Даже банальные пироги с картошкой тоже делала по-своему. Картошку толкла, добавляла то же топленое масло, сырое яйцо, тщательно перетирала, потом добавляла лук. Но не просто порезанный, а обжаренный на мелко нарезанном свином сале, до коричневатого цвета. И все это — и лучок, и свиные шкварки — в пироги! Песня!
Но за столом было как-то напряженно. Даже мои восторги по поводу пирогов, как обычно, бабу Дусю не умиляли. Бабушки зашли в комнату и о чем-то там шептались. Деды делали вид, что ничего не происходит, но больше молчали. Дед Иван даже брови хмурить стал к концу обеда, в ответ на продолжающиеся шушуканья бабушек. Поэтому обед каким-то сердечным не выглядел.
Понятно, что это связано со мной, с моими словами про дядьку Володьку, про деда Гнездилина. Я не понимал, как эту ситуацию разруливать. Но что что-то делать нужно — это факт!
Под вечер, когда деды присели перекурить на крыльцо, я, набравшись духу, спросил:
— Деда Ваня! А вон Гнездилиха меня каким-то чердаком или еще как честила! Чердынцем еще! А это кто такие — чердаки эти и чердынцы?!
Дед искоса на меня взглянул, пыхая самокруткой, вздохнул и посмотрел на деда Геннадия.
— Тут, Юрка, така хрень, что лучше этих дур и не слушать! — дед Гена еще и матерком припустил, для связки слов.
— Ну а все-таки, дед Гена! А то, как дурак — ничё не понимаю! — ситуация меня не устраивает. Как дальше себя вести — не понятно.
«Уже пора идти кидаться головой в навоз, или еще обождать можно?!».
— Там, Юрка, не чердак никакой… А — чарталах! — тоже ведь вытягивать каждое слово нужно, вот же ж!
— Ты, Ганадий, объясни толком! Твоя же лучше в том понимат, чем Марея! — это уже дед Иван.
Получается, что деды говорить об этом не хотят. Или не считают нужным. А объяснить мне вроде бы и надо! Меня же касается! И выходит, что баба Дуся в чем-то понимает лучше, чем баба Маша!
— Да чё там понимать-то! Чё понимать! Ну — чарталах… это у вогулов вроде как злой дух там… или ишшо кака чертовщина! Вроде как вселяется этот чарталах в человеков… ну и творит всякие непотребства!
О, как все интересно!
Постепенно я дедов разговорил. Сначала мне дед Иван помог разговорить деда Геннадия. Потом уже и сам он кое-что вставлял в рассказ «Ганадия», на что тот фыркал, подъелдыкивал деда Ивана, что, дескать, «ежели сам чё знаш лучче — сам и говори!».
Получалось, что сестры Капустины (это баба Маша и баба Дуся, если что!) выходят родом из соседней деревни Самарка. Сейчас такой деревни нет, осталось только кладбище, куда пару раз за лето дед Геннадий возит бабу Машу и бабу Дусю — могилки прибрать-присмотреть!
А я, к своему стыду, там ни разу в прошлой жизни не был! Вот же, блин! Это потом нужно будет исправить обязательно! Родные могилы нужно знать и уважать! Вообще на Руси, и в частности в Сибири, могилы родных людей положено знать и содержать в чистоте и порядке. Подправить, что нужно. Памятник поменять — если пришел в негодность! Оградку опять же… Просто помянуть родных людей! Это — святое! И пару раз за лето, а то и тройку раз все люди ходят-ездят на кладбища по этой причине. На родительский день, да на Троицу — обязательно!
А кто не ходит, чьи могилы заросли — тот отщепенец и вообще доброго слова не стоит! Иван, родства не помнящий! Исключение — если все родные сами померли и некому могилу обиходить! Тут уж как Бог даст — может кто на соседние придет и усовестившись, приберет и бесхозные могилки!
С детства помню эти походы со всеми родственниками на кладбище! Вот только в Самарке не был! И потом я до самого конца ходил, ухаживал за могилами на Кировском кладбище. И Дашка, жена моя все это понимала, помогала, хотя она вообще не из местных, и даже не из русских! Дети тоже с нами ходили. Правда потом, когда разъехались, приезжая к нам, не всегда угадывали на кладбище — то зима, то погоды нет, то времени. Так что я в своих детях уже не так уверен в этом деле, как в себе!
Так, ладно. Это потом. Так вот — Самарка. Деревня это была расположена от Нагорной дальше по горе, километров в пяти. Почему Самарка? — так там обосновались переселенцы из Самарской губернии, в конце 19 века. Деревня была большая, как бы не больше Нагорной.
— Кстати, деда! А в Нагорной люди откуда взялись?!
— Так тоже самоходы! Только мы с Орловщины и пришли сюда лет на двадцать раньше!
Потом нужно будет более подробно дедушек и бабушек порасспросить! Как я в прежней жизни переживал, как корил себя, что мало разговаривал со своими стариками! Но когда это мальчишкам и девчонкам интересно, что там у дедов-бабушек раньше было?! Все бежим, торопимся! Все заботы-хлопоты! А когда такая мысль в голову придет — а уже и спрашивать не у кого!
Так вот повелось, что до революции и даже до двадцатых-тридцатых годов вогулы, не все конечно, но какие-то рода, приплывали по Тоболу к Луговскому, по своим делам. Здесь купцы у них шкуры меняли на муку, крупу, порох, еще что-то. И вроде бы даже по выгодному курсу. В том числе — полюбилась им чем-то Самарка. Часть из вогулов там бывала каждое лето.
— А как они туда приплывали-то? Там же реки нет!
— О как! Так вот же — под горой речка была! Хоть маленькая, но по весне воды было всегда полно!
— Где речка-то, дед Гена? Там же болото сплошное!
— Дак щас болото! А тогда речушка была, пусть неширокая — ну как большая канава такая! Но — речушка! Потом уже, к войне ближе, да после — обмелело чево-та все! Кустами заросло — вот болото и вышло! Чапыга одна!
— Ну так что там с вогулами? И чего они в Самарку мимо Вас плавали, а у вас их что — не было?
— Дак самарские-то они какие-то были больше богатые, ли чё ли… Да и менялись они с вогулами охотно, на чё-та… шкуры там… мука ли, ишшо чё — да не знаю я! То вон у бабок своих спрашивай, те ишшо ведьмы самарские! Нам тут, в Нагорной, на кой черт те вогулы сдались-то!!!
— А кладбище вогульское? Ну — то, что перед рощей?
Тут уже дед Иван зафырчал-засмеялся:
— Да не кладбище то! Там у них какой-то… ну как он там называется… вот дрянь така… ну, где их шаманы молились! Во!
— Так что — там могил нет? — продолжаю испытывать терпение дедов.
Деды как-то вроде бы растерянно переглянулись. Дед Гена сплюнул:
— Тут вишь как! Когда мы тут уже жили, ну то ись… я да Иван с родителями. Ну, вогулы те уже никого не хоронили! Да и хоронят-то они своих по-другому!! На деревах же вешают!!! Вот же прицепился, как репей! Нет там могил никаких!!!
Потом дед Гена успокоился, помолчал и как-то задумчиво добавил:
— Вроде бы… Но мамка с тятей нам ходить туда запрещали! Да и другие нагорновские туда не совались! Чё там есть или нет — поди разбери! Ну чё на чужом кладбище делать-то?! Чё туда совацца?! Это щас все умные стали, лезут — куда и не просют! Телят туда пастись гоняют! А щас ишшо и супесь рыть затеяли, печки мазать!
Дед опять разозлился.
— Деда! Да я ж не в обиду! Интересно просто! Так-то я со всем уважением!
— С уважением он! Иван! Он, чую я, у нас какой-то хитрый стал! В каво такой хитрый-то?!
Дед Иван улыбался, поглядывая на раздухарившегося брата.
— Вот чё ты лыбисся! Вот сам вспомнишь, нет — когда в последний год вогулы тут были? — с подковыркой дед Гена смотрит на деда Ивана.
— Так чё тут вспоминать! — дед Иван поскреб подбородок — Я как раз вернулся в тридцать четвертом… в тот год вогулы там шатры свои ставили. А после — нет. Помнишь, еще в то лето эти умники приезжали, которых потом на Тоболе беглые пристукнули?
— Да никакие то не беглые! Вогулы их и побили, что они туда на их место полезли и чё-то там копали!
Все интереснее и интереснее! Со слов дедов, понял, что в 1934 году приезжали сюда какие-то ученые люди. Толи с Тюмени, толи вообще — из Москвы. Было их толи трое, толи четверо. Чего-то они ковырялись на том кладбище, жили там в палатках с неделю, может чуть больше. А потом сплавились по Тоболу к Иртышу. Вот только дальше никуда они не уплыли. Убили их. Власти народу, естественно, не докладывали — нашли убийц или нет. А народ уже сам нагреб версий — что ты! Кто-то говорил, что убили ученых беглые ссыльные кулаки, которых во множестве везли дальше на север. Кто-то — что убили вогулы, дескать, за осквернение могил! Кто-то — что убили их за какие-то сокровища, которые они, дескать, откопали на кладбище!
