Религию с ее загробным миром и бессмертной душой он отмел, видимо, очень быстро. Все эти религиозные гипотезы были основаны только на вере и не имели никакой доказательной базы, потому как ученый Круг не мог принимать их всерьез. Так же, полагал он, поступало и практически все остальное разумное человечество.
Наверное, Григорий Круг очень долго находился в интеллектуальном поиске, причем совершенно безрезультатном, и тут его взор обратился к сообществам по интересам, или клубам, которые он называл субсоциумами.
Появление и повсеместное распространение всяческих формальных и неформальных клубов стало очевидной общемировой тенденцией, и профессор гипотетически предположил, что они пришли на замену бессмертному Роду.
И действительно, разве поведение футбольных фанатов на стадионах и вне его не наводит на мысль, что они готовы отдать жизнь за любимую команду? Как поется в песне, «команду, без которой мне не жить»?
А разве экстремалы, сбиваясь в свои клубные стаи, не рискуют постоянно собственной жизнью, часто и теряя ее на горных склонах, бурных реках или в прыжках с парашютом с городских небоскребов?
Однако являясь ученым, Круг понимал, что всякая идея требует экспериментального подтверждения. Как явствует из его слов, профессор взялся поначалу за экстремалов.
Бороздин не вполне ясно представлял себе методику исследований социолога Круга. Но очевидно, что он поставил экстремалов перед лицом вполне реальной смерти, и это их устрашило. Готовность к смертельному риску на глазах своих товарищей, членов своего субсоциума, как показало «тестирование», совсем не отменяла боязнь Смерти как таковой.
Убивал же их потом профессор просто потому, что подопытные могли доставить ему впоследствии серьезные неприятности – или обратившись в милицию, или каким-либо образом лично отомстив своему мучителю. В результате эксперимент мог остаться незавершенным, что для настоящего ученого, каким, безусловно, являлся профессор Круг, стало бы катастрофой. И такого исхода он допустить не имел права.
Моральная сторона его опытов, или, если посмотреть на них другими глазами, убийств, не слишком волновала Григория Круга – точнее было бы сказать, не заботила его вообще. У него на это имелось по крайней мере три причины.
Во-первых, научную истину, научный результат он, как и большинство великих ученых умов, ставил выше одноразовой человеческой жизни. Жизнь – коротка, а наука – вечна!
Во-вторых, религиозные нормы, на которых изначально строилась современная общественная мораль, он не принимал в принципе: заповедь «не убий!» нарушали в той или иной степени все государства, да и сама религия не являлась для Круга моральным авторитетом.
А в-третьих, он был родом из таких краев, где жизнь человеческую никогда не рассматривали как высшую ценность.
Уже после эксперимента с экстремалами Круг понял, что со своей идеей субсоциумов, заменяющих бессмертный Род, он потерпел полный крах и теперь остался у разбитого корыта – больше в мире не существовало ничего такого, что могло бы претендовать на роль носителя Вечной Жизни.
По-видимому, Григорий Круг испытал тогда те же чувства, что и описанный им гений из первобытного племени, который первым из людей вдруг обнаружил, что он – смертен.
И тут Григорию Алексеевичу позвонила его дочь. Позвонила впервые в жизни и сообщила, что она попала в беду и ей не к кому обратиться за помощью.
Будучи человеком кавказского менталитета со всеми достоинствами и недостатками, которые к нему прилагаются, Григорий Круг всю жизнь относился к своей дочери довольно пренебрежительно – просто потому, что она являлась женщиной. Но тут он решительно встал на ее защиту.
И вот до сего момента версии профессора и старшего оперуполномоченного шли одной дорогой, но здесь, на этом перекрестке, разошлись.
На самом деле дальнейшая картина событий, с точки зрения капитана Бороздина, выглядела так.
