Юэ Цинъюань соединил руки в поклоне:

— Позвольте выразить великим мастерам мою глубочайшую признательность за то, что вы отправили своих адептов нам на помощь. В противном случае, боюсь, тысячелетняя история хребта Цанцюн оборвалась бы сегодня.

Настоятелю Увану явно было что сказать, однако он промолчал с угрюмым выражением лица, так что в конце концов вместо него ответил Учэнь, стирая пот со лба:

— А-ми-то-фо, не только история вашей школы грозила прерваться сегодня — мы едва справились со сходной угрозой.

— Неужто? — удивился Юэ Цинъюань. — Но, великие мастера, осталось ли у вас достаточно сил, чтобы оборонять храм Чжаохуа, после того, как вы отправили несколько сотен адептов нам на подмогу?

Шэнь Цинцю был поражен не меньше него: неужели настоятель храма Чжаохуа и впрямь решил пожертвовать родной школой ради чужого благополучия?

При этих словах настоятеля Увана перекосило, и великий мастер Учэнь опять вынужден был ответить за него:

— Это… не так-то просто объяснить. На самом деле, мы едва ли совладали бы с этим бедствием своими силами, так что нам пришлось положиться на помощь извне.

— Вам помогли наши собратья с вершины Тяньи? — изумился Юэ Цинъюань: даосы с Тяньи славились тягой к праздному существованию, весьма вольготным укладом и не особенно ревностным отношением к дисциплине — как правило, они предпочитали просто плыть по течению, ни во что особо не вмешиваясь, так что немудрено, что это известие так поразило главу школы Цанцюн.

— Вообще-то, это были заклинатели из дворца Хуаньхуа, — покачал головой великий мастер Учэнь.

Веер замер в пальцах Шэнь Цинцю, а с языка невольно сорвалось:

— Хуаньхуа? Но там же…

Окончательно посерев, настоятель Уван выдавил:

— Всё верно. Это был Ло Бинхэ.

В этот момент их слуха достигло радостное фырканье, и чистый голос смиренно произнес:

— Помилуйте, не стоит приписывать мне то, что вовсе не является моей заслугой — за моё вмешательство вам следует благодарить учителя.

Примечания:

[1] Хоть её слова не несли в себе скрытого смысла – в оригинале 说者无心，听者有意 (shuōzhe wúxīn, tīngzhě yǒuyì) – в пер. с кит. «спроста сказано, да не спроста услышано; сказано без задней мысли, а услышано с умыслом».

[2] Сердце Шэнь Цинцю забилось сильнее – в оригинале 心痒 (xīnyǎng) – в букв. пер. с кит. «[испытывать] сердечный зуд», образно в значении «[чувствовать] сильное желание, влечение, искушение».

[3] Одни раскаты грома без единой капли дождя – в оригинале идиома 雷声大雨点小 (léishēngdà yǔdiǎnxiǎo) – в букв. пер. с кит. «грозен гром, да капли дождя мелки», образно в значении «много шуму, а толку мало; много обещает, да мало делает; одни разговоры».

[4] Такими плаксами – в оригинале 梨花带雨 (líhuā dài yǔ) – в букв. пер. с кит. «дождём осыпаются цветы груши», образно – «красавица льёт слёзы, слёзы красавицы льются ручьём».

[5] Радужный мост 虹桥 (Hóngqiáo) Хунцяо – в пер. с кит. «арочный мост», образно так говорят о радуге.

[6] Мёртвая тишина – в оригинале идиома 鸦雀无声 (yāquèwúshēng) – в букв. пер. с кит. «не слышно ни вороны, ни воробья», образно в значении «[стоит] гробовое молчание».

[7] Чжан 丈 (zhàng) — около 3,33 м.

[8] Майгу 埋骨 (máigǔ) – в пер. с кит. «быть погребённым, скончаться», то бишь эта гора называется «Могильник».

[9] Сяо 小 (xiǎo) — в пер. с кит. «маленький», «младший в ряду братьев».

Глава 77. Демонический хребет Майгу

Чувства собравшихся здесь заклинателей были обострены до предела, так что после этих слов все, как стоявшие по соседству, так и в отдалении, как по команде развернулись, уставясь на Шэнь Цинцю — сотни пар глаз.

Развернув веер, он потихоньку прикрыл им лицо.

