Ясные глаза Ло Бинхэ сияли, словно утренние звезды. Прекрасный юноша с нежным лицом излучал красоту и свежесть.

Почтительный, но твердый взгляд свидетельствовал о благородном и несгибаемом характере.

Идеальная осанка и высокая стройная фигура – о том, что он, скорее, сломается, нежели согнется. Столкнувшись вдруг со столь пронзительным взглядом, Шэнь Цинцю почувствовал, как сердце пропустило удар. Слова, которые он собирался произнести, куда-то исчезли; в голове же все внезапно перемешалось, – и мужчина едва не сморозил какую-то нелепость.

К счастью, разум стоящего на краю пропасти Шэнь Цинцю вовремя прояснился. Но этот главный герой... он действительно невероятно хорош!

Он молча наблюдал, как Ло Бинхэ медленно хромает к нему от двери и пытается встать на колени. Уголок рта, Шэнь Цинцю дернулся. Он подумал: «Ну уж нет! Эта старушка не может принять твой поклон; если ты преклонишь свои колени предо мной сейчас, в будущем, вероятно, мои собственные колени будут отсечены тобой!»

(Шэнь Цинцю иронизирует, говоря о себе в третьем лице и называясь то «старушкой», то

«пожилым джентльменом». Восемьдесят пет - не возраст, а состояние души, ага). Остановив мальчика, он произнес:

В этом нет необходимости.

Отведя руку, достал маленькую бутылочку:

Возьми. Это лекарство... – и саркастично закончил: – Не могу же я позволить, чтобы другие, завидев тебя, решили, будто на горе Цинцзы издеваются над учениками.

Мужчина быстро вошел в свою роль. Он хотел набраться смелости дать ребенку лекарство, но использовал ядовитые речи, чтобы соответствовать образу «Шэнь Цинцю».

Как он и рассчитывал, Система не выдала предупреждения об ООС. Шэнь Цинцю мысленно выдохнул с облегчением.

Будучи уверенным в том, что его позвали ради продолжения «обучения» и очередной порции тумаков, Ло Бинхэ и представить не мог, что ему дадут целебное средство. Стараясь скрыть удивление, он поднял руки в почтительном жесте:

Благодарю за лекарство, Учитель.

Голос Ло Бинхэ был полон детской искренности, а улыбка – теплой, как солнце, уходящее за горизонт.Шэнь Цинцю, поймав эту улыбку, замер на мгновение, а затем отвернулся.

Этот «главный герой», до того, как его душа почернела, и впрямь являлся образцово- хорошим парнем. Явно из тех людей, которые, даже если вы присудите им всего один балл, гарантированно вернут целый десяток баллов. Определение «маленькая белая овечка» весьма подходило ему.

Тем временем Ло Бинхэ с радостью произнес:

Ваш ученик непременно будет стараться еще больше, чтобы не разочаровать Учителя!

«Эх, малыш, если ты расстараешься как следует, именно твой Учитель будет огорчен больше всех...»

Если бы Шэнь Цинцю не читал «Путь Гордого Бессмертного Демона», в этой сцене его сердце сжалось бы от сочувствия к Ло Бинхэ, сам же он ронял бы скупые слезы.

Но он прочел роман от корки до корки и прекрасно знал, что после того, как Ло Бинхэ ступил на темный путь, юноша, изображая почтительность, с легкостью мог мягко улыбаться, мысленно прикидывая, как половчее снять с собеседника кожу и вытряхнуть кости.

[. Ло Бинхэ тонко улыбнулся: «Позор, который перенес ваш ученик в прошлом, он вернет

вам теперь многократно; за мою пострадавшую руку я сотру все ваши конечности в порошок»].

«Путь Гордого Бессмертного Демона», второй абзац. После этого он и впрямь не оставил Шэнь Цинцю ни рук, ни ног.

Если этот человек говорил, что он что-то с тобой сделает, – именно так он и поступал. Нельзя умолять о жизни, нельзя умолять о смерти. Характер, сложившийся у него в последующие годы, соответствовал «крутому и властному» повелителю; его манеру обращения к другим можно было изобразить фразой: «Ха-ха, вы все – тупые молокососы».

Именно поэтому, несмотря на нынешнее состояние Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю подавил в себе сочувствие, переживая за собственную судьбу.

Ведь, в конце концов, именно Ло Бинхэ в будущем может придавить его голову ногой, злобно хохоча.

