— Давай обратно! Нельзя подставляться под борта! — крикнул я. — Он сейчас будет поворачивать!

Удачный бортовой залп галеона мог потопить нас, как котят в мешке, и я надеялся уклониться от ответных выстрелов. Пора было брать это корыто на абордаж, но для этого нужно подойти вплотную, довольно сильно рискуя.

— Правый борт, заряжай книппели! — приказал я.

Оставим их без парусов, а потом интеллигентно подойдём сзади, как подобает джентльменам.

Бригантина повернула, чтобы снова поймать его на продольный залп. Теперь галеон уже не мог вертеться ужом, хотя очень пытался. Пушки правого борта ударили почти одновременно, слитным залпом, книппели просвистели над его палубой, сбивая такелаж, разрывая паруса и ломая мачты.

Возбуждённые, взведённые до предела пираты нетерпеливо ждали, пока мы подойдём достаточно близко, чтобы забросить кошки. С галеона пытались отстреливаться, порой даже успешно, но все мы понимали, что нас это не остановит.

— На абордаж! — прорычал я, вытягивая пистолет.

Кровь кипела в жилах, сердце гулко стучало, и вокруг больше ничего не осталось. Только я, мои пистолеты и враг, которого надо уничтожить во что бы то ни стало.

Глава 43

Гремели выстрелы, едкий пороховой дым застилал глаза и забивал ноздри, заполошные крики матросов галеона пронеслись по округе вместе с воплями раненых и разъярёнными боевыми кличами флибустьеров. Два корабля сцепились в объятиях, из которых выйдет только один.

Галеон был выше, гораздо выше, чем «Поцелуй Фортуны», но это было для него слишком недолгим преимуществом. Мы подошли к его корме, и плотностью огня противник похвастать не мог, тем более, что наши мушкетёры без устали поливали его свинцом, подавляя любые попытки к сопротивлению. Но нам, абордажной команде, в любом случае придётся карабкаться наверх по верёвкам и разбитой корме.

— Вперёд, чёрт вас побери! Первому, кто заберётся, двойная доля с этого корыта! — проревел я, пистолетом указывая на возвышающуюся над нами надстройку галеона, и флибустьеры чуть ли не наперегонки бросились карабкаться наверх.

Я тоже направился следом, но не слишком спешил, галантно пропуская более мотивированных членов команды вперёд. Мои головорезы карабкались вверх с помощью заброшенных кошек, пока их прикрывали мушкетными выстрелами самые меткие из нас. Всё равно падали то один, то другой, кто-то в воду, кто-то обратно на палубу, убитые и раненые. Защитники «Марии» знали, что лучше бы им удержать эту высоту.

— Не пускайте их! Джек! Рубите канаты! Стреляйте, живее! — доносились встревоженные голоса сверху. Англичане.

Это было как минимум странно, но на размышления времени не было, нужно было драться, и драться как можно яростней, и я тоже полез наверх. Флибустьеры уже дрались там, слышались крики, выстрелы и звон оружия. Я вскарабкался по разбитым доскам, перескочил через липкий фальшборт, уже залитый чьей-то кровью, сходу пальнул из пистолета в какого-то широкоплечего англичанина, выхватил палаш и зарубил матроса, который плохонькой саблей пытался перепилить верёвку на заброшенной кошке. Его кровь, горячая и солёная, брызнула мне в лицо, словно бы я раздавил перезрелый помидор. Я вдруг расхохотался от этой мысли.

Англичане рубились отчаянно, изо всех сил сдерживая наш натиск, но по верёвкам, от которых мы уже сумели их оттеснить, лезли всё новые и новые пираты. Я рубил и колол, стрелял и бил, с яростью берсерка врезаясь в жидкие ряды противника плечом к плечу со своими товарищами.

— Ладрон! — ревел я, словно бешеный тур. — Выходи сюда, плешивая мразь! Я буду тебя убивать!

Но Ладрон не показывался, пытаясь сберечь свою трусливую шкуру. Вместо него на палубе сражались англичане. Дюйм за дюймом мы теснили их назад, к носу галеона, оставляя за спиной только трупы. Не щадили никого, и даже тех, кто бросал оружие или пытался сдаться, убивали на месте. За своё золото флибустьеры дрались с поистине звериной жестокостью.

