Глава 1
Я сидела на белом кожаном диване в гостиной в своей квартире и смотрела на стеклянную картину размером во всю стену. Если приглядеться, то сбоку можно было найти две маленькие кнопочки, которые при нажатии освещали эту картину изнутри, и она становилась еще более притягательной. На картине за стеклом обычная фотография, где изображен дворец Кенбоккун в Сеуле. Если на нее посмотреть, это обычная фотография, но такая живая. Сам дворец стоит как бы на островке, вокруг небольшой водоем, кустарники, кувшинки на воде. Зелень отражается в воде, и это еще больше окрашивало картину в зеленый цвет. И мостик, который ведет к этому дворцу, с красными перилами. Если долго смотреть, казалось, что мостик как будто соединял эту гостиную и дворец. На заднем плане какие-то туристы, отдыхающие в тени. И все это на фоне гор. В Южной Корее их очень много. У каждой своя история. Вот и у этой картины была своя история.
Надо бы о чем-то подумать, но мыслей в голове вообще нет. Усталость, которая накопилась, была настолько громадной, что даже не давала как следует расслабиться. Закрывала глаза, и события последних трех дней и ночей приводили в состояние бегущего человека, и казалось, ноги и руки вот-вот начнут двигаться и нажимать на затвор. Это были какие-то сумасшедшие сьемки.
Хотя каждая сьемка такая. Заказчики постоянно требуют чего-то необычного, сверхъестественного, не такого, как у других. Что я им, пуп земли? Но при одной только мысли об этом на моем лице появлялась улыбка. Да, я пуп земли. Это же круто! О чем еще можно мечтать, когда известные бренды, певцы, телеведущие жаждут твоих фотографий? Ты же этого хотела? Или нет?
Вот зачем мне это надо? Сидела бы сейчас у себя дома в Сеуле, или в Лос-Анджелесе, или в Москве. Блин, где вообще мой дом? За годы с момента появления в доме этой картины столько всего произошло – никогда не думала, что буду жить на три страны. Хорошо это или плохо? Не знаю. Но это моя жизнь, и, пока я получаю от жизни кайф, так и буду мотаться из страны в страну. Собирая фотографии по всему миру. Устала ли я? Да, жутко болят ноги и спина. И конечно же, мне хочется к детям и к мужу, который тоже непонятно где и в какой стране находится, и это тоже его жизнь, и, пока он получает кайф, пусть будет так.
Я оглядела свою гостиную. Я не была здесь уже год. Все было на своих местах. В доме порядок. За квартирой приглядывала моя подруга. Регулярно поливала цветы, проветривала и раз в месяц убирала. Я встала и посмотрела, нет ли кофе в шкафчике и, к своему большому удивлению, нашла и кофе, и хлебцы, и мармелад, и даже сливки. И к пакету с кофе прикреплена записка от домоправительницы (так я над ней подшучивала): «Знаю, что в самолете проспишь, ничего не поешь и будешь голодная. Думала что-нибудь приготовить, но, так как холодильник не включали, побоялась, что все испортится. Так что на сухом пайке, и пообедай где-нибудь. Вечером принесу что-нибудь вкусненькое. И включи холодильник. Твой Полясик». Как приятно! Я быстренько включила кофеварку. Съела хлебцы и мармелад.
Кофе – это как наркотик: если утром его не было по каким-либо причинам, то все, день проходил насмарку. Из-за низкого давления ничего не помогало, только утренний хороший кофе, а потом, в течение дня, я могла пить чай, сок или воду, и все было в порядке. Вообще я стараюсь не злоупотреблять кофе, но и без него не могу. И вот, когда ритуал поглощения кофе был закончен, наконец-то развалилась на своем диване, в полной гармонии закрыла глаза и провалилась в сон.
Прошло около двух часов, и меня разбудил телефонный звонок. Это был он, Джи Кей:
– Милая, как ты долетела? Твой рейс прибыл уже часа три назад. И от тебя опять не было никаких сообщений. Что-то случилось? Ты же знаешь, как я переживаю.
И эти объяснения в течение пяти минут я слушала каждый раз по телефону. Меня отчитывали, как будто я была маленькая, но каждый раз, услышав его голос, уже не понимала смысла слов. Просто слушала его, и мне становилось так хорошо. Причем это было всегда на разных языках. У нас вошло в привычку постоянно менять язык. Это было нашей забавой. Я училась у него, он у меня, и мы вместе учили другой язык. Можно сказать, полиглоты, и наши дети тоже. И вообще, в нашем доме всегда творилось что-то невероятное. Знаете, как на саммите, когда собирается в одном месте сразу много иностранцев. И это весело. Мы вообще за дружбу всех народов. Но когда он начинает волноваться, то всегда говорит только на своем, и это для меня знак, что он действительно не находит себе места. А когда я говорю на своем, то он понимает, что я так сильно его люблю, что могу только на родном языке сказать в полной мере о своих чувствах. Я вообще считаю, что русский язык настолько богатый, что можно одним словом выразить любое состояние души.
