«Вы что, издеваетесь? — возмутился про себя Шэнь Цинцю. — Это всё-таки какой-никакой мир совершенствующихся — почему бы нам не полететь к месту назначения на мечах, как положено?»

Система бесстрастно возразила:

[Даже в мире волшебства Гарри Поттера отнюдь не каждый волшебник, выходя из дома, садится на метлу — это было бы чересчур.]

«Как я посмотрю, ты и тут в курсе дела, — буркнул Шэнь Цинцю. — Что, и в мире Гарри Поттера успела наследить?»

На это Система отреагировала лишь многоточием на весь экран.

За многие годы с момента её ввода в эксплуатацию Шэнь Цинцю оказался первым пользователем, который умудрялся нести подобную чушь, беззаботно заигрывая с Системой.

И всё же, поразмыслив над этим как следует, Шэнь Цинцю и сам понял, что в этом и впрямь был смысл: на сей раз они спустились с гор ради тренировки учеников, и больше половины из них были ещё слишком юны и неопытны, чтобы получить свои собственные мечи — в соответствии с правилами их школы, лишь те, что достигли определённого уровня совершенствования, могли отправиться на пик Ваньцзянь [6], один из двенадцати пиков хребта Цанцюн, чтобы выбрать там подходящий меч.

Хоть говорится, что люди выбирают мечи, на самом деле это мечи выбирают их — в самом деле, если человек, в основе своей лишённый таланта, пожелает силой завладеть превосходным мечом, способным поглощать энергию земли и неба, то это будет всё равно что брак красавицы с уродом — или свежие цветы, воткнутые в коровий навоз — вот и посудите сами, захочет ли меч подобного союза?

Чит-код Ло Бинхэ был инициирован лишь тогда, когда он обрёл свой уникальный меч — Синьмо.

Повозка, на которую взошёл Шэнь Цинцю, была не слишком роскошной, однако внутри неё было просторно и удобно, там даже имелась источающая лёгкий дымок маленькая курильница. Разместившись там, мужчина почувствовал: что-то тут неладно. Внезапно вскинув веер, он приподнял им занавеску, чтобы выглянуть наружу — и тут же захотел это развидеть [7].

Ничего удивительного, что хлопотливо крутящаяся у повозки фигурка показалась ему знакомой — ведь это главный герой-дада [8] собственной персоной, Ло Бинхэ!

Тот как раз погружал в повозку последнюю вещь — шахматную доску из белого нефрита, которую Шэнь Цинцю непременно брал с собой во все поездки (правда, обычно ею не пользовался). Подняв голову, Ло Бинхэ заметил загадочное выражение на лице мужчины и на миг остолбенел, после чего почтительно воскликнул:

— Учитель!

К этому времени следы от побоев, которыми наградил его прежний наставник, успели почти зажить, так что Шэнь Цинцю наконец смог как следует рассмотреть лицо, с которого сошли синяки: несмотря на юные годы и по-детски нежные черты, в его внешности уже проглядывала будущая незаурядная красота, исполненная величия, к тому же, все его движения, казалось, были пропитаны духом чистоты и ясности — кто, глядя на него, мог бы сказать, что этот нежный бутон годами побивали жестокие ветра и дожди пика Цинцзин?

Даже когда он перетаскивал всякое барахло, выполняя тяжёлую физическую работу, Ло Бинхэ относился к своим обязанностям со всей ответственностью, так что, глядя на его серьёзное и сосредоточенное лицо, трудно было не растрогаться.

К тому же, Шэнь Цинцю с самого начала испытывал симпатию к главному герою этой книги.

Ему всегда был по нраву этот парень, убивающий своих врагов не моргнув глазом, благосклонный по отношению к тем, кто к нему добр, и беспощадный — к тем, кто причинил ему зло [9]. Полюбовавшись на него некоторое время, Шэнь Цинцю бросил неопределённое «гм», после чего отвёл веер, позволив занавеске упасть.

Что и говорить — главный герой и есть главный герой. Ничего удивительного, что этот мальчик, оставшись без средств к существованию, не имея ни видов на будущее, ни отцовской заботы, ни материнской ласки, тем не менее так и притягивал к себе женщин — первая, вторая, третья, четвёртая — они прямо-таки бросались в его объятия одна за другой [10]. Воистину, красота открывает все двери!

