Она наглаживала и целовала (мою?) руку (я по-прежнему не ощущал прикосновений), глотала слёзы. И говорила: рассказывала о неизвестных мне людях, пересказывала содержание старых советских фильмов для детей, то и дело обращалась ко мне (называла своим сыном Мишей). На моего соседа по палате внимания не обращала. Отметил: заходившим в палату медсёстрам и санитаркам её поведение странным не казалось. Во всяком случае, удивления и тревоги я на их лицах не увидел.

Женщина просидела в моей палате до самого вечера. Меня не утомило её присутствие. Когда она ушла, за окном уже стемнело — я сразу же уснул.

А на следующее утро я присмотрелся к своему телу. Потому что отметил в своём облике странность: я словно уменьшился в размерах. Мелькнула мысль о том, что мне ампутировали ноги. Но ноги я рассмотрел (когда над ними колдовала медсестра), пусть они и показались мне чужими (тонкие, с гладкой белой кожей). Списал их странный вид на долгое пребывание в кровати. Ведь с декабря прошёл не один месяц — за такое время немудрено похудеть (особенно, лёжа на больничной койке).

Сколько я пролежал в больнице? Нынешнюю дату я пока не знал. Но, судя по листве на деревьях за окном, на улице давно не зима. От долгой неподвижности мышцы на моём теле превратились в кисель. Но руки и ноги на месте — в этом я убедился. Как и в том, что ко мне возвращалась способность здраво мыслить. Решил: пусть я всё ещё и не чувствовал своё тело, но внешне оно не походило на собранные наспех после автомобильной аварии человеческие останки.

Заговорил я через два дня после того, как вновь обрёл зрение. Сделал это неожиданно даже для себя. Но радовался своему достижению не в одиночестве. Во-первых, ко мне в палату подселили рыжеволосого конопатого мальчишку лет восьми (моего прежнего соседа увезли ещё вчера). Он тут же обследовал свою и мою тумбочки; рассказал, что его скоро выписывают, что он остался в своей прошлой палате в одиночестве — его перевели ко мне, чтобы он «не нахватался микробов» от «новеньких» больных.

Во-вторых, снова пришла называвшая меня своим сыном женщина. Принесла мне банку с похожей на бульон мутной жидкостью. В этот раз она явилась раньше — я заподозрил, что сегодня выходной. Женщина приветливо улыбнулась; поздоровалась со мной и с моим рыжим соседом; села на стул с деревянной скрипучей спинкой, взяла меня за руку. Отметил, что обрадовался её необычно раннему визиту. Вдохнул аромат апельсиновых цветов, на время затмивший запах карболки. С трудом разомкнул губы(!), пошевелил языком(!).

— Кто ты? — спросил я.

Мои слова прозвучали резко и грубо. Я хотел спросить у женщины, как её зовут. Но вовремя понял, что длинную фразу пока не осилю — сократил её до короткого вопроса. Мой каркающий голос прозвучал неожиданно для гостьи. Женщина вздрогнула и приглушённо пискнула. Прижала ладонь к губам, всхлипнула. Смотрела на меня, как на… чудо. Шумно дышала. В её глазах вновь собралась влага — капли слёз перевалили через преграду из ресниц, заскользили по скулам и щекам женщины.

— Мишенька!.. — воскликнула она. — Ты заговорил!

Женщина вскочила на ноги, теребила мою руку (видел, что именно мою, но не ощущал прикосновений её мокрых от слёз пальцев). Заглядывала мне в глаза и повторяла, будто мантру: «Мишенька, сыночек…». Капли на её щеках больше не догоняли друг друга — слились в тонкие ручейки. Женщина ладонями размазывала их по щекам (но слёзы тут же прокладывали на её лице новые русла), всхлипывала, шмыгала носом. Вовремя заглянувшая в палатку санитарка рыкнула на неё: отправила женщину «привести себя в порядок».

Я устроил ревизию своих воспоминаний — пока женщина умывалась. Не отвлекался на болтовню рыжего мальчишки — сосредоточился на построении простенькой логической цепочки: выяснял, кто же я такой. Сегодня моя голова работала относительно нормально. Мысли почти не путались и не разбегались в панике, когда я обращал на них внимание. Удалось сосредоточиться на главном — мысленно озвучил самому себе моё имя: был уверен, что меня зовут Павел Викторович Солнцев.