Он всегда за меня волнуется, и вы не представляете, как мне это нравится. Я с ума схожу только от одного его взгляда, когда он мне говорит, что сейчас нервничает, – да ему и говорить не надо, это написано на лице. Или когда он ревнует. Этот взгляд, по-моему, может сжечь бумагу или дерево. Однажды я попыталась его разозлить, заигрывая с его другом, а потом сфотографировать. На это получила такой взгляд, что поняла, что совершила просто непоправимую ошибку. Он не разговаривал со мной два дня, после чего попросил больше никогда этого не делать. А как еще мне нужно было вызвать его эмоции, если требовался именно такой взгляд? Я послушалась и больше так не экспериментировала.
Боже, как мне этого не хватало! Я всегда была уверена в том, что мне все эти телячьи нежности ни к чему. Я была практичной. Хоть и влюблялась по два раза на дню, но всегда считала, что можно опустить прелюдию и приступать к основному блюду. А все эти вздохи и преданные взгляды меня очень забавляли. Теперь-то понимаю почему. Я просто никогда по-настоящему не любила. Мне казалось, что я была влюблена, я страдала, плакала в подушку: мир разрушен, и нет мне в этой жизни места. Теперь, по прошествии времени, так смешно и радостно: как хорошо, что я все это пережила, как здорово, что я через все это прошла.
Жалею ли я о мужчинах, которые у меня были? Да, очень. Несомненно, это опыт, но сейчас я бы, наверно, вычеркнула их. Ничего хорошего они мне не дали, только боль, обиды, страдания и долгие годы неуверенности в своей красоте, женственности и очаровании. Конечно, я никогда не смогу вычеркнуть первого мужа и всегда буду относиться к нему с трепетом, ведь у нас двое замечательных детей. И я благодарна ему за то, что когда-то нас с ним связала судьба и подарила мне счастье быть мамой. Хотя в какой-то момент мне казалось, что вся моя жизнь так и будет проходить от командировки к командировке.
– Милая, ты уснула? Я спрашиваю, какие у тебя планы на сегодня и что завтра собираешься делать? У нас сегодня вечером выступление, и мы будем сейчас готовиться, нужно все еще раз пройти, после концерта будет небольшая вечеринка, и из-за разницы во времени мы сможем с тобой созвониться только завтра. Но если ты мне напишешь, то я смогу спокойно лечь спать.
– Да, милый, все хорошо. Я прилетела вовремя. Ты же знаешь, как только мы приземлились в аэропорту, на меня накатило. Пока ехали до квартиры, воспоминания будоражили мозг. А когда оказалась на месте, то сознание отключилось, и я находилась в нирване. В общем, все гуд. Не переживай.
– Как у тебя все прошло в Гонконге?
– Все как обычно, хорошо, клиенты остались довольны. Да, и я сделала несколько снимков для тебя. Как смогу сесть за компьютер, сразу тебе пришлю. Но, если честно, по планам у меня попойка с друзьями: пока я буду здесь несколько дней, надо как следует оттянуться. Давай там тоже не сиди. Постарайся после концерта отдохнуть. Я обязательно тебе напишу.
После слова «оттянуться» я перестала слышать его дыхание. Черт, зачем я это сказала? После небольшой паузы он ответил:
– Оля, еще одно слово, и мы с тобой поругаемся.
Обычно мы друг друга называем «Милая» и «Милый». Но когда сердимся или хотим, чтобы в данный момент собеседник обратил особое внимание на все сказанное, мы называем один другого по именам. Хотя многие психологи утверждают, что истинные чувства есть только тогда, когда обращаются друг к другу по имени, – вроде как уважение. И все годы я беспрекословно следовала этому правилу. И когда меня пытались назвать Солнышком или Зайчиком, я сильно обижалась и говорила о том, что меня не уважают. Вот что я вам скажу – это такая чушь. Когда мы познакомились и между нами пробежала искра, он прикоснулся к моей щеке ладонью и, посмотрев в глаза, сказал: «Милая». В тот момент мне было плевать, меня зовут Оля или Люся и вообще есть ли у меня имя. Если честно, слово «милая» у меня сорок лет вызывало только блевотный рефлекс. У меня появлялась на лице дебильная улыбка, и хотелось выплюнуть все, что скопилось во рту. Сейчас же при этом слове у меня начинается тахикардия, и это не потому, что мне не двадцать лет, а из-за того, кто их произносит и как. Я каждый раз волнуюсь, и каждый раз мне хочется, чтобы его ладонь коснулась моей щеки.