На меня с перекошенной харей выскочил татуированный амбал, размахивая абордажным топором, и мне пришлось отскочить назад, едва не лишившись головы. Топор просвистел рядом с моим лицом, мне чудом удалось избежать удара. Я рубанул наотмашь, амбал принял удар на рукоятку топора. Я как раз на это и рассчитывал, в последний момент доворачивая клинок так, чтобы он проскользил вдоль всей деревяшки, срезая пальцы англичанина. Брызнула кровь, обрубки полетели на палубу, и я тут жеприкончил его уколом в грудь.

Мы вырвались на шкафут, англичанам приходилось отступать всё дальше и дальше, сдержать они нас не могли. Капитан галеона выскочил напротив меня, в одной рубахе, без шляпы, зато со шпагой, и ожёг меня злым ненавидящим взглядом.

— Какого дьявола вы захватили наше судно?! — прорычал он.

— Заткнись и дерись! — в тон ему ответил я, взмахивая палашом.

Я сделал знак своим флибустьерам, что с этим товарищем расправлюсь сам, и они тут же выбрали себе другие цели, ну а я скрестил клинки с английским капитаном. Тот оказался довольно неплохим фехтовальщиком, умело отбивая мои выпады и контратакуя из самых неожиданных позиций.

— Я знаю вас, капитан Грин! — прошипел он мне в лицо, когда мы вновь сблизились в клинче. — Вы — известный мерзавец!

— Вот как, — хмыкнул я, с силой отталкивая англичанина. — Ну а я тебя не знаю!

Он пытался меня измотать, заставить гоняться за ним по всей палубе, но не понимал, что время играет против него.

— Где Ладрон?! Где этот сукин сын? — прорычал я, когда противник вновь ушёл из-под удара, и мне окончательно надоело с ним возиться.

— Кто? — фыркнул капитан. — Понятия не имею, о ком ты говоришь!

— Не надо врать! Хотя бы перед смертью! — воскликнул я.

— Я не лгу даже такой сволочи, как ты! — прошипел капитан, и я понял, что он действительно не лжёт.

Вот что называется, ошибочка вышла. Но отступать уже поздно. Галеон почти взят. Осталось подавить последние очаги сопротивления, и всё. Жаль, что все пистолеты я успел разрядить за время боя, можно было бы довершить эту дуэль красивым выстрелом в лицо, но нет, теперь придётся вспоминать все пройденные уроки фехтования. Я рубил и колол, уходил от выпадов, уклонялся и входил в клинч, но ни он, ни я так и не могли нанести смертельного удара.

Возможно, мою руку удерживало осознание того, что мы напали совсем не на того. Возможно, мне просто не хватало умения. Несколько раз мы, конечно, друг друга достали, обоюдно, но это были всего лишь порезы и царапины. Чаще клинки звенели, скрежетали друг о друга, и мы расходились, чтобы в следующее мгновение снова броситься в очередную атаку, столь же неуспешную.

Но я всё же теснил его к баку, раз за разом приближаясь к цели, и мой тяжёлый палаш несколько раз почти настиг его. Мы оба начали уставать, ошибаться, и английский капитан ошибся первым. Он не ожидал, что я схвачу левой рукой вымбовку, валявшуюся на палубе, и запущу в него, а следом наброшусь с палашом. Добрая шотландская сталь развалила капитана от плеча до пуза, он умер почти мгновенно. Его шпага покатилась по палубе и я остановил её ногой. Всё было кончено.

Пираты добивали раненых, некоторые англичане пытались сдаться в плен, хоть как-то вымолить себе жизнь, но озлобленные флибустьеры убивали всех подряд. Покушение на их золото каралось безжалостно.

Галеон и сам по себе выходил отличной добычей. Мы ещё ни разу не захватывали подобный корабль, вот что с людьми делает правильная мотивация. Но я, затаив дыхание, ждал, что произойдёт, когда они поймут, что золота на корабле всё-таки нет, и Ладрона нет, а золото так и лежит, закопанное на острове Авес.

Пока пираты шумно праздновали победу, я в сопровождении Муванги и Доминика спустился в трюм. Наверняка здесь найдётся что-нибудь интересное. Не золото инков, само собой, но хотя бы груз какао или копры, который можно будет выгодно продать. Тёмный, затхлый трюм встретил нас копошением крыс и стойким запахом гнильцы. Галеону давно пора было на покой. Ящики и мешки, аккуратно сложенные вдоль бортов, принайтованные друг к другу, скрывались в темноте.