Аза пришла к отцу и рассказала о совершенных ею убийствах. То, что Карнаухов со своей любовницей погибли именно от ее руки, не вызывало сомнений у капитана изначально, но ошеломляющая внешность Азы буквально помутила его разум, а последующая цепь загадочных и бесцельных с виду убийств надолго сбила с толку Дмитрия. Как, впрочем, и всех остальных сыскарей…
Григорий Круг, выслушав Азу, решил: дочь надо спасать. Но Бороздин практически не сомневался, что он пошел на это не из-за внезапно прорезавшейся отцовской любви, а как бы по идейным соображениям.
Внезапное появление его дочери инициировало у профессора Круга рождение новой спасительной концепции – если носителей Вечной Жизни в современном мире не существует, то следует вернуть Роду его функцию Бессмертия.
И это ведь совсем нетрудно: задача-то – чисто психологическая! Надо лишь проделать ту же мыслительную операцию, что и неведомый гений из первобытного племени, но только в обратном порядке. Тот пришел к пессимистической формуле: хотя Род будет жить вечно, но зато Я умру. Перевернув ее, Григорий Круг получил совершенно оптимистический постулат: хотя Я умру, но зато Род будет жить вечно!
Но Род персонифицировался у Григория Круга только в лице его дочери – по-видимому, других близких родственников у него не было. А значит, Азу следовало спасать.
Самый простой выход – спрятать дочь где-нибудь на родном Кавказе – был, видимо, отвергнут самой Азой. Молодая женщина уже не представляла себе никакой другой жизни, кроме столичной, а нелегальное существование в краю, где не прекращалась война и связанная с пей разруха, представлялось ей настоящим кошмаром. Да и не только представлялось – скорее всего и стало бы таковым.
Впрочем, Бороздин не исключал, что Круг, оторвавшийся от своих кавказских корней, и не мог найти на родине надежного убежища для дочери.
Так или иначе, профессор принял следующее решение: Аза останется в Москве, но он сделает так, чтобы дочь не была обвинена в умышленном убийстве. Ведь она могла получить большой срок. А как кормят за решеткой и что там вообще происходит, известно очень хорошо: можно потерять не только здоровье вместе с репродуктивной функцией, но и саму жизнь. И в результате Род прервется…
И вот, чтобы спасти свою дочь от тюремного заключения, профессор Круг придумал и осуществил чудовищный, с точки зрения классической морали, по замыслу и исполнению план.
Вероятно, он задал Азе массу вопросов, пытаясь за что-либо «зацепиться». И, видимо, ключом ко всему плану стала ее информация о том, что сотрудница «Монмартра» Людмила Силкина является родственницей убитого Константина Карнаухова.
И тогда болезненный гений профессора родил идею «заговора», о котором Круг рассказал Дмитрию столь подробно и эмоционально.
В сущности, почти все последующие убийства, которые он совершил ножом и пистолетом, преследовали две цели: а) чтобы идея заговора выглядела достаточно натурально, чему способствовала ликвидация наследников Константина Карнаухова; б) чтобы некому было эту идею заговора опровергнуть, в результате чего оказались лишены жизни Малков, Хромов, Силкина и Агапова. Убийство последней Круг, вероятно, считал одним из самых удачных ходов в своей дьявольской партии, поскольку оно несло двойную нагрузку – в плане профессора Ольга Агапова проходила как потенциальная предательница заговора, что придавало тому еще большую достоверность.
Ликвидация Григорием Кругом прямых наследников Константина Карнаухова приносила, впрочем, и еще кое-какие дивиденды: Азе, если бы замысел ученого принес задуманный результат, доставалось все богатство мужа. Но Бороздину казалось, что доктор философских наук не держал эту мысль в голове – он был не тем человеком, который убивает из-за денег.
Свой план Круг продумал основательно, корректируя его, однако, по ходу дела. Федора Малкова, которого он «назначил» убийцей Ольги Агаповой, дочерей и бывшей жены Константина Карнаухова, профессор не трогал до последнего: ликвидировал его как «заговорщика», лишь когда выяснилось, что Гена Карнаухов исчез. А значит, убить парня, списав это преступление на Малкова, невозможно.