Шэнь Цинцю, удобно устроившись в кресле из сандалового дерева, постарался задать вопрос небрежным тоном:

Бинхэ, каков твой прогресс в духовном развитии?

Услышав, как собственные губы произносят: «Бинхэ», он ощутил пробежавший вдоль позвоночника озноб. Юноша тоже заметно вздрогнул, но нашел в себе силы застенчиво улыбнуться:

Ваш ученик был неразумен... и упустил возможность.

Чувства Шэнь Цинцю уже граничили с ненавистью к Ло Бинхэ; видели Небеса, больше всего ему сейчас хотелось схватить громкоговоритель и прорычать ученику в ухо: «Ты, маленький лживый паршивец! Очень хорошо, конечно, что ты еще не сошел с ума, взявшись за основы!Но не смей и пытаться меня обдурить, и позволь своему Учителю наставить тебя на праведный путь!»

Чертово предупреждение вновь зазвонило в голове, и Шэнь Цинцю мысленно вскричал, обращаясь к Системе: «Я просто подумал, что мне бы этого хотелось! Я прекрасно понимаю, что это нарушение!»

Он вновь придал голосу небрежность:

Сегодня я наказал тебя только потому, что беспокоился. Дни летя незаметно, и ты уже довольно долгое время являешься моим учеником. Сколько лет тебе исполнилось в этом году?

Ло Бинхэ послушно отозвался:

Вашему ученику четырнадцать. Ох. Четырнадцать.

Мысленно Шэнь Цинцю взвыл: «Помогите мне, эй, кто-нибудь. На помощь!»

Значит, это именно то время, когда Ло Бинхэ стоял на коленях у ворот в качестве наказания, ввязался в драку с другими учениками на горе Цинцзин, и, нарушив распорядок, был приговорен к тяжелым работам... и так до бесконечности на этом «праведном пути».

Глава 3 - Пушечное мясо наступает

Шэнь Цинцю всегла оставался нетребовательным человеком.

Раз уж он переместился в «Путь Гордого Бессмертного Демона», а его прежнее тело, наиболее вероятно, уже было мертво, ничто не мешало ему комфортно скоротать свой век здесь.

Попав в мир заклинателей, он заполучил тело того, кто обладал впечатляющей духовной силой и мастерски владел мечом, мужчины, состоявшего в именитой и праведной школе. Если бы Шэнь Цинцю пожелал находиться в центре всеобщего внимания, то находился бы. Если б ему вздумалось уйти в тень, то он мог остаться на горе Цинцзин, и никто бы не посмел доискиваться причин. Такое положение дел впору называть прекрасным.

Единственной трудностью представлялся поиск дамы сердца.

Ведь одним из жанров этой новеллы являлся гарем – и, стоило появиться в сюжете хорошенькой молодой барышне, как она тут ж становилась одной из поклонниц главного героя. Это было известно всем.

Шэнь Цинцю, между тем, действительно не имел хоть сколько-нибудь высоких требований. Мужчине хватало и того, что он мог спокойно обретаться здесь, коротая день за днем в ожидании смерти. По крайней мере, это занятие немногим отличалось от его прежнего образа существования.

Но, пока на свете существует Ло Бинхэ, не может быть и речи о том, чтобы кто-то еще привлек абсолютно все взгляды. И до тех пор, пока Шэнь Цинцю варится в этом спутанном, откровенно хреновом куске оригинальной писанины, бессмысленно оставлять мирские заботы, прячась в идеалистичном мирке; после того, как Ло Бинхэ прилет к власти, у него будет предостаточно возможностей, чтобы вытряхнуть наставника из любого укрытия и разорвать того на куски.

Шэнь Цинцю мог смириться со своим переселением в новеллу-гарем, но почему тогда не в тело главного героя?!

Он мог бы простить даже то, что занял роль пушечного мяса, но почему из всех возможных вариантов ему досталось тело злодея, издевавшегося над главным героем, вдобавок ко всему, уже после того, как часть его унизительных выходок свершилась?

«Не то чтобы я хотел изо всех сил цепляться за этого главного героя, спасая свою шкуру, но что, черт возьми, за человек позволил ему стать таким жутким? А ведь отмщение, которого он возжелает, потребует множества деяний!»

Шэнь Цинцю ругал на все лады создателя Ло Бинхэ, Сян Тянь Да Фэйцзи, придумавшего главного героя со столь черной душой: «Если взялся написать роман, то пусть он будет одним, но стоящим, а не посредственным сборником побочных историй!»