Я не сомневался в том, что до попадания в больницу меня не называли Мишей.

«Павел Викторович Солнцев», — повторил я в уме. Это имя, будто якорь соединило меня с реальностью, позволило разобраться в том, кто я такой и как очутился в больнице. Я прекрасно помнил, что ехал в Санкт-Петербург, чтобы собрать видеоматериал для нового ролика (об ограблении ювелирного «Золотой телец» в тысяча девятьсот девяносто седьмом году). Заранее распланировал, где и какие натурные съёмки проведу. Сценарий нового выпуска согласовал с сыном, забронировал номер в гостинице…

А потом мне навстречу свернул лесовоз.

Я вздохнул: представил, сколько времени уже потерял из-за того… невнимательного водителя. Порадовался, что ещё в две тысячи тринадцатом году закрыл все розничные магазины — вложил высвободившиеся финансовые активы в коммерческую недвижимость. Сократил около сотни рабочих мест. Штаты моего ООО ужались до пятнадцати человек. ООО «Солнцев» (сдача в аренду торговых площадей) теперь не очень и нуждалось в моём внимании (мой старший сын вполне справлялся с управлением фирмой).

Могу позволить себе поболеть.

Заработок снизился (он снизился бы в любом случае: времена мелких магазинчиков прошли). Зато в моём расписании высвободилось много времени, которое я теперь тратил на своё хобби: на пару с младшим сыном вёл в интернете канал о криминальной истории Великозаводска. Младший убедил меня визуализировать мои давние исследования. Раньше я лишь собирал материалы о преступлениях — изредка писал для городской газеты статейки: сперва, для того чтобы обелить имя своего отца…

Я согласился на предложение сына — из любопытства (и для того, чтобы развеять скуку). Первый ролик мы сняли на тему моего главного расследования: об убийствах трёх школьниц в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году. В нём я не просто рассказал запутанную историю того преступления — прошёлся по Великозаводску, продемонстрировал зрителям места, где происходили главные события тех давних, так и не раскрытых преступлений. Мне было что рассказать и показать. Видео набрало в сети больше миллиона просмотров.

За первым роликом последовали и другие. Сын монтировал материал — я копался в интернете и в милицейских архивах (получил к ним доступ). Убийства, изнасилования, ограбления и теракты — Великозаводск имел длинную и насыщенную событиями историю. Мне нравилось её изучать. И рассказывать об изученных и «разложенных по полочкам» событиях зрителям. Сага о грабителях «Золотого тельца» станет нашим сорок вторым документальным репортажем, и семнадцатым, чьи события заставляли меня отправляться с камерой за пределы Великозаводска.

«Павел Викторович Солнцев, — сам себе мысленно повторил я. — Сорок восемь лет. Женат, двое детей. Владелец семи объектов коммерческой недвижимости. И просто хороший человек».

Снова задумался.

Пришёл к выводу, что помнил о себе всё.

— Доктор предупреждал, что у тебя могут появиться проблемы с памятью… — говорила женщина.

Она вернулась в палату уже умытой (смыла с глаз и косметику) и почти спокойной (без слёз на лице). Уселась на стул рядом с моей кроватью, снова взяла меня за руку (увидел это, но не почувствовал). Смотрела мне в глаза, изредка шмыгала носом. Разглядывал её раскрасневшееся и опухшее лицо — силился вспомнить, видел ли его раньше (до больницы). Пришёл к выводу, что если и встречал когда-либо эту женщину, то полностью утратил эту часть воспоминаний. Примерно об этом мне женщина и втолковывала.

— … Доктор сказал, что память к тебе обязательно вернётся, — говорила она. — Через пару дней, или через месяц, а может и через год, но ты всё вспомнишь. Это не страшно, что ты забыл меня. Ещё вчера ты не мог и разговаривать. Но очень быстро выздоравливаешь. Скоро ты сможешь двигаться, будешь отходить на пару шагов от кровати. Потом станешь прогуливаться по коридорам. И память обязательно вернётся — нужно только подождать. Я в это верю. И ты тоже верь. Ты же у меня не старикашка — организм у тебя молодой, быстро пойдёт на поправку. Всё будет хорошо, сынок, не волнуйся. Да и вообще, память — не главное. Понадобится — прочитаем с тобой заново все учебники. Ну а пока… я сама тебе расскажу: и то, что ты помнишь, и то, что, возможно, позабыл.