Я направляю бинокль обратно на Ройсов. Кэтрин сейчас у окна гостиной. Сюрприз. Ее неожиданное появление у стекла вызывает у меня чувство вины, и на мгновение я задаюсь вопросом, видит ли она меня.
Ответ – нет.
Не тогда, когда она вот так внутри, с включенным светом. Может быть, если бы она прищурилась, то смогла бы разглядеть красную клетку моей фланелевой рубашки, когда я сижу, откинувшись, в тени крыльца. Но она никак не может быть уверена, что я наблюдаю за ней.
Она стоит в нескольких дюймах от стекла, глядя на озеро, ее лицо – великолепный чистый лист. Еще через несколько секунд от окна Кэтрин продвигается вглубь гостиной, направляясь к барной стойке рядом с камином. Она бросает в стакан немного льда и наполовину наполняет его чем-то, налитым из хрустального графина.
Я поднимаю свой стакан в молчаливом тосте и выпиваю свой глоток за нее.
Над ней Том Ройс выходит из ванной. Он сидит на краю кровати, рассматривая свои ногти.
Скучно.
Я возвращаюсь к Кэтрин, которая снова стоит у окна со стаканом в одной руке и телефоном в другой. Прежде чем набрать номер, она наклоняет голову к потолку, как бы прислушиваясь, не идет ли ее муж.
Нет. Быстрый поворот бинокля показывает, что он все еще занят своими ногтями.
Ниже Кэтрин правильно полагает, что путь для действий свободен, касается своего телефона и подносит его к уху.
Я позволила своему взгляду вернуться в спальню, где сейчас посреди комнаты стоит Том, прислушиваясь к тому, что делает жена внизу.
Только Кэтрин молчит. Держа телефон и постукивая ногой, она ждет, когда тот, кому она только что позвонила, ответит.
Наверху Том на цыпочках пересекает спальню и выглядывает в открытую дверь, от которой я вижу только кусочек. Он исчезает через нее, оставляя спальню пустой, а я двигаю бинокль, чтобы попытаться поймать его появление в другом месте на втором этаже. Я веду взгляд мимо тренажерного зала в офис.
Тома я не вижу.
Я возвращаю свой взор в гостиную, где Кэтрин сейчас говорит по телефону. Впрочем, это не разговор. Она не делает пауз, чтобы дать собеседнику высказаться, и я предполагаю, что она записывает сообщение. Срочное, судя по всему. Кэтрин слегка сгорбилась, прижав руку ко рту, когда говорила в телефонную трубку, ее глаза бегают туда-сюда.
На другой стороне дома мое внимание привлекло движение.
Том.
Сейчас на первом этаже.
Выходит из кухни в столовую.
Медленно.
С осторожностью.
Его длинные, тихие шаги заставляют меня думать, что это попытка не быть услышанным. Его губы сжаты вместе, а подбородок выдвинут вперед, выражение его лица непроницаемо. Ему могло быть любопытно. Он мог быть обеспокоен.
Том пробирается в другой конец столовой, и вот они вдвоем теперь в поле моего зрения. Она все еще разговаривает, видимо, не обращая внимания на мужа, наблюдающего за ней из соседней комнаты. Только когда Том делает еще один шаг, Кэтрин осознает его присутствие. Она стучит по телефону, прячет его за спину, поворачивается к нему лицом.
В отличие от мужа, выражение на лице Кэтрин считывается легко.
Она поражена.
Тем более что Том подходит к ней. Не злой, нет. Он выглядит напряженным.
Он что-то говорит Кэтрин. Она говорит что-то в ответ. Она кладет телефон в задний карман, прежде чем поднять руки – жест невинности.
– Наслаждаетесь видом?
Звук чужого голоса – в этот час, в этом месте – так меня пугает, что я чуть не выронила бинокль во второй раз за день. Мне удается удержать бинокль, когда я отрываю его от лица и, все еще трясясь, ищу источник голоса.
Это незнакомый мне человек.
Очень красивый мужчина.
Ему за тридцать, он стоит справа от крыльца на клочке сорной травы, служащей буфером между домом и лесом, расположенным рядом. Уместно, учитывая, как он одет, предположить, что он лесоруб. Как с пинап-календаря. Узкие джинсы, рабочие ботинки, фланелевая рубашка, обернутая вокруг узкой талии, широкая грудь, выпирающая из-под белой футболки. Свет волшебного часа, отражающийся от озера, придает его коже золотистое сияние. Это сексуально и нелепо в равной мере.
