Однако «стреляный воробей» Прошин уже сообразил, что высокое начальство практически не изволят сердиться, позволил плеснуть в разговор толику «словестного сиропа».

— Зато посредством слабых электрических воздействий на сердечную мышцу не допустил гибели юных дарований, что непременно кинуло бы тень на весь наш Мажеский корпус, особенно на вас, как командующего.

Константин Константинович упал обратно в кресло, из которого его заставила подняться новость о двух юных обалдуях, умудрившихся каким-то неведомым образом застрять аж на целых два часа во внепространственной реальности, где ему архимагу и архимагистру Всея Руси удалось продержаться какие-то полчаса. Ситуация непонятная. Вины Артамонова в том, что упустил момент нет. Блинов отлично понимал, что значит основательно выложиться, манипулируя особо тонкими магическими конструктами. Более того, был благодарен полковнику за проявленную инициативу, спасшую его репутацию в глазах Государя Императора и от очередных происков думских, сенатских, особенно церковных интриганов. Блинов мысленно представил, какая бы вонь поднялась в высоких собраниях и сколько грязи на него было бы вылито, случись помереть хотя бы одному курсанту, и физиономию Первомага Российской Империи скривило, будто приличный кусок лимона откусил.

Как же ему надоела вся эта суета высокородных князьков, бояр, новоиспеченных олигархов, церковных иерархов всех мастей и якобы народных избранников! В юные годы он страстно стремился овладевать знаниями и продвигать магические науки. Да куда там. Сплошная хозяйственная суета при вечной нехватке финансирования. А ведь на его плечах помимо корпуса еще и университет. А эти болтливые сволочи, будто сговорились задушить Россию изнутри. Константин Константинович неожиданно вспомнил недавний разговор с министром Финансов. На масленой физиономии закоренелого педераста показушное уважение, а внутри черная злоба. Ясное дело, чем вызванная, Государь распорядился выделить дополнительные средства Мажескому корпусу. А это значит, что возможности украсть из казны в значительной степени сужаются.

«Эх, мне бы необходимую толику власти…», — зло подумал архимаг, представив как будет ставить к стенке одного за другим проворовавшихся чиновников, насквозь коррумпированных депутатов и прочую мерзость и огорченно вздохнул — нет, ничего-то он не сможет с ними сделать, коль сам Государь Император вынужден лавировать и проявлять гибкость в отношении всех этих думских фракций, родовых союзов и прочих кровопийц на теле государства.

— О ЧП с курсантами почему своевременно не доложили? — Блинов вновь вперил грозный генеральский взгляд в своего адъютанта.

— Дык, Ваше Высокопревосходительство…

— Впрочем, можешь не выкручиваться. Хотели пощадить здоровье старика и умолчать о случившемся. Так я понимаю?

— Виноват, Ваше Высокоблагородие, доложили своевременно, но я не хотел вас беспокоить, ведь все обошлось к всеобщему благополучию. Прасковья Матвеевна иже с ней Наталья Константиновна просили по возможности поберечь вас от ненужных стрессов.

Упоминание о супруге и любимой дочери в значительной мере сгладили генеральский гнев. Однако желание хорошенько отчитать майора Прошина хоть и поубавилось, но окончательно не прошло. Он уже было собрался открыть рот, дабы пропесочить чересчур радивого офицера, но тут в палатку вошел вестовой и сходу обратился к архимагу:

— Ваше Высокопревосходительство, разрешите доложить?

— Докладывай, сержант.

— Курсант Жомов проявился из Прорвы. В животе, здравии и в отличие от всех прочих испытуемых, в полном сознании.

— Как это? — Константин Константинович недоуменно уставился на вестового.

— Не могу знать, Ваше Высокопревосходительство. Меня в тот момент там не было. А со слов присутствующих Жомов просто материализовался как бы из воздуха. Ежели что, он перед вашей палаткой ожидает.

— Так зови его, да поскорее!

— Курсант Жомов седьмая учебная рота, третий взвод, четвертое отделение, Ваше Высокопревосходительство, господин генерал-полковник! — едва войдя в палатку, отчеканил Николай

— Проходи, курсант, присаживайся вот на тот стул, — хозяин палатки указал рукой на стоящий напротив рабочего стола означенный предмет мебели. — Поди уставши, после двух часов пребывания за Гранью.