Разумеется, этим объяснялось и то, что все виды пушечного мяса рано или поздно преисполнялись к нему ненавистью, желая во что бы то ни стало выместить на нём свой гнев, избив его до неузнаваемости [11].

Стоило Шэнь Цинцю подумать об этом, как в голове тут же всплыл ещё один вопрос: его сопровождали десять учеников, включая Ло Бинхэ — так почему лошадей всего девять, где же ещё одна?

Что ж, не нужно быть семи пядей во лбу [12], чтобы понять, кто подстроил эту каверзу.

И точно — из-за повозки раздалось хихиканье, а затем издали послышался донельзя довольный голос Мин Фаня:

— В самом деле, нам не хватило лошадей — так что придётся тебе, шиди, потерпеть неудобство. Однако основы моего шиди так хороши, что для него это станет прекрасной возможностью лишний раз поупражняться.

«Вы подумайте — лошадей ему не хватило! — возмутился про себя Шэнь Цинцю. — На всём хребте Цанцюн, который за последние годы играючи [13] отхватил звание величайшей школы совершенствующихся, не говоря уж о том, что он прямо-таки утопает в деньгах, не нашлось одной-единственной лошади?!

Похоже, Мин Фань как истинное пушечное мясо и вправду знал толк в том, как накликать на себя смерть.

— В чём дело? — сделав паузу, добавил он. — Что за недовольное выражение лица? Ты что, не согласен?

— Как можно, — спокойно ответил Ло Бинхэ, держась с достоинством, но без вызова.

В этот момент зазвучал подобный серебряному колокольчику смех — наконец явилась Нин Инъин.

— О чём это вы говорите, шисюн? — тут же спросила она.

Шэнь Цинцю не удержался от фэйспалма: «Девочка, ты как всегда вовремя! А вот и Нин Инъин — сильнейший катализатор взаимной ненависти между Мин Фанем и Ло Бинхэ! Стоит ей появиться на сцене — как Ло Бинхэ вновь хлебнёт горя полной ложкой, а Мин Фань примется старательно рыть себе могилу».

Снова осторожно приподняв занавеску, Шэнь Цинцю мучился сомнениями, не решаясь вмешаться, но тут он увидел, как Нин Инъин радостно машет рукой:

— А-Ло, тебе не хватило лошади? Иди сюда, поедем вместе!

…Её виртуозному умению навлекать всеобщую ненависть на Ло Бинхэ воистину можно было позавидовать!

Следует помнить о том, что в подобного рода сюжетах обездоленный главный герой, привлекающий внимание красавицы — самый что ни на есть стандартный поворот, однако он же легче лёгкого навлекает на героя зависть и притеснения со стороны окружающих. Прими сейчас Ло Бинхэ предложение Нин Инъин — и не видать ему покоя на всём протяжении пути.

— Инъин, хватит шалить! — не выдержал Шэнь Цинцю. — Юношам и девушкам не следует касаться друг друга [14], так что есть предел близости с твоими шиди, за который заходить не стоит. Мин Фань, сколько можно тянуть со сборами? Почему мы до сих пор не выехали?

Мин Фань был вне себя от радости — само собой, он решил, что учитель с ним на одной волне, и принялся поторапливать остальных, чтобы те выстроились в шеренги. Нин Инъин насупилась, но больше этот вопрос не поднимала.

Покончив с этим водевилем в миниатюре, Шэнь Цинцю отказался от своего изначального намерения и вернулся к развёрнутому на маленьком столике свитку, в котором излагалась суть дела.

Это путешествие было знаменательно не только тем, что он впервые по ходу сюжета спускался с хребта — куда важнее было, сможет ли он, пройдя начальную ступень, разморозить функцию ООС — а потому это задание не следовало недооценивать.

Локацией задания был небольшой городок в нескольких десятках ли от хребта Цанцюн. В последнее время там произошла серия убийств — девять человек погибли один за другим.

У всех жертв было кое-что общее: с них со столь поразительным мастерством сняли кожу, что, осматривая тела с ног до головы, можно было подумать, будто они всегда такими и были — от подобного поневоле волосы вставали дыбом. Из-за этой техники злодея и прозвали «Демон-Кожедел».

Жертвами Кожедела становились исключительно юные и прекрасные девушки — потому-то в городе Шуанху во всех домах, где были дочери, красивые молодые жёны или наложницы, с наступлением ночи накрепко запирали двери, но и это не спасало несчастных от Кожедела — демон являлся и забирал новые жизни, когда ему вздумается.