Ситуация еще более странная. Я одета почти так же. Кроссовки Adidas вместо ботинок, и мои джинсы выглядят потертыми. Но я сама понимаю, как неряшливо я всегда одеваюсь, когда бываю на озере.
– Простите? – сказала я.
– Вид, – говорит он, указывая на бинокль, который я все еще держу в руках. – Видно что-нибудь интересное?
Внезапно – и справедливо – чувствуя себя виноватой, я положила бинокль на шаткий стол рядом с креслом-качалкой.
– Просто деревья.
Мужчина кивает.
– Листва в это время года прекрасна.
Я встаю, иду к концу крыльца и смотрю на него сверху вниз. Он подошел ближе к дому и теперь смотрит на меня с блеском в глазах, как будто точно знает, чем я занимаюсь.
– Не хочу показаться грубой, – говорю, – но кто вы и откуда пришли?
Мужчина делает полшага назад.
– Ты уверена, что не хотела показаться грубой?
– Может, и так, – отвечаю. – Но ты так и не ответил на мой вопрос.
– Я Бун. Бун Конрад.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Это не может быть его настоящим именем.
– А пришел я оттуда.
Он мотает головой в сторону леса и дома, едва виднеющегося в двухстах ярдах за редеющими деревьями. Участок Митчелла. Хижина А-образной формы, построенная в семидесятых годах, спряталась в небольшом изгибе берега озера. Летом единственная его часть, видимая из дома моей семьи, – это длинный причал, вдающийся в озеро.
– Ты гость Митчеллов? – спрашиваю я.
– Я у них, вроде как, наемный помощник, – говорит Бун. – Митчеллы сказали, что я могу остаться на пару месяцев, если поработаю пока у них здесь. Поскольку мы соседи, я решил зайти и представиться. Я бы сделал это раньше, но был слишком занят ремонтом пола в их столовой.
– Приятно познакомиться, Бун. Спасибо, что зашел.
Он делает паузу.
– Ты не представишься, Кейси Флетчер?
Я не удивлена, что он знает, кто я. Многие люди узнают меня в лицо, хотя иногда и не знают моего имени.
– Ты только что сделал это за меня.
– Извини, – говорит Бун. – Митчеллы сказали мне, что ваша семья владеет домом по соседству. Я просто не думал, что ты будешь здесь.
– Я тоже.
– На какое время ты планируешь остановиться здесь?
– Это зависит от моей матери, – говорю я.
На губах Буна играет хитрая ухмылка.
– Ты делаешь все, что велит тебе мама?
– Все, кроме того, чтобы не делать этого.
Я поднимаю свой стакан.
– А как долго ты будешь оставаться здесь?
– Подозреваю, еще несколько недель. Я здесь с августа.
– Я не знала, что Митчеллам нужно столько работы по дому.
– Честно говоря, нет, – говорит Бун. – Они просто делают мне одолжение после того, как я оказался в затруднительном положении.
Интригующий ответ. Это заставляет меня задаться вопросом, какова его сделка. Я не вижу обручального кольца, – видимо, моя новая навязчивая идея, – значит, он не женат. По крайней мере, не сейчас. Возможно, он недавно развелся. Жена получила дом. Ему нужно было место, где пожить. А тут подвернулись Дэвид и Хоуп Митчеллы, дружелюбная, но скучная пара пенсионеров, заработавшие деньги на фармацевтике.
– Как тебе жизнь на озере?
– Тихо, – говорит Бун, подумав несколько секунд. – Не пойми меня неправильно. Мне нравится тишина. Но, похоже, здесь ничего особенного не происходит.
Говорит как человек, чья супруга не была найдена мертвой на берегу озера четырнадцать месяцев назад.
– Нужно привыкнуть, – отвечаю я ему.
– Ты тоже здесь одна?
– Да.
– Тебе не одиноко?
– Иногда.
– Что ж, если тебе когда-нибудь станет скучно или тебе понадобится компания, ты знаешь, где меня найти.
Я замечаю его тон, где-то между дружелюбным и кокетливым. Это удивительно, но приятно для кого-то вроде меня, которая посмотрела слишком много рождественских фильмов на канале Hallmark. Так они всегда начинают. Измученная профессиональная женщина из большого города встречает сурового местного мужчину. Искры летят. Сердца тают. Оба живут долго и счастливо.