— Никак нет, Ваше Высокопревосходительство. Все время просидел на мягкой подстилке, даже ноги затекли. К тому же, невместно скромному курсанту сидеть в присутствии столь важных особ. Если позволите, я постою.

— Хорошо, можешь оставаться на ногах, коль душа желает.

— А скажи-ка мне, курсант, каким образом тебе удалось продержаться в условиях постоянно повышающегося ментального давления столь долгое время?

— Дык поначалу оно повышалось, опосля отпустило чутка, потом еще чуть-чуть, а в самом конце и вовсе почти не давило. — Радостно выдал Николай, после чего, изрядно погрустнев, продолжил: — А насчет того, как мне удалось продержаться в Прорве два часа, дык не мой секрет. Слово дал держать язык за зубами, господин генерал-полковник.

— Что ты несешь, курсант! — возмущенно воскликнул майор Прошин. — Ты хотя бы представляешь, с кем сейчас разговариваешь?

— Понимаю, не дурак, был бы дурак не понял, — ответствовал изрядно перепуганный Жом заимствованной у своего друга Вовки фразой, при этом продолжил гнуть свою линию: — Прошу прощения, Ваше Высокопревосходительство, Константин Константинович, мой друг Зуб… то есть Владимир Зубов придумал способ продержаться в Прорве сколь угодно долгое время и попросил без евоного разрешения об этом никому не рассказывать, хотя бы батюшке на исповеди, хотя бы самому Государю Императору.

— Да ты!..

Однако дальше прессовать упертого курсанта архимаг Прошину не позволил:

— Хватит, Виталий Иванович! Видишь, человек дал слово, держит его, невзирая на звания и регалии. — И обратившись к курсанту переспросил: — Неужто самому Государю Императору не сознался бы?

— Никак нет, бо слово дал, значится, держи, иначе не по пацански.

Тут беседу несговорчивого курсанта с высоким начальством была прервана появлением в палатке очередного вестового.

— Ваше Высокопревосходительство, разрешите обратиться?!

— Докладывай, голубчик.

— Только что вышел из Прорвы курсант Зубов в животе и полном здравии.

— Где он?

— Здесь, ждет у входа в палатку.

* * *

За час неспешной ходьбы, согласно показаниям шагомера, я сделал порядка пяти тысяч шагов. Это километра три, если не больше. Так или иначе, рекорд продвижения по светящейся трубе мною побит. Старался самостоятельно сопротивляться ментальному давлению, но когда становилось уж очень невмоготу присаживался на мягкий мох. Ну да, вроде бы светящаяся субстанция была растительного происхождения. Интересно, за счет чего существует? Затем разворачивал газетку и читал заголовки, иногда целые небольшие статейки.

Переселенцы из европейской части России осваивают тучные черноземы Манчжурии…

Вполне ржачно.

Намедни посетитель игорного дома братьев Караваевых некто господин Игнатьев попытался воспользоваться магией на вращающееся колесо рулетки, за что был схвачен охраной заведения и передан в руки прибывших на место полицейских…

Ну и так далее. Что-то было очень смешно, что-то не очень.

Вообще-то данному методу релаксации меня научил мой наставник и покровитель истопник детского дома Илья Борисович Ананьев.

— Отсиживаешь, Илюха, очередной срок, — рассказывал он, приняв на грудь чекушку водки, — вроде бы, козырный, неупаханный тяжелым физическим трудом, но бывало такая безнадега навалится, хоть волком вой. Вот тогда газетка и приходит на помощь. В советские времена пресса была мощь и сила, не то что нынче. Комсомольцы рапортовали об успехах, ГЭС строились, Целину осваивали, в космос лётали с помпой, Генсеки в уста сахарные с негритосами взасос лобызались…

Воспоминание об истопнике-шулере повеселило не хуже заголовка в «Московских Ведомостях». Спасибо ему от меня преогромное, сам бы ни в жизнь не допер до подобной ерунды.