Нельзя торчать в коридоре на виду у всех. Нужно укрыться от ненужных глаз, отсидеться где-нибудь в укромном месте, пока поезд придет в Вильнюс. Альгиса осенило. Уборная. Но не та, что возле служебного купе, а на противоположном конце вагона. Он подхватил чемодан, саквояж и побежал по ковровой дорожке. На дверях уборной, под ручкой, было написано "Свободно", и он с облегчением перевел дух и открыл. Внес вещи, повесил на крючок пальто, и оставшись в пыжиковой шапке, закрыл двери, повернул до отказа рукоятку, чтоб снаружи появилась надпись "занято", защелкнул замок и сел, не снимая брюк, на черную пластмассовую крышку стульчака.

Окно в уборной было непрозрачным, матовым, поэтому увидеть по огонькам приближение города он не мог. Приходилось рассчитывать только на слух.

Он сидел на стульчаке и видел в нижнем конце зеркала, что на двери, свое отражение. Он выглядел нелепо в этой позе, да еще с меховой шапкой на голове. Сидеть было не очень удобно, некуда было откинуться, прислониться и скоро затекла спина.

- Господи, что со мной? - пытался насмешливо думать о себе Альгис и даже улыбнулся своему отражению в зеркале. - До чего дожил? Рассказать кому-нибудь - не поверят. А так тебе и надо. Нечего ездить в общих вагонах, вступать в разговоры с народом, с массами... Надо заранее беспокоиться о билете в мягкий вагон и уметь пользоваться благами, кото

рые положены тебе, а другим только могут сниться. Вот и сиди в уборной, дрожи, как заяц. Будешь вперед умней и осмотрительней.

Он услышал за дверью шлепающие шаги, чье-то астматическое сопение. Перед его остановившимися от напряжения глазами, резко повернулась рукоятка. Но дверь была заперта и не сдвинулась с места. Тогда раздался нетерпеливый стук костяшками пальцев.

Альгис растерялся. Пассажиры просыпаются, скоро Вильнюс. Этот, что ломится в туалет, не уйдет и, если я буду молча отсиживаться, позовет проводника, чтоб тот своим ключом отпер дверь. Альгис нашарил ногой рычаг спуска воды, нажал и услышал под собой грохот водопада, рванувшегося из трубы. Эта хитрость должна была дать понять тому, кто в нетерпении мнется там, за дверью, что туалет действительно занят одушевленным существом.

За дверью послышались голоса. Не один, а сразу несколько. Значит, уже образовалась очередь перед дверью. У Альгиса на лбу выступила испарина. Надо выходить. Начнут стучать, шуметь. И тогда ему предстоит встреча и с проводницей, а возможно, и с Да-усой, и Гайдялисом, и даже с Сигитой, которых разбудит скандал в коридоре.

Альгис преувеличенно громко закряхтел, закашлял и отпер дверь. Те, что ждали в тамбуре, - какие-то сонные, нечесаные субъекты - вежливо посторонились, давая ему выйти, и даже не среагировали на то, что он был в туалете с меховой шапкой на голове и вынес оттуда, из этой тесноты, чемодан и саквояж.

В вагон возвращаться было опасно. Там, в коридоре, уже теснились люди, одетые в пальто и шапки - готовились к выходу в Вильнюсе. Альгис потащил свои вещи в противоположную сторону, в загремевшую морозным стуком переходную площадку между вагонами и оттуда прошел в соседний вагон, в теплый, даже перегретый тамбур, где уже сгрудились пассажиры с вещами. Он втиснулся в их гущу, вызвав недовольные взгляды, и неловко, с поджатой ногой замер, качаясь вместе с чужими телами, и с нетерпением следя, как тормозит поезд, замедляя бег.

Сердце его стучало, как у нашкодившего мальчишки, спиной чующего возможную погоню, пот заливал

лицо, шею, и он испытал крайнюю степень радости, когда вагон, дернувшись и сбив всех в тамбуре в кучу, замер, распахнулась дверь, и вместе с хлынувшим морозным паром -в легкие проник свежий воздух. Клубок тел и чемоданов вывалился на перрон. Альгис съехал на чьих-то плечах, но твердо встал на ноги, не растеряв вещи.

"Вильнюс" было написано на фронтоне вокзала по-литовски и по-русски.

- Вильнюс, - умиленно прошептал Алгис и почуял, что он уж давно так не радовался, приезжая домой.

И с толпой пассажиров устремился в распахнутые двери вокзала, намереваясь проскочить зал и там, на площади, схватить такси, пока не возникла очередь на стоянке.

- Товарищ Пожера, - услышал он по-русски чей-то знакомый женский голос и, обернувшись, увидел Тамару - тида из "Интуриста". Она интимно, со значением улыбалась ему из-за.стекол больших очков и снова, как в Москве на перроне, была аккуратно, как куколка, спеленута во все заграничное, подкрашена и напудрена, и волосы излучали матовый отбдеск после изрядной дозы лака.

- Товарищ Пожера, я надеюсь встретить вас в Москве, когда в следующий раз там будете. Вот мой телефон служебный. Буду рада, - она протянула ему заранее написанную бумажку, и так как обе руки были заняты, сунула ему в карман пальто.

- Обязательно, обязательно, - пробормотал Альгис. - Будьте здоровы, до свидания.

Он хотел пойти дальше, куда устремился поток пассажиров, но не смог вырваться, оказался в окруже-нит американских туристок, рослых, откормленных литовок из Америки, в своих шубах и теплых сапогах, со стандартными белозубыми улыбками. Увидел Джоан, кивнул ей.

- Мистер Пожера! - закричала она. - Хау ду ю ду? Будьте любезны, дайте мне автограф. Здесь, на вокзале, я купила ваш портрет.

- И я, и я, - загалдели американские литовки, потрясая открытками с его портретами, где он был изображен в полупрофиль, задумчивый и сосредоточенный, опершись подбородком на сжатую в кулак

руку, как и подобает маститому поэту, мыслителю, инженеру человеческих душ.

- Грустный викинг, - с улыбкой разглядывая его портрет сказала Джоан.

Альгис поставил вещи на пол и стал подписывать открытки. Первой Джоан, потом - остальным. Писал нервно, оглядываясь на двери вокзала и с вымученной улыбкой кивая туристкам.

Кончив подписывать, он снова схватил свои вещи.

- Прощайте, - тронула его за рукав Джоан. - Я рада, что с вами познакомилась.

- Я тоже... очень... До свидания...

Он выскочил из вокзала, когда у стоянки такси уже змеилась очередь, и чертыхнувшись, пошел пешком, чувствуя тяжесть чемодана и саквояжа в руках. Всей грудью вдыхал морозный воздух, и радость избавления охватила его.