Ло Бинхэ неспешно приблизился к ним — подол его черного одеяния живописно трепетал на ветру. На его поясе Шэнь Цинцю к немалому своему удивлению узрел Чжэнъян. За его левым плечом возвышался надменно вздёрнувший подбородок Мобэй-цзюнь, за правым покачивала бедрами Ша Хуалин. За ближайшими соратниками тащились адепты дворца Хуаньхуа, которых давненько уже не видывали в приличном обществе. Замыкал это импровизированное шествие отряд демонов в чернёных доспехах. Где-то посередке болтался Шан Цинхуа, то и дело проскальзывающий то в авангард, то в арьергард с грацией угря [1] — хоть он являл собой весьма забавное зрелище, Шэнь Цинцю тотчас вперил в собрата ненавидящий взгляд, который тот, как ни странно, возвратил, не моргнув глазом — совсем стыд потерял!

Вопреки исполненным скромности словам, Ло Бинхэ прямо-таки сочился самодовольством — приблизившись к Юэ Цинъюаню и Шэнь Цинцю, он остановился рядом с ними, словно заняв своё законное место [2]. Выражения, которые при этом появились на лицах остальных, достойны были запечатления в мемах. В особенности зверские застыли на лицах адептов хребта Цанцюн, которые уже привыкли реагировать подобным образом на появление супостатов из дворца Хуаньхуа — Шэнь Цинцю казалось, что он чувствует исходящие от них волны ярости; однако же, если верить великим мастерам храма Чжаохуа, на сей раз они явились не как враги, а как союзники, так что придется его собратьям волей-неволей смирить неприязнь.

— То, что говорят великие мастера — правда? — вмешалась Ци Цинци.

— Госпожа пика Сяньшу подозревает, что заклинатели из храма Чжаохуа были также… одурманены и запуганы мной? — ухмыльнулся в ответ Ло Бинхэ.

Видя, что они вот-вот сцепятся, Шэнь Цинцю поспешил заверить её:

— Разумеется, слова великого мастера Учэня — сущая правда!

При этих словах даже те, кто успел отвернуться, потеряв интерес, вновь жадно воззрились на Шэнь Цинцю. Осуждающий взгляд Ци Цинци, казалось, так и сыпал гневными эпитетами, которые поневоле всплыли в памяти Шэнь Цинцю: «железу не стать сталью» [3] — нет, это чересчур… «выросшую девушку не стоит держать дома» [4] — ещё того хуже!

Глаза Ло Бинхэ также были прикованы к лицу Шэнь Цинцю, словно только он один и существовал для него в целом мире:

— Учитель, этот ученик так скучал по вам все эти дни…

Какие ещё дни — мы же расстались прошлой ночью!

Скажи такое кто-нибудь другой, все прочие не знали бы, куда девать глаза от смущения, но счастливые свойства ореола главного героя были таковы, что всё, что бы он ни говорил, воспринималось окружающими как нечто абсолютно нормальное, так что, вместо того, чтобы переключиться на Ло Бинхэ, всеобщее внимание по-прежнему безраздельно принадлежало Шэнь Цинцю. Ощущая наставленные на него взгляды, он только и мог, что бросить глубокомысленное:

— Гм.

В уголках губ Ло Бинхэ всё ещё пряталась улыбка, когда он вновь заговорил:

— Демоны Севера и Юга никогда не ладили между собой. Северные земли, лидером которых я являюсь, не одобряют эту затею со слиянием миров, потому-то мы и приняли решение помочь вам, объединившись против общего врага.

Степенно рассуждая с заведёнными за спину руками, Ло Бинхэ являл собой настоящий образец для подражания — кто бы мог подумать, что, когда никто не видит, он то и дело ревёт, словно девчонка, капризничая под стать избалованному ребёнку… Кто бы поверил подобному?

— Прошу простить Юэ за проявленное недоверие, — спокойно отозвался Юэ Цинъюань. — Наше расставание в храме Чжаохуа не сочтёшь хорошим — и всё же нынче глава Дворца Ло желает объединить силы, дабы противостоять собственному отцу…

— Вам известно, ради кого я это делаю, — суховато бросил Ло Бинхэ в ответ. — А мнение прочих меня не волнует.

Ну да, он не произнес имени Шэнь Цинцю вслух — но можно подумать, хоть кто-то не догадался, о ком он!

Содрогнувшись от холода — как-никак, уже выпал снег — Шэнь Цинцю вновь развернул свой складной веер, всей душой желая, чтобы его изящный аксессуар образованного человека обратился в веер из пальмового листа [5], которым он мог бы отмести все эти любопытные взгляды прямиком на девятые небеса. Один из глав школ бросил с сухим смешком: