Дед Иван, вытерев слезы в уголках глаз и высморкавшись:
— Да ничё! Так… Ганадий случАй смишной рассказал! — и уже тихо мне, — те, Юрка рановато таки побасёнки рассказывать! Уши те точна драть нужна!
Й-й-е-е-е-с-с-с! Й-е-с! Й-е-с!!!
Я еле удержался, чтобы не пустится в пляс прямо в библиотеке! Есть! Вот он — выигрышный номер! Да! Да! Да!
Я постарался спокойно выйти на улицу, и свернув за угол, выдал какой-то дикий танец!
— Юрка! Ты чего это?! Что с тобой?! — смутно знакомая молодая женщина испуганно смотрела на меня.
— Ой, извините! — пытаясь отдышаться хихикал я, — настроение просто хорошее! Смотрите — денек-то какой! Солнышко, птички поют — лепота!!!
— Ну-ну…, — понятно, как посмотрев на меня, женщина, покачивая головой, пошла дальше.
Опс-опс-опс!!! Душа тряслась и ликовала! Два! Два! Билета! И оба с выигрышной комбинацией номеров! Два! Билета!!!
Все! Мне хватит на все! На дом! На его достройку! И может еще что-то на обустройство останется!
Нужно сбегать в город, купить газету, а лучше парочку, чтобы бате показать и корешки билетов, и газету! Бате! Сначала расскажу бате, а с мамкой — пусть он сам объясняется. Это, все-таки, его жена! Мать сына толи послушает, толи — нет! А вот жена мужа — точно хотя бы выслушает!
Дождавшись приезда бати, который подгадывал приезд к сенокосу, я, придя домой, и улучив момент, поманил его на улицу.
— Бать! Разговор есть, очень серьезный! Давай где-нибудь сядем, поговорим, чтобы никто не мешал!
— Ты, Юрка, меня что-то пугаешь в последнее время все чаще! А мать-то — почему при этом не должна быть! — батя с явным напряжением смотрел на меня.
— Я, батя, боюсь — прибьет она меня от таких известий, не разобравшись!
— Что натворил-то?! Убил кого-то, что ли?
— Да нет, батя! Там все как раз — хорошо! Только… сильно уж хорошо, наверно!
Батя покрутил головой:
— Ну… пошли уж тогда… вон — в сарайку, что ли? Вот же… что ни день — то беда новая!
Мы зашли в наш сарай, я прикрыл дверь. Над дверью было приличное окно и света в сарае — хватало. Томить отца я не стал:
— Батя! Я деньги выиграл! Много денег! — газету и билеты и предварительно засунул под футболку.
— В карты что ли? Ты сдурел совсем?! — батя был ошарашен.
— Нет. В билеты… в Спортлото. Так получилось…, — я вытащил газету и билеты и протянул отцу, — вот… сам посмотри — вот в газете выигрышные номера, а вот в билетах — те же номера!
Батя посмотрел, потом постоял, уставившись в стену. Снова посмотрел. Очень аккуратно свернул билеты и газету.
— Как же это? — батя снова помолчал, — Оттуда знал? — батя кивнул головой куда-то вверх и в сторону.
— Да. Билеты я у Славки Крамера купил. Он мне рассказал, что хочет их Гоше Слуцкому отдать, за долг. Вот я и выкупил их.
— А там… как же… кто деньги-то выиграл?
— Гоша и выиграл. Отцу отдал, — я понимал, что тут начинается самое сложное — убедить отца, что ничего плохого в этом нет.
— Получается… ты их украл что ли?
— Вот с чего ты это взял? Гоша мог и не взять у Славки билеты за долг, и они бы так и провалялись у Славки дома! Гоша мог вписать другую комбинацию цифр — и ничего бы не выиграл! Я ж тебе говорил, что вовсе необязательно, что все повторяется — как тогда! Точнее — УЖЕ все не так, как тогда! Вон — Галина с дядькой в тот раз так и не поженились! Деда Гнездилина в тот раз — так и не нашли! Может и еще что изменилось, да мы — не знаем! Вон и летнего душа на огороде в тот раз еще лет пять — не было! Уже все меняется… А ты говоришь — украл! Я же не деньги, уже выигранные, у них из дома вытащил!
Батя помолчал, потом закурил:
— Ладно, пошли на лавочку вон сядем…
Мы сидели с ним на лавочке, и я ждал, что он скажет.
— А тогда… Слуцкие деньги получили?
— Ага… Только в два раза меньше — Гошка тогда билеты по-разному заполнил. Один — угадал, другой — нет. Борис Ефимыч на них машину себе поменял. А Гошка ее через два года — разбил… и ноги себе переломал!
— Это ты — благодетель, выходит? — с сарказмом и не добро так батя протянул.
— Нет. Не благодетель. Просто хочу, чтобы деньги эти более правильно были приложены. Слуцкие — и так живут, не тужат. И деньги тогда — фактически профукали. А нам вот — жилье нужно!
— Уже придумал и куда их деть? — ох и не нравится мне, как у нас разговор выворачивает, настрой батин — не нравится!
— А давай их в Фонд мира сдадим! Или еще куда, в какой фонд! А на них — автоматов или еще чего-нибудь каким-нибудь папуасам в Африку отправят! Им же — нужнее, ага! Коммунистам Америки, к примеру! Пусть с девками по казино прогуляют! А сами — так и будем жить в бараке! А что — нормально же! И тебе, и маме в одной комнате с практически взрослыми детьми! Вон Катька — уже скоро заневестится, а — ни туалета своего нет, ни воды там! Куда как хорошо-то!
Батя курил, смотрел на террикон из бетонных блоков, которые все никак не могут стать нашим клубом.
— Все так живут! Вон сколько людей — рядом с нами!
— Батя! Всем я помочь — не могу! Нет у меня такой «помогайки»! А если мы с жильем что решим — в нашу эту комнату тоже люди въедут, которым тоже жилье нужно! Разве нет?
Батя молчал. Долго молчал, только курил папиросы одну за другой.
Я уже пал духом — вот же коммунист упертый! Честный! Совестливый! Какой же я мудак, по сравнению с ним! У меня и сомнений никаких не было — как поступить!
— Ладно… С матерью — поговорю! Вот же задал ты мне задачку. Вот наслушаюсь я сейчас!
Фу-у-у-х… От сердца отлегло!
— Бать! Только… с жильем нужно решать! У меня и предложение есть! Хорошее! С плеча не рубите, прошу!
Батя махнул рукой:
— Это — потом все… обсудим.
— Тогда я у деда буду, хорошо?
Батя промолчал, и я стартовал с низкого! Трусовато, конечно, выглядит — так его на разговор с мамой оставить. Но — не вынесу я эти женские «разборки» еще и с примесью «родительской тирании». Обожду в затишке!
Часа через два рысью принеслась Катька:
— Иди домой, придурок! Родители ждут!
Пошли… Катька подгоняла и пытала:
— Ты что опять натворил, балбесина?! Чего там мама с отцом так ругаются — уже и перед соседями неудобно! Мама и кричала, и плакала! Что наделал-то?
— Кать! Ты не поверишь! Сам не знаю, как получилось!
— Да что получилось-то?
— Я, Кать, старуху Гнездилиху — обрюхатил!
Катька встала как вкопанная:
— Чего ты сделал? Не поняла? Что — Гнездилиху?
Уж очень у нее вид такой… смешной. Не выдержал — захохотал!
— Ах ты, сволочь! Ах ты, скотина!
Навстречу, как назло, попалась Наталья Любицкая:
— Катька! Ты опять брата шпыняешь! Да что ты за злюка-то такая! Все лупцуешь его, и лупцуешь!
— Заработал, потому что! Сейчас мама ему еще поддаст!
Наталья с сочувствием проводила меня взглядом.
— Ишь! Старушка твоя как за тебя вступается-то! — Катька шипит, как та змеюка!
— Кать! Ты что-то уже в перехлест пошла! И не старуха она, и не моя! К сожалению! — Катька услышала, и мне пришлось вытерпеть еще пару щипков! Больно же!
Батя сидел на своем любимом месте, возле приоткрытого окна и курил. Мама, бледная и с покрасневшими глазами — за круглым столом:
— Ну, давай, рассказывай, — посмотрела на Катьку, — Катюшка, может ты сходишь, погуляешь?
— Мам! Да пусть она тоже слушает, своя ведь! И все равно — узнает!
Опять рассказ, про долг Славки, про билеты, про их выкуп, заполнение, выигрыш! Правда, без своего послезнания, вариант «лайт», для Катюшки!
Катька — ошарашена:
— Сколько-сколько?
— Два билета по пять тысяч каждый. За вычетом налогов.
— Это же жуткие деньжищи! Батюшки! Люди-то что скажут?! — мама уже не истерила, но только покачивала головой и потирала виски пальцами.
— Мама! Давай я тебе боль скину! — преодолев несильное сопротивление матери, я посадил ее на стуле ровно и стал поглаживать, потирать, чуть надавливая в нужных местах кожу головы. Катька своими глазами это еще не видела и смотрела с интересом.
