Настроение вмиг изменилось, все моментально стали бодры и веселы, будто и не провели столько времени на неподвижном корабле, страдая от жажды и жары. Я тоже чувствовал возбуждение, все нервы натянулись до предела, словно бы я был ребёнком в новогоднюю ночь и ждал, когда ко мне придёт дед Мороз. Оба корабля наконец-то снова двигались.

Но радость от долгожданного ветра омрачал тот факт, что на горизонте за кормой начинали сгущаться чёрные тучи, и боцман, кажется, оказался прав. Я всё-таки перестарался и накликал шторм.

— Крепите всё, скоро будет буря! — прокричал я. — Пустые бочки выносите на палубу!

Ветер крепчал, становился порывистым, но даже так он был долгожданным подарком судьбы, а измученные бездельем моряки охотно работали с парусами. Хотелось как можно скорее выбраться из этого пустынного и безлюдного моря, снова увидеть зелёные холмы здешних островов, ступить на твёрдую землю и хорошенько напиться в прямом и переносном смыслах.

Вскоре тучи сгустились и над нами, крупные тяжёлые капли забарабанили по палубе, а резкие порывы ветра едва не сдували шляпы и треуголки с моряков. Многие ловили дождевые капли ртами, охотно подставляя лица тёплому дождю. Как мало человеку нужно для счастья.

Быстро темнело, но не из-за того, что солнце садилось, а из-за того, что всё небо от края до края быстро затягивалось чёрными тучами. Сверкнула белая молния, но удар пришёлся куда-то далеко, гром, похожий на несколько пушечных залпов, раздался только спустя несколько секунд. Я вдруг подумал, что мы с нашими мачтами оказываемся идеальной мишенью для молнии, и было бы очень некстати, если одна из них ударит в корабль. Ладно хоть мачты и корпус не железные.

Высокие волны одна за одной разбивались о форштевень, разлетаясь на мириады брызг и прокатываясь по палубе, не успевая стекать в шпигаты. Вскоре даже ходить по палубе пришлось, держась за что-нибудь, чтобы тебя вдруг не сбило с ног очередной волной. Ладно хоть волны били не в борт, рискуя нас опрокинуть или смыть к чёртовой матери половину команды, а разбивались о нос.

«Дофин» ощутимо отставал, но мы не могли даже притормозить, не рискуя безопасностью «Поцелуя Фортуны», а для меня всё-таки моя команда была ценнее любых луидоров и таинственных грузов. Оставалось только надеяться, что флейт не потеряется в этой буре и не утонет.

Я лично стоял за штурвалом, удерживая бригантину носом к волне, подставляя лицо хлёстким струям дождя и порывистому ветру, и смеялся в лицо опасности. После стольких дней вынужденной остановки я был счастлив снова держать тяжёлый штурвал и вести «Поцелуй Фортуны» сквозь бурю и ветер.

Снова белой вспышкой сверкнула молния, оглушительный раскат прогремел сотней пушечных выстрелов.

— Глядите! «Дофин»! — сквозь завывание ветра до меня донёсся крик одного из матросов, и я невольно обернулся.

Молния ударила прямо в грот-мачту, дерево загорелось изнутри, один из штагов лопнул, мачта накренилась вместе с парусами. Несколько марсовых упали в воду, я чётко видел их маленькие фигурки, ясно понимая, что они обречены. Я боялся даже представить, что сейчас творится на «Дофине».

Штурвал резко дёрнуло, я едва сумел удержать корабль на курсе, и вынужден был оставить наблюдение за вверенным мне флейтом, переключаясь на более важное, на спасение наших собственных шкур. А обездвиженный и беспомощный «Дофин» так и остался болтаться на чёрных высоких волнах, будто бумажный кораблик, пущенный по бурному весеннему ручейку.

Глава 23

Спустя несколько часов шторм закончился столь же резко, как и начался. Вместо свистящего порывистого ветра задул лёгкий бриз, ласково треплющий волосы и уверенно наполняющий паруса. Именно тот ветер, которого мы так долго ждали.

И как только опасность миновала, я приказал поворачивать назад, на поиски «Дофина». После тяжёлой борьбы со стихией все были вымотаны, и я тоже, но и оставлять Ладрона на произвол судьбы мне не позволяла совесть. Всё-таки, я поручился, что доведу этот несчастный флейт до Мартиники.

