии. Но «Стандард ойл» ввозил до сорок пятого года топливо, вольфрам, магний для Германии. Заводы Круппа были на грани остановки без этого сырья. Но американцы тысячи тонн ввезли через Испанию, Швейцарию…

– Это бизнес. Не «Стандард ойл» так кто-то другой занял бы эту нишу.

– Странно рассуждаете, Михаил. Вы же еврей. Евреи напрямую поступали из Освенцима на многочисленные заводы Круппа, еще одного крутого бизнесмена.

– Я не приемлю ваш ликбез! Деление на русских, евреев… – Харьковский голос не повышал, говорил как бы спокойно, лишь краснота пятнами расползлась по лицу и очки слегка запотели. Он их снял, протер аккуратно салфеткой. – Недавно в Нью-Йорке мой помощник сказал владельцу компании с русскими корнями, чтобы подружиться: «А я тоже одесский еврей…» А тот ответил гордо на английском: я не еврей – я американец!

Хорьковский вскочил, словно подброшенный пружиной и, не прощаясь, вышел из переговорной, так и не дождавшись Зюганова, чтобы вручить ему конверт с приглашением.

Мищев не пошел на юбилей «ЮКОСа», улетел в Царевск. Где при встрече с родителями, сказал, что хочет жениться на Аните Харт, что у нее есть дочка двух лет, которую он готов удочерить. Мама Зина всплеснула руками: «Значит, она была замужем и скорее всего не православная. Эх, Юра! Я так хотела, чтоб ты повенчался».

– Но вы же не венчаны, а сорок лет вместе.

– Сравнил, тогда за такое!..

Анита легко согласилась на переезд в Москву, сожалея о маме, которая ей здорово помогает с маленькой дочкой. Мищев ради красавицы Аниты готов был на многое, но жить с тещей в одной квартире…

– Она будет приезжать, точнее прилетать на выходные. Будет няня. А как жара чуть спадет мы поедем… Куда ты, Ани хочешь?

– В Италию…

– Но проблем, миа бела донна! Я был, но с тобой мне будет в сто раз приятней.

Про первого мужа или, как там его… Мищев не знал ничего и не хотел знать. И не спрашивал, за что она была благодарна. Потому что тот соблазнительный обман про королеву в модельном бизнесе и последующий позор, она переживала мучительно и старалась не вспоминать, уничтожив все фотографии.

«ЮКОС» окучивал Думу личными инициативами в пользу компании, раздавал щедрые подарки в виде автомобилей, участков под застройку. Делал миллионные пожертвования фракциям. Прикормил «Яблоко». Попутно одарил коммунистов во главе с бессменным партайгеноссе. Хорьковский не будучи депутатом, беспрепятственно входил в кабинет спикера, поблескивая стеклами и дужками очков, доказывал перспективность роста инвестиционных проектов: «Надо для блага страны принять закон, разрешающий иностранцам приобретать акции государственных компаний в неограниченном количестве».

Работал он в связке с премьер-министром по кличке «Паша два процента». В государственной Думе трудился крупный акционер «ЮКОСа» депутат Дубков. Он беззастенчиво обходил нужных депутатов и настойчиво требовал не принимать поправки к закону, которые противоречили интересам «ЮКОСа. Особенно острая перепалка возникла из-за экспортных пошлин на нефть. Селезнев с трудом удерживал бразды правления.

– Это грабеж! – выкрикивали, отключенные от микрофона депутаты

– Миллиарды потекут в карманы нефтяных компаний вместе с «ЮКОСом».

И все же депутаты во главе с Дубковым смогли победить с небольшим перевесом, они заблокировали предложение правительства в принятии новых пошлин.

Любое противодействие Дубков воспринимал, как личную обиду. Его возмутило выступление Мищева. Этот молодой, розовощекий и по внешнему виду простачок парень, каким-то неведомым образом оказался в Думе, где дядьки степенные, взрослые. А ведет себя нагло.

Дубков начал с рукопожатия и широкой улыбки. Заманил Мищева в свой кабинет интересным предложением. Предложил коньяка. И тут же похвалил за отказ от спиртного. Торопливо налил в фужеры. Отхлебнул. «С устатку. День был напряженный».

– А почему вы с Гвоздевым голосовали против поправки к закону о пошлине. Я же просил вас поддержать…

Мищев стал объяснять, что поправка ухудшит ситуацию для нищей страны с дырявым бюджетом. А недропользователи окажутся в фаворе, особенно крупные игроки.

– Так это же и хорошо! На то и щука в пруду, чтоб карась не дремал.