Будь мы одни, я бы немедленно повернул на север, к Испаньоле и Пуэрто-Рико, набрать пресной воды, отдохнуть, привести корабль в порядок. Но мы были не одни, и «Дофин» мог именно в этот момент идти ко дну, надеясь только на наше возвращение, так что мне было нужно отправиться на его поиски хотя бы для собственного успокоения. И чтобы моя совесть перед месье Бартоли была чиста, мол, разметало штормом, пытались искать, не нашли, мои пардоны, на всё воля Божья.

Команда, впрочем, такому решению не обрадовалась. Пришлось даже напомнить им про деньги, которые мы получим, если приведём флейт в Сен-Пьер, и только после этого они, и то крайне неохотно, согласились повернуть назад. Я их заверил, что если в течение дня «Дофин» не найдётся, то мы пойдём за водой к ближайшему острову и там остановимся на ремонт. Такое решение устроило уже абсолютно всех.

Юнгу с подзорной трубой снова отправили на мачту, обозревать окрестные воды, но я, если честно, и не надеялся на результат. Проще было бы найти иголку в стоге сена. Бескрайний пустынный простор, где нет ничего, кроме искрящихся волн и ряби на воде, от которой начинают болеть глаза. Нас ещё и отнесло на добрый градус к югу, я перепроверил несколько раз и даже попросил Клешню измерить широту. А это больше сотни километров. Шторм разыгрался нешуточный, а «Дофина» могло унести совсем в другую сторону.

— Видно чего? — окликнул я, высоко задирая голову.

Мальчишка сидел на салинге с моей подзорной трубой и медленно осматривал горизонт.

— Нет, месье! — отозвался он.

— Увидишь чего, кричи сразу же! — ещё раз напутствовал я.

— Да, месье! — крикнул он.

Я даже и не надеялся, что «Дофин» покажется где-то на горизонте. Скорее всего, он ушёл на дно, пуская пузыри, и я по такому исходу даже не горевал, он успел мне изрядно надоесть за это время. Мы рыскали по открытому морю уже несколько часов, и я мысленно был готов уже отдать приказ об отходе, как с мачты донёсся звонкий голос Андре-Луи.

— Кажется, вижу! Четыре румба вправо! — закричал он. — Он без парусов!

Он ловко спустился на палубу, указал рукой в ту сторону. Я же, сколько ни вглядывался, пока не видел ничего.

— Вы слышали приказ, мистер Келли, поверните уже штурвал! — произнёс я.

Вскоре несчастный корпус «Дофина» оказался виден и с палубы, и зрелище это ужасало. Шторм нисколько его не щадил.

Половина моей команды прильнула к фальшборту, разглядывая повреждённый флейт, и мне даже пришлось растолкать нескольких, чтобы протиснуться и посмотреть самому. Ни одной уцелевшей мачты не осталось, видимо, падая, грот-мачта зацепила ещё и фок, и потянула за собой весь такелаж. Не повезло.

Матросы «Дофина» радостно вопили, завидев наше приближение, и я их прекрасно понимал, бедолаги, наверное, совсем уж отчаялись. А я размышлял, что нам вообще можно сделать и как поступить. Вряд ли это корыто дотянет хоть до какого-нибудь острова, даже на буксире.

Мы приблизились к «Дофину» почти вплотную и убрали паруса. Главное теперь случайно не стукнуть его при швартовке, не то этот флейт наверняка отправится в сундук к морскому дьяволу.

А швартоваться придётся, другого выхода я не видел. Пришвартоваться, перегрузить содержимое трюма на «Поцелуй Фортуны», забрать остатки команды и доставить всё на Мартинику, а дальше пусть уже делают что хотят.

На «Дофине» безостановочно работали помпы, не останавливаясь ни на секунду, доски местами разошлись настолько, что я не понимал, каким чудом вообще корабль держится на воде. Похоже, что исключительно за счёт морально-волевых.

Максимально аккуратно мы подтянули бригантину к высокому борту «Дофина», нам бросили сходни, и я поднялся на палубу, усеянную щепками и обрывками пеньки. Усталые, шатающиеся матросы глядели на меня с надеждой, будто бы я мог взмахом волшебной палочки починить их корыто.

— Где ваш капитан? — спросил я.

— Там, в каюте, — просипел один из моряков.